Роузлинд (Хмельная мечта) - Роберта Джеллис

Тринадцатого августа прибыл запыхавшийся гонец с сообщением, что лорд Ричард благополучно высадился на берег в Портсмуте и на следующий день прибудет в Винчестер. Гонец также сообщил о том, что народ приветствует короля и благословляет его имя. Элинор заметила, как довольна была королева – она добилась своего: объездив почти всю страну, освобождая политических заключенных, ослабляя жесткие правила охоты, наводя порядок в стране – и все с именем короля, своего сына, она сделала доселе неизвестного в Англии Ричарда чуть ли не любимцем народа, и народ оказывал ему сердечный прием. Значит, со стороны купцов, мастеровых и мелких баронов сопротивления не будет. А что касается крупных землевладельцев, тут надо будет разбираться с каждым в отдельности.

Когда на следующее утро они выехали из Винчестера, стало ясно, что курьер говорил сущую правду. По обочинам дорог стояли люди из окрестных сел. Элинор не удивляло то, как быстро распространились новости. У себя в поместье она не раз наблюдала, как быстро передаются они из уст в уста – куда быстрее, чем их может донести курьер на самом быстром коне. Она просто радовалась за королеву, которую окружали сейчас счастливые лица. Повсюду слышались приветственные крики. Из рассказов о прежних временах Элинор знала, что, бывало, толпа встречающих стояла с каменными лицами и проклятиями на устах. Иногда дело даже доходило до того, что в дворян летели комья земли и отбросы.

Не все придворные были так же радушны. Правда, не было и оппозиции Ричарду. Его претензии были понятны и не омрачены ничем – разве что тем, что он преследовал своего отца, пока тот не погиб. Но не это делало обстановку при дворе невыносимой. Большинство как раз было радо избавиться от Генриха, даже те, кто получал от него различные привилегии. Настроение придворных в этот день было переменчивым, как погода: сначала, ярко светило солнце надежды, затем неизвестно откуда взявшийся ветерок слухов нагнал тучи сомнений, которые разразились дождем сожаления. Но прежде чем угроза утонуть в обрушившемся ливне стала реальной, свежий бриз слухов разогнал облака, и снова засияло солнце надежды.

Элинор не передалось общее настроение, хотя у нее были причины испытывать то страх, то надежду при мысли о предстоящем приезде Ричарда. Саймон был мрачен, почти не улыбался, когда она в это утро, как обычно, пришла к нему. Он сидел или лежал, подчиняясь ее приказу, закрыв глаза и сжав губы, пока она снимала грязные бинты, промывала раны и заново бинтовала его. Никогда раньше он не вел себя так.

– Тебе больно, Саймон? – спросила она.

– Нет.

– Ты нездоров?

– Нет.

Она склонилась к нему и положила руку на его лоб, проверяя, нет ли у него жара, затем коснулась шеи, проверяя пульс. Температура была нормальной, но Элинор почувствовала, как бешено пульсирует кровь под ее пальцами.

– В чем дело? – прошептала она. Саймон отвернулся, затем взглянул на нее.

– Королева сделала для тебя все, что в ее силах, но не вздумай использовать свои трюки против короля. Лорд Ричард – учтивый рыцарь, но…

– Но, прежде всего он – король? Я это знаю. Саймон покачал головой и снова отвернулся:

– Он не любит женщин, – тихо произнес он, как будто каждое слово давалось ему с трудом.

Элинор поняла, что Саймон предупреждает ее не играть с огнем – не флиртовать с королем. Она была озадачена как предупреждением, так и тем, что Саймон был явно расстроен этим разговором. Но когда она попыталась выжать из него причину его плохого настроения, Саймон совсем отвернулся от нее процедив, сквозь зубы:

– Оставь меня в покое. Делай, что велит тебе король, и все будет в порядке.

Из этого Элинор заключила, что Саймон знает что-то такое, о чем умолчала королева.

Но все сомнения и страхи вылетели из ее головы, когда Элинор увидела подъезжавшего лорда Ричарда. Все придворные были разнаряжены в парадные одежды, но кортеж Ричарда затмевал своим блеском все вокруг, как солнце затмевает луну, и даже среди этого блеска король выделялся своим великолепием. Его доспехи сверкали позолотой, его алый плащ и попона лошади были расшиты золотом и украшены драгоценными камнями.

Подъехав на достаточно близкое расстояние, он соскочил с лошади с грацией дикой кошки. Медленно спешившийся Саймон едва успел помочь королеве, как Ричард был уже рядом с ними. Предвосхищая поклон матери, король живо преклонил колено, прося ее благословения. Впервые Элинор услышала, как дрожит голос королевы, обычно такой властный и уверенный. Она поцеловала протянутые к ней руки Ричарда, а когда он выпрямился, поцеловала его в щеки, а затем в губы.

Они обменялись всего несколькими словами, шепотом, так что никто из встречавших ничего не смог разобрать. Затем Ричард повернулся к кортежу, сопровождавшему королеву. Все стояли, преклонив колени, пока он приветствовал свою мать. Улыбаясь, король жестом приказал всем подняться. У Элинор при виде его красивого лица перехватило дыхание: он был такого же крепкого телосложения, как Саймон или Вильям Маршал, но гораздо более гибкий, с великолепной грацией в движениях. Его рыжие волосы отливали золотом, он носил их чуть длиннее, чем требовала нынешняя мода, отчего кончики слегка завивались; сияющие голубые глаза напоминали ясное летнее небо; светлую, слегка бледноватую кожу не портили веснушки – характерная черта всех белолицых Анжуйских.

Король повернулся к Саймону и произнес несколько слов. Элинор с облегчением увидела, что Саймон от души рассмеялся, отвечая ему, и когда Ричард протянул ему руку для поцелуя, Саймон склонился к ней с благоговением. Затем король проследовал вдоль стоявших в ряд придворных и священнослужителей, обращаясь с любезными словами к тем, кого узнавал в лицо или по гербу на щите. Он доброжелательно заговорил с двумя-тремя дамами, но не с Элинор, которая вовремя отступила за спины, как и полагалось скромной девице на выданье. Она даже слегка отвернулась, чтобы не встретиться с королем взглядами, решив для себя, что чем меньше король обратит сейчас на нее внимания, тем будет лучше для нее.

В этот момент Элинор увидела рыцаря, который вторым после короля преклонил колено перед королевой. По чистой случайности он поднял голову, и их взгляды встретились. У Элинор сжалось все внутри от этого взгляда, хотя она и затруднилась бы назвать причину. В его глазах не было угрозы, но во взоре сквозила такая жадность, что казалось: дай ему волю – он проглотит весь мир. Элинор невольно отпрянула назад. Позже, уже перед сном, она не могла вспомнить, показалось ей или нет, что королева поцеловала этого рыцаря после некоторых колебаний.

Но королева была искренней, а не играла на публику, и Элинор поняла, что перед ней младший из братьев, лорд Джон, любимчик, восставший против отца, когда тот состарился. Он был совершенно не похож на брата. Ричард унаследовал от отца цвет волос и глаз, а от матери – рост. Джон был полной противоположностью: низкорослый и коренастый, как Генрих, их отец, и темноволосый и кареглазый, как мать.