Другой взгляд на Сталина - Людо Мартенс

I. «Контрреволюционный актив». Принадлежит ли к данной категории кулак – должно было определять ОГПУ, и в резолюции устанавливался предел для этой категории в 63 тысячи для всего СССР. Их средства производства и частная собственность конфисковались; главы семей приговаривались к заключению в тюрьму или концлагерь. Те из них, кто был «организатором террористических актов, контрреволюционных демонстраций и повстанческих организаций», могли быть осуждены на смерть. Члены их семей высылались с отнесением их к категории II.

II. «Остальные элементы кулацкого актива», в особенности богатейшие кулаки, крупные кулаки и бывшие землевладельцы. Они объявлялись «менее активной оппозицией советской власти, но были сверхэксплуататорами и, естественно, поддерживали контрреволюционеров». Список кулацких хозяйств этой категории готовился районными Советами и утверждался окружными исполнительными комитетами на основе решения собраний колхозников и групп бедных крестьян и батраков, проводимых инструкторами местных Советов; верхний предел для всего СССР составлял 150 тысяч хозяйств. Средства производства и часть собственности этих семейств конфисковались; они могли оставить самое необходимое из домашних вещей, некоторый инвентарь, немного еды и до 500 рублей на семью. Затем их высылали в отдаленные районы Севера Сибири, Урала или в Казахстан, или в отдаленные районы их собственной области.

III. Большинство кулаков, «вероятно, заслуживали доверия в их отношении к советской власти». Их насчитывалось от 396 до 852 тысяч. У них конфисковалась лишь часть средств производства, и они высылались на новые земли в пределах административного района{237}.

На следующий день, 31 января, в редакционной статье журнала «Большевик» разъяснялось, что ликвидация кулаков как класса была «последним решительным этапом борьбы с внутренним капитализмом, который надо довести до конца; ничто не должно преграждать путь; кулаки как класс не покинут историческую сцену без самого жестокого сопротивления»{238}.

Кулацкое наступление обретает силу

За первые шесть месяцев 1930 года в Сибири была отмечена тысяча актов кулацкого террора. С 1 февраля по 10 марта было раскрыто 19 «повстанческих контрреволюционных организаций» и 465 «кулацких антисоветских групп», состоявших более чем из 4 тысяч кулаков. Согласно советским историкам, «в период с января по 15 марта 1930 года кулаки организовали в стране (исключая Украину) 1678 выступлений, сопровождаемых убийствами партийных и советских работников и колхозных активистов, уничтожением колхозного и совхозного имущества». В Сальском округе на Северном Кавказе в феврале 1930 года неделю длились волнения. Советские и партийные здания сжигались, а склады колхозов были расхищены. Кулаки, ожидавшие высылки, выдвинули лозунг: «За Советскую власть без коммунистов и колхозов». Звучали призывы к роспуску партийных ячеек и колхозов и возвращению их конфискованной собственности. Кое-где звучали призывы «Долой колхозы» и «Да здравствует Ленин и Советская власть»{239}.

К концу 1930 года было экспроприировано 330 тысяч кулацких семей; большинство из них с февраля по апрель. Мы не знаем точное число изгнанных кулаков первой категории, но, по всей вероятности, 63 тысячи «уголовных элементов» приняли первый удар; число смертных приговоров в этой категории тоже неизвестно. К концу 1930 года насчитывалось 77 975 сосланных из второй категории. Большинство экспроприаций было в третьей категории; некоторые были переселены в пределах одной деревни, большинство – в пределах округа{240}.

Каутский и «кулацкая революция»

Когда кулаки вступили в последний бой против социализма, они неожиданно получили помощь из-за границы. В 1930 году бельгийские, немецкие, французские социал-демократы объединились против большевизма, как раз в момент катастрофического кризиса, поразившего империалистические страны. В 1930 году Каутский выпустил статью «Большевизм в тупике», в которой он утверждал, что Советскому Союзу необходима демократическая революция против «советской аристократии»{241}. Он надеялся на «победоносное крестьянское восстание против большевистского режима» в Советском Союзе{242}. Он писал о «вырождении большевизма в… фашизм за последние двенадцать лет»!{243} То есть уже с 1930 года социал-демократия разыгрывала тему «коммунизм = фашизм». Эта была та самая социал-демократия, которая поддержала колониализм, которая делала все, чтобы спасти капитализм после кризиса 1929 года, которая поддержала и организовала антирабочие и антинародные репрессии и, самое главное, которая позже сотрудничала с нацистами!

Каутский обратился с призывом «за демократию для всех»!{244} Он призывал к созданию широкого объединенного фронта с русскими правыми за «демократию, парламентскую республику», заявляя, что «демократы из средних классов России меньше заинтересованы в капитализме, чем Западная Европа»{245}.

Каутский предельно точно выразил линию социал-демократов 30-х годов, боровшихся против Советского Союза: «демократическая революция» против «советской аристократии», против «фашистского перерождения большевизма», за «демократию для всех», за «демократическую парламентскую республику». Участники дебатов в 1989 году узнают те же программу и лозунги, что использовались силами правых в Восточной Европе и Советском Союзе.

«Головокружение от успехов»

К 1 марта 1930 года 57,2 % всех крестьянских семей вступили в колхозы. В Центрально-Черноземной области это число достигало 83,3 %, на Северном Кавказе было 79,4, а на Урале – 75,6 %. В Московской области насчитывалось 74,2 % семей колхозников, на Нижней Волге – 70,1, на Центральной Волге – 60,3 и на Украине – 60,8 %{246}.

Это импульсивное развитие колхозного движения, как и жестокое сопротивление кулаков, которым нередко помогали и крестьяне-середняки, вновь вызвали яростную дискуссию, побудив к открытому выражению в партии противоположных мнений.

Не позднее 31 января Сталин и Молотов послали телеграмму партийному бюро в Среднюю Азию с инструкцией «продвигать вопрос о коллективизации так, чтобы реально вовлечь в нее массы»{247}.

4 февраля по распоряжению Центрального комитета Средневолжский комитет разослал инструкцию местным органам о том, что «коллективизация должна проводиться на основе развития широкой массовой работы среди бедного и среднего крестьянства, решительно борясь с самыми незначительными попытками административными методами заставить крестьян-середняков и бедняков вступать в колхозы»{248}.