Повестка дня — Икар - Роберт Ладлэм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я не вдавалась в такие тонкости, — призналась Зайа, — но такое вполне осуществимо. Я просто собиралась ускорить процесс связи с Махди… Ну что же, этот план мне нравится.
— Да ведь это же выход из положения, — закричал Ахбияд. — И подсказал его нам Бахруди!
— И все же мы пока еще в тупике, — сказала Зайа и опять села. — Загвоздка в том, как мистер Бахруди и мой брат попадут в Бахрейн. Как это можно осуществить?
— Об этом позаботились, — ответил Эван. Сердце в груди учащенно забилось. Его поражало собственное самообладание, свой небрежный тон. Он все ближе и ближе к Махди! — Я говорил Азре, что у меня есть номер телефона, который я не могу вам назвать, но всего несколько слов помогут нам получить самолет.
— Даже так? — воскликнул Ахбияд.
— Здесь, в Омане, ваш благодетель обладает возможностями, о которых вы и не мечтали.
— Все телефонные звонки, направленные как сюда, так и отсюда, прослушиваются, — возразил Азра.
— То, что буду говорить я, можно подслушать, но слова человека, которому я позвоню, — нет. Меня в этом заверили.
— Устройство с помехами? — поинтересовалась Ятим.
— Это входит в комплект оборудования, которое мы используем в Европе. Простой предмет, имеющий форму конуса, прижимают к микрофону. Достигается полное искажение слов, за исключением прямой связи.
— Звоните. — Зайа решительно поднялась со своего места и, быстро обойдя вокруг стола, поменялась местами с Кендриком. Эван набрал номер.
— Алло, — донесся голос Ахмета.
— Самолет, — сказал Кендрик. — Двое пассажиров. Где? Когда?
— Боже мой! — воскликнул молодой султан Омана. — Дай подумать… В аэропорту, конечно. Не доезжая четверти мили до грузовой площадки. На дороге есть поворот. Вас подберет гарнизонный автомобиль. Я скажу, что его украли. На нем вы сможете беспрепятственно проехать мимо охраны.
— Когда?
— На это понадобится время. Везде рыщут люди из службы безопасности, и нужно время на подготовку. Можешь назвать мне пункт назначения?
— Двадцать вторая буква, разделенная пополам.
— V… разделенная пополам… в наклонном положении… I — Иран?
— Нет. По номерам.
— Двадцать вторая…
— Да.
— Бахрейн?
— Да.
— Уже легче. Я сделаю несколько телефонных звонков. И как быстро вам все это понадобится?
— В разгар торжеств. Мы воспользуемся суматохой, чтобы уйти незаметно.
— Это будет примерно в полдень.
— Как скажешь. Между прочим, вели врачу, чтобы он передал кое-что необходимое для моего здоровья.
— Пояс с деньгами, конечно. Его тебе передадут.
— Хорошо.
— На повороте перед грузовой площадкой. Будьте там.
— Будем. — Эван положил трубку. — Мы должны быть в аэропорту в двенадцать часов дня.
— В аэропорту? — закричал Азра. — За нами заедут?
— Нас подберут по пути. Похитят гарнизонный автомобиль, на котором доставят нас в аэропорт.
— Я организую, чтобы один из наших связных здесь, в городе, отвез вас, — сказала Зайа Ятим. — Это будет человек, которому вы дадите адрес в Бахрейне — место встречи. В вашем распоряжении по меньшей мере пять часов до отъезда.
— Нам нужно принять душ, переодеться и отдохнуть, — сказал Азра. — Я уже не помню, когда в последний раз спал.
— Мне бы хотелось продумать ход вашей операции, — заметил Кендрик, вставая со стула.
— Как вам будет угодно, Амаль Бахруди. — Зайа Ятим подошла к Эвану. — Вы спасли жизнь моему дорогому брату, и у меня не хватает слов, чтобы выразить свою признательность.
— Просто доставьте меня в полдень в аэропорт, — ответил холодно Кендрик. — Честно говоря, мне бы хотелось как можно скорее попасть обратно в Германию.
— Договорились. В полдень, — согласилась террористка.
— Уэйнграсс будет здесь в полдень! — воскликнул офицер Моссада, обращаясь к Бен-Ами и подразделению, состоящему из пяти человек, которые расположились в подвале дома в Джейбель Саали в нескольких метрах от могил англичан, захороненных столетия назад. Примитивный каменный подвал был превращен в штаб-квартиру израильской разведки.
— Как он доберется сюда? — спросил Бен-Ами, сняв с головы тюбетейку. Ему гораздо больше шли голубые джинсы и широкая темная рубашка, выглядевшие на нем куда естественней. — У него паспорт, который был выдан в Иерусалиме, а это не лучший из документов.
— Его паспорт вполне может быть выдан не на имя Эммануэля Уэйнграсса. Не сомневаюсь, что паспортов у него больше, чем нищих на площади Жаботинского в Тель-Авиве. Он велел ничего не предпринимать до его приезда. «Абсолютно ничего» — вот его точные слова.
— Похоже, вы относитесь к нему уже не с таким предубеждением, как раньше, — сказал Яков, он же Голубой, который был сыном заложника и командиром подразделения.
— Потому что на этот раз мне не придется подписывать бумаги по его расходам. Их не будет, — не без удовлетворения заметил офицер. — Все, что мне нужно было сделать, это упомянуть имя Кендрика, и он тут же ответил, что уже выезжает.
— Это вовсе не означает, что у него не будет расходов, — хихикнул Бен-Ами.
— Ну уж нет. Я очень конкретно спросил, во что выльется для нас его помощь, и он ответил совершенно недвусмысленно: «Ваши расходы я беру на себя!» Это американское выражение означает, что он освобождает нас от уплаты.
— Мы тратим попусту время! — крикнул Яков. — Нам нужно произвести разведку в посольстве. Изучив планы посольства, мы поняли, что существует по меньшей мере с полдюжины способов добраться туда и освободить моего отца!
Резко подняв головы, все удивленно посмотрели на него.
— Мы тебя понимаем, — тихо промолвил офицер.
— Прошу прощения. У меня это вырвалось непроизвольно.
— Ты больше, чем кто-либо другой, имеешь на это право, — сказал Бен-Ами.
— Все равно я не должен был произносить такие слова. Еще раз прошу прощения. Но почему мы должны ждать этого Уэйнграсса?
— Потому что он — связующее звено, и без него мы не можем начать.
— Понятно! Люди Моссада — всего лишь триггеры. Теперь вы уже хотите помочь американцу, а не человеку, которому собирались помочь раньше. Да, черт побери, моему отцу!
— Результат будет тот же, Яков…
— Я не Яков, — взорвался молодой командир. — Для вас я всего лишь Голубой — сын человека, на глазах у которого в Освенциме разлучили отца и мать, оторвав их друг от друга, перед тем как отправить в газовую камеру. Я хочу, чтобы мой отец целым и невредимым вышел оттуда, и помочь ему сделать это — в моих силах. Сколько еще страданий должно выпасть на долю этого человека? Детство прошло в страхе — он видел, как детей его возраста вешали за пищевые отбросы, которые они пытались украсть, чтобы поесть, как их насиловали свиньи-гомосексуалисты из вермахта. Ему приходилось скрываться, голодать, блуждая по лесам, разбросанным по всей Польше, пока
