Феномен Фулканелли. Тайна алхимика XX века - Кеннет Джонсон

Позднее он пишет, что из этого золота сделали довольно большое кольцо-печатку, которое Шампань носил на безымянном пальце правой руки. На нём были выгравированы фигура Бафомета, рогатого дьявола, окружённая пересекающимися треугольниками (как на магической печати Соломона), месяц, рогами указывающий вверх, и алхимические символы Солнца, Луны и Земли.

Это кольцо после смерти Шампаня перешло к одному из его учеников, десять лет спустя заболевшему болезнью Паркинсона. В 1962 году Амбелен писал: «Он всё ещё жив, но тело не подчиняется ему. Кольцо-печатка из алхимического золота (очень мягкого, поскольку оно было совершенно чистым) до сих пор у него на пальце».

(Я несколько раз писал месье Амбелену в надежде побольше узнать об этом таинственном кольце и его владельце — наряду с другими волнующими подробностями его исследований загадки Фулканелли, но до сих пор не получил никакого ответа.)

Итак, давайте суммируем мнения Канселье относительно сделанных Амбеленом выводов об идентичности Шампаня и Фулканелли. Прежде всего — и это, возможно, наиболее важно — Канселье отрицает, что Жюль Буше, являвшийся главным источником информации Амбелена, был близким другом Жана-Жюльена Шампаня. Кроме того, он никогда не был одним из Гелиопольских братьев.

Канселье довольно саркастически замечает: «Должно быть, Жюль Буше еженедельно навещал Шампаня в течение двадцати лет в обстановке строжайшей секретности, поскольку я никогда его там не встречал. Я видел его два или три раза в самом начале, в 1922 году, в арнувилльской развалюхе Шампаня вместе с Гастоном Соважем, а в следующий раз мы встретились только в 1946 году».

Это, следует отметить, весьма важное замечание, поскольку Канселье и Шампань прожили на одной лестничной площадке на рю Де-Рошешуар около десяти лет.

О посвящении на принадлежащем Буше экземпляре своей книги «Две алхимические ложи» Канселье также сардонически замечает: «Разумеется, он лучше, чем кто бы то ни было, знал тайну личности Фулканелли — главным образом поскольку несколько раз слышал упоминавшееся в разговорах имя Учителя и даже никогда не имел чести встречаться с ним лично».

Канселье категорически отрицал, что Шампань когда-либо создавал золото и тем более делал из него кольца-печатки. Также он опровергает сообщение Амбелена, что Шампань инкогнито посещал издателя Шемита.

«Я ручаюсь, что он (Шемит) никогда не встречался с Жюльеном Шампанем и что последний никогда не сопровождал меня в визитах к Шемиту. По этому вопросу у меня есть два заявления, одно в рукописной форме, другое — в печатной, в которых факты излагаются достаточно прямо и ясно».

Также он сказал, что владеет документами, подписанными Шемитом и датированными один 6 апреля 1926 года, а второй — 6 ноября 1929 (то есть когда Шампань был ещё жив), которые удостоверяют, что единственным владельцем текстов «Тайны соборов» и «Философских обителей», а также иллюстраций к ним является лично он, Канселье. По его словам, Фулканелли поручил ему опубликовать обе книги и передал все права на роялти — «как он и обещал, в качестве вознаграждения за мою долгую службу и ученичество». Однако он добавляет, что ни то ни другое не сделали его богачом.

В ответ на утверждение, что Шампань лично написал предисловия к обеим книгам и заставил его подписать их, Канселье также достаточно прямо заявил, что не стал бы этого делать и предоставил бы Шампаню самому подписывать свои работы. Кроме того, предположение, что Канселье не писал этих предисловий, само себя опровергает по двум важным пунктам: 1) их стиль значительно отличается от стиля остального текста, написанного Фулканелли (или, по теории Амбелена, Шампанем); 2) он остаётся неизменным во всех последующих предисловиях, написанных уже после смерти Шампаня.

Канселье утверждает, что оригинальные рукописи Фулканелли были вовсе не на линованной квадрилле цвета сепии, как полагает Амбелен, а на белой нелинованной бумаге. Более того, они написаны его, Канселье, наклонным почерком, поскольку были продиктованы ему непосредственно Фулканелли. Кроме того, было всего два (а отнюдь не восемь) набора гранок, корректуру которых делал тоже он, по инструкциям Учителя.

Канселье отрицает, что Шампань «подделал» иллюстрации для книг Фулканелли, раскрашивая бледные фотографические увеличения. «Он был подлинным мастером карандаша и кисти, — говорит Канселье, — подобно тому как виолончелист полностью владеет своим инструментом».

Однако он подтвердил, что Шампань экспериментировал в области спагирики — то бишь получения медицинских препаратов с помощью алхимических методов — и готовил «целебные тинктуры» на маленькой пузатой жаровне.

Они с Шампанем ставили опыты в больнице Бруссэ — где, как ошибочно заявляет Амбелен, Шампань и умер, — но не с мазями, а с гипсовыми повязками и под наблюдением доктора Бросса и профессора Лобри. Он резонно замечает, что, если бы, как говорит Амбелен, Шампань умер в больнице, ему вряд ли удалось бы забрать себе его «тросточку и последние одежды». Мы уже приводили слова Канселье, что он просто отдал костыли Шампаня сестре милосердия, а также причины, по которым он не стал бы присваивать указанные предметы.

Что касается каморки Шампаня на рю Де-Рошешуар, то Канселье сообщает, что там не было никаких залежей книг, громоздившихся вдоль стен; единственными печатными материалами там были семь томов «Новой иллюстрированной энциклопедии Ларусса». Вот как он описывает жилище Шампаня — комнатку площадью едва в двенадцать квадратных метров:

«Когда вы входили, прямо перед вами оказывалось обращённое на юг створчатое потолочное окно, расположенное в откосе крыши и делящее потолок пополам. С полом оно сходилось под острым углом, и это пространство было забито всякими вещами и домашней утварью. Слева от двери стояла деревянная кровать, далее — упиравшийся в потолок маленький шкафчик, который стоит теперь у меня; далее, занимая собой всё оставшееся пространство у стены, стоял стул, на котором громоздились все семь томов „Новой иллюстрированной энциклопедии Ларусса“. Справа от стены отходил мраморный камин; между ним и откосом потолка бок о бок стояли два сундука; в первом хранили уголь, второй, больше размером, служил шкафом. Справа за дверью в углу комнаты располагался альков, отгороженный занавеской, свисавшей с балки, которая отходила от каминной трубы. Картину довершали маленький стол и второй стул».

В принципе невозможно, чтобы у Шампаня по этому адресу была алхимическая лаборатория, равно как и в Вилльер-ле-Бель, у его родителей, которые, следует отметить, переехали туда только в 1913 году.

«Единственное помещение, заслуживающее наименования лаборатории, которое он мог использовать, было в отдельной комнатке на рю Вернье. Я бывал там каждую неделю с лета 1916 года, пока туда не въехала какая-то семья», — говорит Канселье который именно в то время исполнял обязанности агента Шампаня, обеспечивая того заказами на художественные работы.

Что же до эксцентричных выходок Шампаня — спанья одетым, использования парафиновой лампы в качестве маяка, магических благовоний и путешествий вне тела, — Канселье отвергает их как «форменный бред, который оттолкнёт одних и покажется романтическим и значительным другим».

В ответ на обвинения Шампаня в розыгрышах и злых шутках, Канселье говорит, что сам Жюль Буше, который умер в 1957 году, был знатным рассказчиком небылиц и любил придумывать себе псевдонимы вроде Эрью ле Бук или Жюлиус Усербо, которые были анаграммами его настоящего имени. Далее он сообщает, что среднее имя Шампаня было вовсе не Юбер, как утверждает Амбелен, а, по забавной случайности, такое же, как у его (Канселье) дедушки по материнской линии.

И наконец, Канселье справедливо замечает, что сочинения Фулканелли говорят сами за себя и свидетельствуют, что их автор был человеком высочайших достоинств, поэтому многие писатели были бы просто счастливы выдать их за свои.

Глава четвёртая

Практика

Учёные, в особенности когда они покидают поле своей непосредственной специализации, оказываются такими же обычными, упрямыми и неразумными людьми, как и все остальные, а необычайно высокий интеллект лишь делает их предубеждения значительно более опасными, ибо даёт возможность облекать их в чрезвычайно гладкие и возвышенно звучащие рассуждения.

Теоретическая физика приобретает всё более и более оккультный характер, радостно ниспровергая все ранее незыблемые законы природы и обращаясь к таким сверхъестественным понятиям, как дыры в пространстве, негативная масса и даже текущее вспять время… Величайшие физики… ощупью движутся в сторону синтеза физики и парапсихологии.