Мифы о Китае: все, что вы знали о самой многонаселенной стране мира, – неправда! - Бен Чу

Происхождение слова «кули» неясно. По одной теории, оно происходит от португальского слова для обозначения индийского раба. По другой — от китайского слова «ку ли», которое можно перевести как «горькая сила». Слово это связывается в нашем сознании не с индийцами, а с китайцами, однако ассоциация с рабством также уместна.

После того как в 1830‑х годах британский военный флот занялся искоренением торговли африканскими рабами, в колониях и на прежде зависимых территориях Латинской Америки начала ощущаться нехватка рабочей силы. Эта брешь стала заполняться за счет китайских крестьян. Около 95 тысяч их было завербовано в середине XIX века для работы на сахарных и хлопковых плантациях и для сбора гуано на островах Перу, освободившегося к тому времени от подчинения испанской короне. Местные компрадоры вербовали китайских крестьян, суля им возможность неплохо заработать за границей. Китайцы подписывали контракт на определенный срок, чаще всего на восемь лет, после чего их переправляли в португальскую колонию Макао, откуда корабли европейских стран доставляли свой живой груз в Новый Свет. Жизнь этих рабочих по прибытии в Перу, хотя номинально они и считались свободными, мало чем отличалась от существования работавших здесь до них африканских рабов. Их заставляли работать не разгибаясь все семь дней в неделю. Им приходилось платить работодателям за питание и жилье, что часто оставляло их практически без заработка. Пытавшихся бежать ловили и, выпоров, выставляли в качестве наказания под палящее солнце. Многие из них кончали жизнь самоубийством, а в 1870‑м пять сотен кули подняли бунт в расположенной к северу от Лимы долине Пативилка, безжалостно убивая белых перуанцев.

В этот же период на Кубу было транспортировано около 125 тысяч китайцев. Здесь также участь их была ненамного лучше участи рабов. Некоторые из них приезжали сюда добровольно, однако большую их часть завербовали с помощью обмана или силой их же собственные соотечественники. Кубинские плантаторы называли китайских вербовщиков «corredores», ранее этим словом они обозначали африканцев, продававших в рабство своих соплеменников. Сходство на этом не заканчивается. Китайцев перевозили на тех же кораблях, под командованием тех же капитанов, на которых прежде транспортировали африканских рабов. Корабли эти из-за чудовищно высокой смертности среди тех несчастных, кого они перевозили, были известны под прозвищем «плавучие гробы». Из каждой сотни людей до места назначения живыми добирались только семьдесят. По прибытии выживших китайцев размещали в тех же помещениях, где до них жили рабы. Их столь же жестоко наказывали, заковывая в колодки и кандалы за неповиновение. По закону, в случае отказа подчиниться условиям контракта, их могли даже казнить. На Кубе китайцы работали бок о бок с чернокожими рабами, выполняя одинаковую с ними работу. По истечении восьмилетнего срока контракта их часто принуждали подписать новый контракт. Для большинства из них это ничего не меняло, так как они не в состоянии были скопить достаточно денег, чтобы оплатить обратный путь на родину. Китайцы, оказавшиеся на Кубе, как и их собратья в Перу, бежали оттуда при малейшей возможности. Проводившаяся на острове перепись 1872 года зафиксировала, что из 35 000 связанных условиями контракта кули 7000 находились в бегах. Около двух тысяч китайцев сражались вместе с кубинцами, восставшими против испанского владычества. В Гаване есть памятник, воздвигнутый в честь павших в этой борьбе кубинских китайцев. На нем выбиты слова: «Среди кубинских китайцев не было ни одного дезертира и ни одного предателя». В очередной раз китайцы продемонстрировали, что вопреки закрепившейся за ними репутации они вовсе не были такими уж покорными.

В то время как китайцы подвергались безжалостной эксплуатации, интеллектуалы Викторианской эпохи, как вы помните, захлебывались от восторга по поводу их несравненной трудовой этики. Тут не обошлось и без фантазий. В 1873 году сэр Фрэнсис Гальтон, викторианский эрудит, приходящийся двоюродным братом Чарлзу Дарвину, выступил со смелой идеей колонизации Африканского континента с использованием труда китайцев, «в твердой уверенности, что китайские иммигранты не только выживут, но и приумножатся, и их потомки вытеснят низшую негритянскую расу. Я надеюсь, что спустя некоторое время на африканском побережье, сейчас негусто населенном ленивыми, праздными дикарями, будут обитать трудолюбивые, любящие порядок китайцы, которые либо сохранят полузависимость от Китая, либо же будут жить самостоятельно, согласно собственным законам».

Редьярд Киплинг также подчеркивал контраст между трудолюбием китайцев и «этой огромной и ленивой страной» — Индией. Сидя на балконе гостиничного номера в Гонконге, поэт размышлял о том, что «если бы под нашей властью находилось столько китайцев, сколько сейчас находится индийского населения, и если бы они получили от нас десятую часть баловства и мучительного подталкивания вперед, заботливого, даже трепетного внимания к их интересам и устремлениям, от того, что получает от нас Индия, мы бы давно были изгнаны или, напротив, пожинали великолепные плоды этой богатейшей из стран на поверхности Земли».

В устах лорда Рассела, британского премьер-министра от партии либералов середины XIX века, использование труда китайцев представало в виде некоего христианского долга. «Поощряя законодательным путем эмиграцию из Китая и одновременно энергично препятствуя постыдной африканской работорговле, — писал он, — христианские правительства Европы и Америки смогут принести огромной части человечества пользу, значимость которой будет трудно переоценить».

Бельгийский король Леопольд II, пользующийся особенно дурной репутацией даже по сравнению с колонизаторами своего времени, рассуждал примерно в том же духе. «Сколько будет стоить основать пяток больших китайских поселений в Конго? …Две тысячи китайцев по периметру наших границ — во что нам это обойдется?» — задавал он вопрос своему помощнику. В 1892 году, воплощая эту его мечту, около 540 китайских рабочих из Гонконга и Макао погибли на строительстве железной дороги Леопольда в Конго. Из них примерно 300 человек умерли от непосильного труда, а остальные бежали в буш, и о судьбе их более ничего не известно. Бедняга Леопольд, по-видимому, задавался вопросом, что произошло с их прославленной трудовой этикой.

В 1874 году португальцы прекратили использование Макао в качестве центра по вербовке кули, что положило конец этому бизнесу. Который бы тем не менее несомненно продолжился, если бы некоторым знаменитым англичанам, интеллектуальным сливкам общества того времени, не воспрепятствовали в исполнении их планов. Эти люди, гордые своей просвещенностью, выразившейся в отмене африканской работорговли, потирали руки при мысли об усилении эксплуатации азиатских кули.

Но и в местах, где китайские рабочие пользовались большей свободой, судьба их была полна горечи. Китайцы называют Америку «мэй го», что означает «прекрасная страна». Однако, руководствуясь ложными представлениями о ненасытном стремлении китайцев к тяжелому труду, прекрасная страна повернулась к ним своей уродливой стороной. В 1873 году в США начался затяжной экономический кризис. После обвала на фондовой бирже произошло резкое замедление экономического роста по сравнению с бурным развитием экономики середины века. Цены на сельскохозяйственную продукцию упали, что привело к разорению многих фермеров. В результате снижения заработков рабочим семьям трудно стало сводить концы с концами. Безработица достигла предельного уровня. И, как это часто случается в периоды экономического спада, начались поиски козла отпущения. Он вскоре был найден в лице китайских рабочих, иммигрантов, привлеченных в страну вначале калифорнийской золотой лихорадкой, а затем бумом железнодорожного строительства. Китайцы представляли собой легкую мишень для издевательств. Они резко выделялись и внешне, и по своей культуре: низкорослые, со своими косами и непонятным языком. Есть жестокая ирония в том, что работавшие в Калифорнии ирландские и русские мигранты, на себе испытавшие травлю со стороны заполнявшего восточное побережье сброда, теперь сами отыгрывались на китайцах. И в ряду многочисленных поводов для претензий среди этих прибывших из Европы американцев по отношению к своим собратьям по эмиграции главным оказался один: отношение китайцев к работе.

В массах росло возмущение, богатых грабителей — капиталистов обвиняли в том, что в целях экономии на оплате труда рабочих они нанимают усердных и дешево обходящихся китайцев. Однако именно китайцам, а вовсе не работодателям пришлось ощутить на себе всю силу народного гнева. Денис Керни, владелец предприятий по изготовлению тачек в Сан-Франциско, эмигрировавший в Америку из графства Корк, основал группу под названием Партия рабочих Калифорнии. Их девизом стало недвусмысленное: «Китайцы должны уйти». В опубликованном в «Индианаполис таймс» за 28 февраля 1878 года письме Керни излагает свои идеи. Вот отрывок из письма: