Камин для Снегурочки - Дарья Донцова

Анна Львовна уже начала забывать Настю, когда та неожиданно объявилась дома, причем в самом роскошном виде. Наткнувшись в кухне на беглянку, Анна удивилась безмерно, и было чему. Во-первых, Настя внешне выглядела так, словно прошедших лет не было, более того, она похудела и смотрелась моложе, чем раньше. Во-вторых, увидев пожилую соседку, Настя обняла ее, поцеловала и очень ласково воскликнула:

– Ой, тетя Аня, как хорошо вернуться домой!

Анна Львовна изумилась настолько, что ляпнула:

– Что с тобой приключилось? Отчего такая вежливая стала?

Настя улыбнулась:

– Да уж! Была я выдающейся хамкой, хорошо, жизнь меня научила! Теперь я совсем другая.

– Добро, кабы так, – недоверчиво пробормотала Анна Львовна.

Прошло около трех месяцев. Настя исправно ходила на службу. Правда, Анна Львовна не знала, где работает соседка. Скандалов больше не было, но Ариадна становилась все мрачнее и мрачнее, просто почернела вся. А затем Настя опять пропала.

Через две недели после ее исчезновения Миша, старший сын Анны Львовны, покончил с собой. На столе он оставил короткую записку: «В моей смерти прошу никого не винить». Но когда ослепшая от слез Анна Львовна отрыдала девять дней, по почте ей пришло письмо от Миши.

«Мама, – писал он, – если ты читаешь эти строки, значит, меня нет в живых. Не надо плакать, ей-богу, в могиле будет лучше, потому что жизнь моя все равно закончилась…»

Глаза Анны Львовны бежали по строчкам, и ей делалось все хуже и хуже. Оказывается, Миша давно любил Настю, предлагал ей стать его женой, но девушка категорически отказывалась, говоря:

– Наши мамы ненавидят друг друга, ничего хорошего у нас не получится. Жить-то нам всем в одной квартире.

Миша пообещал приобрести собственную жилплощадь, но Настя не стала ждать, пока парень разбогатеет, и ушла из дома.

– Только из-за тебя покидаю родные пенаты, – сообщила она ухажеру, – нам лучше друг друга не видеть.

Хлопнула дверь, и Настя как в воду канула. Встретились они случайно, спустя много времени. Миша заскочил в кафе перекусить и увидел там Настю. Его чувства вспыхнули с новой силой, Настя тоже была рада встрече. Поговорив друг с другом, они решили пожениться. Именно поэтому Настя вернулась домой, хотела, чтобы свадьба состоялась по-людски, вместе с мамами. Пара собиралась подать заявление в загс, а потом рассказать о своих планах Анне и Ариадне. У Миши не было секретов от любимой, он в конце концов рассказал ей, где лежат накопленные деньги. Сумма была большой, чуть-чуть не хватало для покупки трехкомнатной квартиры. Счастье казалось парню безоблачным, но за пару дней до похода в загс Настя ушла из дома, оставив Мише обрывок бумажки с одной фразой: «Полюбила другого, ищи себе новую невесту». Михаил сначала подумал, что Настя глупо пошутила, потом он решил положить в заначку очередную порцию денег, открыл тайник и обнаружил, что тот пуст.

Владельцу автосервиса сразу стало понятно, кто ограбил его. Только Настя знала, в каком месте спрятаны доллары.

Анна Львовна снова перевернула фотографию лицом вверх.

– Вот этого удара Миша пережить не смог. Поймите, ему не было жаль накопленного. Попроси Настя денег, сын отдал бы ей их с радостью. Он даже мог бы понять, что Настя влюбилась в другого человека… Но когда сообразил, что она и не думала о создании семьи с ним, когда понял, что негодяйка просто хотела разведать, где спрятаны тысячи долларов, чтобы украсть их… Когда до Мишеньки дошло, какую мерзавку он обожал, вот тут его нервы не выдержали…

– И как вы поступили, узнав правду? – пролепетала я.

Анна Львовна тяжело вздохнула:

– Пошла к Ариадне и положила перед ней письмо. Та прочитала…

– Ну и?

– Она ничего мне не сказала.

– Как?!

– Так. Молча отдала бумажку назад и ледяным тоном заявила: «Более никогда не входите на мою половину без приглашения».

– А вы?

– Что я?

– Просто так и ушли?

– Странный вопрос.

– Вовсе нет, я бы побежала в милицию.

Анна Львовна кивнула:

– Леня, младший сын, именно так и поступил. Но что толку? Ему там живо объяснили, что дела заводить не станут. Миша в письме негодяйку по имени не называл, указал лишь одну первую букву Н, да и деньги ведь не задекларированы в налоговой были… Так и продолжали жить вместе, молчком. Невестка моя, жена Лени, правда, все порывалась гадость Ариадне сделать, сунула ей один раз кусок мыла в суп, но я узнала об этом и запретила безобразничать. Мы последние годы не разговаривали – ни здрасте, ни до свидания. Она делала вид, что нас не замечает, а мы ее стороной обходили. Один лишь раз она в молчанку играть перестала.

Дело было зимой, прямо в Рождество. Анна Львовна вышла на кухню, увидела, что Ариадна стоит около плиты, и, развернувшись, хотела уйти, но тут услышала:

– Погодите!

Вне себя от изумления Анна воскликнула:

– Вы мне?!

– Да, – последовал сухой ответ, – я хочу сообщить, что моя дочь умерла.

– Настя? – шарахнулась Анна. – Отчего же? Она болела?

– Какая вам разница, – равнодушно сказала Ариадна, – ее господь за грехи наказал. Радуйтесь.

– Хоть ваша дочь и принесла нашей семье огромное горе, – тихо ответила Анна Львовна, – сейчас, узнав о ее кончине, я прощаю Настю. Человек, попавший в царствие божье, неподвластен суду людей.

Ариадна ничего не ответила, молча взяла кастрюльку с кашей и ушла в свою комнату. Больше она не перемолвилась с Анной ни словом, ни разу, до самого переезда на новую квартиру.

– Только я последнее время стала подозревать, что она мне соврала, – завершила рассказ Анна Львовна. – Да еще Ася, невестка моя… Она девушка горячая, конечно, нехорошо поступила…

– А что она сделала?

– Налетела как-то перед разъездом на Ариадну в ванной и заорала: «Ага, ходите тут, улыбаетесь, а Миша лежит в могиле, дочь ваша, воровка, на награбленные денежки хорошо пожила. Ладно, милиция ничего делать не стала, вроде все забыли, дело давнее, но я не пожалею долларов и киллера найму. Пусть пристрелит Настьку, тогда и посмотрим, как выть станете. Думаете, я ничего не помню? Сейчас уедем, и все? Ну уж нет! До смерти вам не прощу».

Ариадна выслушала Асю и ушла, а спустя несколько дней сделала заявление о кончине дочери.

– Она великолепно знает, где Настя, поэтому и придумала про ее смерть, моей глупой Аськи побоялась, – вздыхала Анна Львовна, – теперь мне ясно стало.

ГЛАВА 26

Выйдя от старушки, я, полная злости, снова позвонила в дверь к Ариадне Николаевне. Опять мне открыли без каких-либо вопросов. Прямая жердь замаячила на пороге, я быстро сунула ногу в щель между косяком и дверью.

– Советую впустить меня.

– С какой стати? – холодно обронила Ариадна.

– Вы всю жизнь изображали из себя герцогиню, – заорала я, – чванились, нос задирали! А какое право на это имели? Вы что, лично титул заслужили? Он вам от предков достался? Имейте в виду, я всем расскажу, какая ваша Настя дрянь и что она в тюрьме сидела! Пусть вас стыд съест! Да не за то, что дочь осудили, а за то, что вы ее умершей объявили. А еще верующим человеком считаетесь. Знаете, какой страшный грех живого хоронить!

– А ну иди сюда, – прошипела Ариадна и втянула меня в прихожую. – Ты кто такая?

– Таня.

– Вижу, что не Ваня, – огрызнулась хозяйка. – Зачем сюда явилась?

Я прислонилась к стене и начала выплескивать на Ариадну все, что мне известно. Глаза ее ввалились, а смуглые щеки стали бледно-серыми.

– Так я и знала, – прошептала она, опускаясь на маленький пуфик около ботиночницы, – все думала, думала, но…

По щекам женщины потоком хлынули слезы. Я молчала. Ариадна прижала кулаки к груди.

– За что? За что? – монотонно повторяла она. – За что? Я была не самой плохой матерью. Почему? Дефектный набор генов? Или Насте достался характер моей бабки, та такое творила! Любовников меняла, каждого разоряла, никакого удержу не знала… О господи!

– Может, вам воды принести? – участливо спросила я.

– Воды, воды, воды, – забубнила Ариадна, – верная идея! Утопилась бы, да грех, ой грех! А жить еще грешнее.

Я занервничала, похоже, у дамы непорядок с головой.

– У вас есть валерьянка?

– Валерьянка, валерьянка, валерьянка…

– Сейчас сбегаю, куплю.

– Куплю, куплю, куплю…

Испугавшись еще больше, я шагнула было к двери.

– Нет! – закричала Ариадна. – Постойте, послушайте, сядьте… я… да… виновата, очень, но… я…

Она заговорила бессвязно, лоб ее вспотел, цепочка мелких капелек заблестела и над верхней губой, неровные красные пятна поползли от шеи на щеки. Руки Ариадны, по-прежнему сжатые в кулаки и притиснутые к груди, тряслись, ноги дрожали, все тело, нервно вытянутое в струнку, покачивалось из стороны в сторону, в глазах металось безумие.

Поняв, что оставить ее одну в таком состоянии нельзя, я села на пол около пуфика и стала слушать малосвязную речь. Через некоторое время фразы стали более понятными, я начала вникать в суть.