Визитная карточка флота - Александр Плотников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот где довелось встретиться снова! Сергей невольно улыбнулся, глядя вслед исчезающему в голубой дали самолету. За нарушение правил радиосвязи старшему лейтенанту Лене может нагореть. «Надо попросить посредников вступиться за парня на разборе в штабе соединения», — подумал Урманов.
Одна за другой боевые части и службы обеспечения докладывали о готовности к бою. Поступил доклад и от первой стартовой батареи. В голосе лейтенанта Русакова командир снова уловил нетвердые нотки. «Нет, все-таки он не уверен в себе…» — мысленно отметил Урманов. С борта самолета-разведчика уже поступили координаты цели, самоходной мишени, управляемой по радио. Урманов знал, что в ее авторулевое устройство заранее введена сложная программа маневрирования.
— Легли на боевой курс!
На пульте перед командиром загорелись желтые транспаранты «Товсь», означавшие готовность обеих стартовых батарей к пуску. Проверка борта ракет закончена, все исходные данные введены.
«Кому же из них стрелять?» — в последний раз мучительно задумался Урманов и дал команду:
— Вторая батарея, ключ на старт!
Помедлил немного, глядя на разноцветный калейдоскоп транспарантов, остановил взгляд на кроваво-красной кнопке «Пуск», затем решительно утопил ее большим пальцем до отказа.
Крейсер вздрогнул, осел на корму как конь, остановленный на полном скаку; с пронзительным ревом, проникающим в каждый его закуток, вышла из контейнера освобожденная ракета. Ее огненно-дымный хвост мелькнул мимо задраенных окон ходовой рубки, превратясь в пляшущее оранжевое пятно, ушел за горизонт.
— Ракета вышла, контейнер исправен! — доложил на главный командный пункт старший лейтенант Исмагилов. И столько неподдельной радости было в его голосе, что все слышавшие доклад невольно улыбнулись.
Не улыбался только расчет первой стартовой батареи. Ее командир лейтенант Русаков сидел, бессмысленно уставившись на обесточенный, онемевший пульт, в груди у него было холодно и пусто, словно вынули из нее душу…
Урманов, ломая спички, торопливо прикурил сигарету, стал жадно затягиваться горячим дымом, смотря на боязливо вздрагивающую волосинку стрелку секундомера. Ракета уже где-то на полпути. Только бы дошла, не сорвалась с траектории! Слишком много получается этих «только бы»…
Прямо от первой прикурил другую сигарету. Стрелка секундомера приблизилась к роковой отметке. И тут откуда-то издалека, будто из другого мира, донесся хрипловатый выкрик:
— Вижу прямое попадание! Цель поражена!
«Спасибо, старший лейтенант Леня», — мысленно поблагодарил летчика Урманов. Счастливым взглядом окинул всех, находящихся на ГКП, не торопясь выключил трансляцию.
— Мишень поражена. Поздравляю экипаж с победой! — торжественно, не скрывая радости, объявил он.
После обработки всех стартовых документов в кают-компании происходил предварительный разбор зачетной стрельбы. Свои соображения доложили старшие групп наблюдателей, затем слово взяли посредники.
— Мне кажется рискованным, — сказал один из них, — что на первой же стрельбе командир применил элемент внезапности. По заданию должна была стрелять первая батарея, а он дал старт второй. Это могло привести к срыву задачи…
— Командир имеет право на риск! — перебил его другой посредник. Надо учить тому, что необходимо на войне!
— Это правильно, не спорю, но усложнять обстановку следует постепенно. На первый раз вполне хватило бы шторма.
Лейтенант Русаков слушал эти препирательства, не поднимая глаз, забившись в дальний угол кают-компании. «Почему он дал старт второй батарее? Ведь мой расчет гораздо опытнее исмагиловского. Выходит, он выразил недоверие лично мне. Но почему?»
Он подумал о том, как болезненно будет переживать этот его конфуз отец, который всегда ревниво относился к успехам и промахам сына.
Теперь лейтенанту казалось, что и подчиненные стали относиться к нему иначе. Презрительная усмешка почудилась ему во взгляде мичмана Кудинова, отводил взор при встрече старшина Шкерин.
«Попрошу отца, чтобы перевел на другой корабль», — утвердился он в своем решении.
Между тем слово взял Урманов.
— Как бы ни оценило нашу стрельбу командование, — сказал он, — лично я ставлю экипажу отличную оценку. Четко действовала связь. Слаженно действовал личный состав БИЦа, электромеханическая боевая часть точно выдерживала заданные параметры… Но особенно высокую выучку показали наши ракетчики. Командирам стартовых батарей старшему лейтенанту Исмагилову и лейтенанту Русакову объявляю благодарность! — приняв строевую стойку, громко произнес Урманов.
Исмагилов бойко вскочил с места, выпалил, не переводя духа: «Служу Советскому Союзу!» — и победно глянул на сидевших в первых рядах посредников.
Пришлось подняться и лейтенанту Русакову. Опустив глаза, он пробормотал уставную фразу и плюхнулся обратно в кресло. «Позолотил пилюлю», — неприязненно подумал он о командире.
Утром к борту «Горделивого» подошел буксир, на гафеле которого полоскался фиолетовый флаг вспомогательного флота. Он вел за собой на короткой браге катер-мишень с похожим на большущий парус сетчатым радиолокационным отражателем. На экранах локаторов такой отражатель давал сигнал, равный по масштабу крупному кораблю типа авианосца. В центре металлического паруса зияла круглая дыра.
Урманов разрешил подвахтенным поочередно выйти на палубу, полюбоваться делом своих рук.
— Ого-го шандарахнула! Прямо в десятку! — раздавались восхищенные возгласы. — Взять бы мишень как сувенир, да больно велика!
Поднялся наверх и лейтенант Русаков. Не для того чтобы тоже поглазеть на дыру в отражателе, а чтобы передать на буксир написанное ночью письмо жене. Он был единственным отправителем почты, ведь с момента отхода крейсера не прошло еще двух суток.
На борт буксира перебрались посредники.
— Семь футов вам под килем! — традиционно пожелал остающимся веселый штабник. — И счастливого плавания в нейтральных водах! Высоко держите свою марку, ведь ваш «Горделивый» в некотором роде визитная карточка советского флота!
— Спасибо за добрые пожелания! — ответил Урманов, затем скомандовал: — На буксире! Примите швартовы!
Сделав крутой, кренистый разворот, крейсер взял курс на Босфор.
Глава 6
После душной чернильной темноты океанской ночи стремительно занялся рассвет. Горизонт за кормой «Новокуйбышевска» разом заголубел, словно неведомый художник мазнул по небу гигантской кистью. В голубом мареве растворились крупные южные звезды, а над зыбкой водяной поверхностью белыми призраками заколыхались языки тумана.
Татьяна встречала восход солнца на крыле ходового мостика, куда ей милостиво разрешил выйти второй помощник Рудяков. Ей не спалось, хотя причин для беспокойства вроде не было: совсем недавно она получила радиограмму из Москвы, отец сообщал, что у них с Димкой все в порядке.
Секонд периодически появлялся на мостике, но, чувствуя меланхолический настрой доктора, разговора не затевал, только смотрел через пеленгатор на огни встречного судна и тихонько бормотал что-то себе под нос.
А цветных огней вокруг появлялось немало, «Новокуйбышевск» торопился домой по оживленной судоходной дороге, связывающей два океана — Индийский и Тихий.
На исходе вчерашнего дня вышли из Малаккского пролива, отделяющего индонезийский остров Суматра от вытянувшегося чулком полуострова Малакка. Татьяна была удивлена, когда узнала, что землю на этом чулке делят между собой целых четыре государства. Одно из них — Республика Сингапур — по сути, город с пригородами, часть из которых расположена на маленьких островках. Собственно, и сам город Сингапур расположен на острове, соединенном с материком широкой дамбой. «Новокуйбышевск» заходил в порт Сингапур за свежей питьевой водой и продуктами.
У Татьяны вторичное посещение «бананово-лимонного» города не вызвало такой пестроты впечатлений, как в первый раз, во время захода по пути в Находку. Теперь она почти равнодушно смотрела на стаю разномастных лодчонок, которые окружили ставшее на якорь судно. Их хозяева — мелкие торгаши — потрясали над головами охапками цветного тряпья и орали на варварской смеси языков, предлагая свой товар.
В прошлый раз Татьяну на этой плавучей ярмарке поразил подошедший к борту ярко раскрашенный сампан с бумажными фонариками на мачте. Стоявший в нем пожилой китаец стал тоже что-то выкрикивать, указывая на двух испуганно гримасничающих молоденьких девушек, почти девочек. Порою он растопыривал веером четыре пальца.
«Недорого же здесь ценится любовь, — хмыкнул за спиной Татьяны старпом Алмазов. — Всего по два доллара за душу…»
Татьяна почувствовала, как жаркой волной ударила по ее вискам злость, захотелось схватить что-нибудь тяжелое и швырнуть в жирную харю старого сводника-торгаша.