Вызываю огонь на себя - Александр Тамоников

– Ничего, Боря, не получится.

– Ты это брось!

Опарин повысил голос:

– Ты думаешь, мне хочется умирать? Я не самоубийца, Боря! «Духи» уже не уйдут. Что бы ни происходило вокруг. У них приказ: взять меня, я сам слышал, как его отдавал их командир из здания. Тем более если штаб не будет подорван. Ты хочешь, чтобы они взяли меня? Чтобы вас положили? Ребят соседней подгруппы? Сидите на месте и не лезьте!

И уже тише:

– Такая, видно, судьба моя, Боря.

Смирнов не заметил, как по его щеке прокладывала дорожку скупая слеза:

– Леня! Может, прорвемся?! Не активируй «маяк», а там видно будет! Слышишь меня?

– Нет! Не до тебя. Прощай, Боря, передай мои слова прощания всем. И на этом связь прекращаю! Живите, Боря, за всех павших живите!

Лейтенант Опарин отключил станцию. Вскинув автомат, открыл огонь. Боевики пошли в атаку.

Смирнов ударил кулаком по бетону. Соболь ткнулся лбом в стену, зарычал, как разозленный привязанный цепью к будке пес.

Соболь на позиции не выдержал:

– Да хрен с ним, пусть увольняют, разжалуют, судят, сажают, но так западло поступать не могу. Я пошел к Леньке!

– Куда, чудак?

– Сказал бы я тебе.

Он схватил автомат и направился к двери.

Смирнов преградил дорогу:

– Стоять, прапорщик!

– Стоять?! А как ты, Боря, после гибели Лени жить будешь? Он там один против своры «духов» бьется, а мы здесь в безопасности отсиживаемся. Кто мы после этого, Боря? Суки последние, а не спецназ.

Старлей сдернул автомат:

– Хрен с тобой, идем. Атакуем «духов» с тыла, на вызовы не отвечаем.

Но выйти из комнаты они не успели. В небе раздался гул реактивных двигателей, послышался разрывающий душу вой специальных сигнальных бомб. Он должен был поднять мирных жителей и загнать их в укрытия.

– Поздно, твою мать! – крикнул Смирнов. – Ложись и уши закрой!

Друзья упали на пол. Вскоре вздрогнула земля, посыпалась штукатурка, в проем ворвалась гарь. Мощные взрывы справа и спереди накрыли черным облаком ближайшие к целям здания. Дом заходил ходуном. На какие-то доли секунды. Затем наступила тишина, только где-то на окраинах продолжали греметь разрывы, за которыми еще слышался звук самолетов.

Смирнов, кашляя от гари, бросился к окну.

На месте штаба – руины. Там, где укрывался лейтенант Опарин, – воронка, вокруг нее десятки трупов. Между домами – покореженная груда металла – все, что осталось от батареи «Град», в пусковых контейнерах которых детонировали реактивные снаряды. Огонь, дым, пыль – ад!

Он присел к стене:

– Вот и все! Получили «духи» по самое не балуй.

– И Леня, – проговорил Соболь, – ушел.

– Ушел. Каково теперь будет его молодой жене, ждущей ребенка?

– Плохо будет, Боря.

– Да.

– Но похоронят с почестями.

– А кому нужны эти почести?

– Как – кому? Людям, чтобы помнили.

– Помнили? Кто-то будет помнить. А тем, что жрут гамбургеры в «Макдоналдсе», по барабану, как смертью героя пал лейтенант Опарин. Им, главное, кока-кола со льдом, это американское дерьмо на подносе. Ненавижу!

– При чем здесь они, Боря? – вздохнул Соболь. – У них своя жизнь, и это правильно. Кому-то жить обывателем, ходить по кафе, отдыхать в клубах, непонятно только, от чего отдыхать, а таким, как мы, – воевать. И нас никто силком в армию не гнал. И Леньку тоже. Ведь мог бы закончить свой иняз, работать где-нибудь в посольстве, переводчиком в крутой компании, а он – нет, в военную академию пошел. А потом сюда, на войну. Люди, Боря, разные. Кто-то настоящий, а кто-то – чмо болотное. И так было всегда.

– Леня настоящий. Был. Это проклятое слово был.

Радиостанция Смирнова прервала разговор спецназовцев.

– Да! – ответил старший лейтенант.

В кодировании уже не было никакого смысла:

– Это командир! Живы?

– Мы с Соболем – да, Опарин… лейтенанта больше нет. Активировав систему наведения, он вызвал огонь на себя. Сейчас там, где был Леонид, – воронка. Вот так.

– Объекты?

– А что объекты, командир? Уничтожены.

– Находитесь на прежнем месте?

– Так точно!

– Там и находитесь, к вам выйдет группа отработки целей второго квартала, подойду и я со связистом и санинструктором.

– Как остальные?

– Живы. Не ранены. Цели уничтожены. Задачи выполнены.

– Значит, только Леня?

– Значит, только лейтенант Опарин. Но об этом не по связи! Смотрите за обстановкой. Сейчас можете валить «духов», что окажутся в секторе обстрела. И еще, началось общее наступление!

– Очень рад слышать это.

– До встречи, Боря!

– Да, командир.

Смирнов перевел станцию в режим ожидания.

Соболь что-то проговорил.

– Ты чего там бубнишь?

– Я вот знаешь о чем подумал: бомба-то была сброшена бомбардировщиком на штаб игиловцев одна? Не считая сигнальной, предупреждающей?

– Ну и что?

– Откуда же тогда взялась воронка на месте, где оборонялся Леня? Ведь «Су-24» бросил корректируемую «дуру», а та шла по лучу, который выдавал «маяк». То есть прямо в штаб.

– Ты забыл, что одновременно и в непосредственной близости, через проспект, был нанесен удар и по складу «духов». А там могли быть реактивные снаряды для «Града» и самоходки. Снаряды «Градов» летят с направляющих и разлетаются по непредсказуемой траектории и могут упасть совсем рядом. Видно, один такой снаряд и угодил в позицию Опарина. Другого объяснения у меня нет.

– Скорее всего так и было, я посмотрел, воронка присыпана камнем от обрушения штаба.

– И что?

– А если Леня выжил и сейчас тяжелораненый лежит и ждет помощи, а мы с тобой болтаем здесь?

Смирнов встрепенулся:

– Черт, на войне бывает все.

– Я тогда к позиции лейтенанта, ты со мной?

– Мне приказано быть здесь. Сюда подойдет вся группа.

– Тогда я пошел.

– Иди! И подай сигнал, если что.

– Подам и вытащу либо тело, либо раненого, либо, что осталось от Лени.

– С последним можешь не спешить.

– Нет, это должен сделать я.

– Ну раз должен, делай!

Прапорщик спустился вниз, выпрыгнул во двор через окно, пригибаясь, пробежал к воронке у развалин бывшего штаба аль-Ахдара. Смирнов внимательно отслеживал обстановку. Это позволило ему увидеть трех боевиков, внезапно появившихся из проемов. Они оказались в каких-то пятнадцати метрах от Соболя. Прапорщик дернулся за автоматом, но явно не успевал.

Успевал Смирнов. Он вскинул «АКС» и одной очередью срезал «духов». Соболь упал, показав ему большой палец. Прапорщик продолжил сближение с воронкой, но уже тщательно осматриваясь.

Копался он там минут двадцать.

В это время в квартиру, получившую статус новой временной базы группы, добрались Курко, Строгин, Гаврилов. Они уже знали о гибели Опарина. У всех был мрачный вид.

– А где твоя тень? – спросил Курко.

– Чего? – не понял Смирнов. – Какая еще тень? При чем здесь тень?

– Я о Соболе, он же твоя тень.

– Выгляни в окно, посмотри в сторону развалин штаба, увидишь.

Старший лейтенант выглянул:

– Он что, на месте, где Опарина?..

– Да, ищет тело или фрагменты, хотя надеется, что Леня мог и выжить.

– Гляди, он поднял что-то на плечо, вышел из воронки, идет сюда.

Все бросились к окну:

– Да это он тащит Опарина, – сказал кто-то.

– Может, жив действительно? – со слабой надеждой спросил авианаводчик Строгин.

Смирнов поднял бинокль.

– Мертв. В голове черная дыра. А тело не разорвало, видно, успел где-то укрыться.

– Либо взрывной волной отбросило от эпицентра.

Прапорщик Гаврилов кинулся на помощь сослуживцу.

Они вдвоем принесли тело Опарина, уложили в соседней комнате. Смирнов всмотрелся в лицо друга. Тело, как ни странно сохранилось, только в нескольких местах было прошито осколками. Два ранения смертельных – в голову и в печень. Но лицо? Оно было чистым и спокойным. И даже каким-то умиротворенным. Спецназовцы видели много смертей и много трупов. Больше всего физиономии врагов искажали гримасы боли, страха, реже – ненависти. А Опарин выглядел совершенно другим.

Соболь проговорил:

– Успокоился Леня, когда услышал звук самолета. Понял, «духам» его уже не достать. А дальше? Дальше мгновенная смерть.

– Интересно, выжил бы он, если бы не разрыв шального снаряда?

– Вряд ли, – покачал головой Соболь, – когда я нашел его, тело было переломлено. Леня лежал спиной на балке, а сверху плита. Ему размозжило позвоночник и проломило затылок.

– Да, как напишут, пал смертью героя, – сказал Гаврилов.

– А разве лейтенант Опарин – не герой?

– Вот и говорю, правильно напишут.

– А ну разойдись! – раздался неожиданно голос майора Жилина. – Чего скучковались? Кто за обстановкой смотреть будет? Если бы пришел не я, а какой-нибудь «дух» с поясом шахида, от вас и кусков бы не осталось. Всем к окнам! Смирнов, останься.

Бойцы разошлись по комнате.

Жилин снял защитный шлем, встал на одно колено перед телом Опарина:

– Прости, лейтенант, что не уберегли, не помогли, не спасли. Да ты и сам все понимаешь. Вечная тебе, парень, слава и память. Прощай, друг, и еще раз прости.