И снова Пачкуля! - Кай Умански

Гоблины надолго погрузились в виноватое молчание.

— Да появятся они, — сказал Косоглаз.

— Ты уже это говорил, — напомнил ему Свинтус. — Но их так и нету.

— Я считаю, — смущенно сказал Обормот. — Я считаю, нам все равно надо было выйти проветриться. Мне лично надоело в пещере отсиживаться.

Отсиживаться в пещере действительно оказалось не так-то просто. Час за часом таращиться на пустое место, где должно быть твое тело, — это кого хочешь доконает.

Первым сломался Пузан. Он вскочил на невидимые ноги и заявил, что у него клаустрофобия и если он немедленно не выйдет наружу, за последствия он не отвечает. На самом деле он, конечно, выразился более лаконично, как и подобает гоблину. Он сказал: «Аааааааа! Выпуститеменяотсюдавыпуститевыпустите!»

В общем, Пузан озвучил то, что было у всех на уме, и начался массовый исход.

Если бы вы случайно оказались рядом, то увидели бы откатившуюся в сторону дверь-булыжник, легкую рябь в холодном воздухе и внезапно появившиеся на снегу отпечатки пяти пар ног. И все. Рональдова сыворотка по-прежнему действовала, гоблины были абсолютно невидимы.

На снег ложились длинные вечерние тени, а гоблины стояли и спорили, что делать дальше.

— И чё дальше? — сказал Свинтус. — Нельзя ж всю ночь стоять.

— Я знаю, чё мы можем сделать, — вдруг сказал Обормот.

— Чё?

— Мы можем отдохнуть.

— Типа, на море, что ли, поехать? — с сомнением спросил Косоглаз. Даже будь у него плавки (а у него их не было), поди сейчас найди их. Кроме того, погоды стояли не слишком теплые.

— Да не. Посмотрите вниз, парни. Чё видите?

Гоблины посмотрели. Далеко внизу, в темнеющем лесу, виднелось красное сияние, нарядно подсвечивавшее заснеженные верхушки деревьев. Исходило оно, похоже, от банкетного зала.

— Знаете, чё там сегодня? — дрожащим от волнения голосом сказал Обормот. — Пантымимо! Чё скажете, парни? Как насчет немного, того-этого, развлечься?

— Нельзя! — ахнули остальные. — Нас же туды не пускают.

— Ага, — весело сказал Обормот. — Ага. Но как они нас остановят? Мы ж невыдимымые. Пошли, парни. За мной!

Его следы побежали вниз по склону — через несколько секунд к ним добавились еще четыре пары отпечатков ног.

Так гоблины оказались в своем кустистом укрытии в ожидании подходящего момента, чтобы проскользнуть в зал и насладиться «Ужасом в лесу».

За кулисами, в гримерке, царила предпремьерная истерия. Детки потеряли свои соски. Дик Уиттингтон, только что в семнадцатый раз перегримировавшись, вдруг обнаружила, что у нее поехали колготки, и билась в припадке истерики в углу. Белоснежка пролила на себя баночку жидких румян и пыталась свести пятно с помощью холодной болотной воды и Клеопатриного парика. Все то и дело спотыкались о смертоносные волосы Рапунцель, в том числе и она сама. Чепухинда маялась со своими крыльями.

— Крылья не держатся! У кого-нибудь есть английские булавки?

— У меня колготки поехали! Катастрофа!

— Моя дудка куда-то подевалась! Как я буду играть веселую музыку без дудки, нечисть всемогущая!

— Кто-нибудь видел мой парик?

— Ай! Не раскладывай ты свой меч повсюду, Макабра…

Шерлок Холмс понятия не имела, где оставила лупу.

У Спящей красавицы грелка протекала. Барри был в туалете, его опять тошнило — а он всего-навсего должен был производить звуки за сценой!

И тут, без всякого предупреждения, в дверь постучали и прозвучало объявление, от которого сердца бешено заколотились, а желудки сжались в комок.

— Актерам приготовиться к выходу!

Все в ужасе замолчали.

— Ой-ей, — наконец сказала Вертихвостка. — Капут. Отступать поздно.

В соседней гримерке одинокий Прекрасный принц стоял перед зеркалом. Глаза выпученные, бледный как полотно, все десять пальцев засунуты в рот в попытке унять стучащие зубы. У Рональда случился острый приступ боязни сцены. Как он ни старался сохранить свою театральную жизнь в тайне, коллеги-волшебники все равно узнали и обещали всем клубом прийти его поддержать. Вчера он думал, что переживает самый унизительный день в своей жизни. Теперь он не был в этом так уверен.

Хьюго стоял на сцене, один, и сквозь щелочку в занавесе смотрел, как заполняются места в зале. Похоже, аншлаг. Госпожа была бы довольна — если б только она была здесь. Хомяк в волнении взглянул на крошечные карманные часы.

Три минуты восьмого. Пора поднимать занавес.

Тихо вздохнув, он убрал часы. Вот беда, похоже, она все-таки не успеет.

Глава восемнадцатая

«Ужас в лесу»

Представьте. Зал битком. Зрители шебуршатся и перешептываются в радостном предвкушении. Прожектор направлен на закрытый занавес.

Уютно устроившись в теплой темноте, целый ряд волшебников копошится в огромных пакетах с попкорном. Нечто в футболке «Лунобзик» рассеянно жует программку. Какой-то скелет икает, и все сдавленно хихикают, кроме тех, кто имел несчастье повздорить с чересчур ретивой капельдинершей. Они потирают ушибленные головы и тихо постанывают.

Явились все. Пьер де Конфитюр, знаменитый шеф-повар (и, как вы, конечно, помните, брат-близнец нашего старого друга Дикаря Вилли Енота), приковылял, несмотря на тяжелые травмы. Братья Йети взяли выходной (что с ними случается крайне редко) и сидят жуют пиццу рядом со стайкой баньши.

Также присутствуют гном по имени Монг; парочка мумий, они по такому случаю замотались в свежевыстиранные бинты; маленький тучный джинн Али Пали, сейчас он как раз пытается продать ковер своему соседу, крупному троллю; некто миссис Молотофф (хозяйка виллы на морском берегу), у нее на голове фрукты; мистер Молотофф, его зовут Сирил, и он принес с собой Пылесос; Рой Брызг, он все горюет о своем Ромео, но не настолько, чтобы пойти его поискать; Зак Олдуй (владелец местного магазинчика колдовских принадлежностей, с хитрыми глазками); и злючка древесный демон, который ну ни с кем не хочет делиться леденцами. Королевская семья тоже здесь. Маленький нервный король Фундюк зажат между женой с кислой физиономией и надутой дочерью с лицом темнее тучи. Сладкоежка терпеть не может хомяков, ведьм и пантомимы, именно в таком порядке.

Мумия наклоняется вперед, хлопает короля Фундюка по плечу и требует, чтобы он снял корону. Что король поспешно и делает.

Рядом с королевскими особами сидит Скотт Мертвецки, звезда сцены и экрана. Он во весь рот зевает и нарочито смотрит на часы, хотя в зале темно. Он хочет, чтобы все поняли, как ему неприятно здесь находиться. Лулу он не привел.

Вдруг в глубине зала со скрипом открываются двери, врывается холодный ветер, двери сами закрываются.

Теперь в самом-самом конце зала стоячие места заняли пять невидимых гоблинов. Но пока об этом никто не знает.

В оркестровой яме Шелупоня палочками отбивает барабанную дробь. Артур берет несколько зловещих аккордов, призывающих зрителей вообразить темные дела и злодейства. О’Брайен подносит к губам блок-флейту и играет что-то совсем не из той оперы, потому что он перепутал ноты.

Пора начинать.

Занавес нерешительно раздвинулся, представив на всеобщее обозрение заляпанные краской тылы Амедео Вампирьяни — он поправлял вазу с пластмассовыми маками на столе Шерлока Холмса.

Публика хором ахнула от такой красноты. Те, кто захватил с собой солнечные очки, заторопились их надеть.

— Фампирьяни! — зашипел Хьюго. — Пшел со сцены!

Амедео обернулся, испуганно взвизгнул и удрал за кулисы. Зрители хихикали и радостно пихали друг дружку локтями. Неплохое, мол, начало.

Вышел Шерлок Холмс. На плече у него сидел Ватсон. Вид у обоих был насмерть перепуганный (еще бы, начинать спектакль — огромная ответственность). Грымза подняла дрожащую лупу, посмотрела в нее на зрителей и забормотала.

Бу-бу бу-бу бу-бу друзья!Бу-бу бу-бу бу-бу стезя.

— Мумия, чего говорит этот смешной дядька? — завизжала маленькая баньши с заднего ряда.

Грымза откашлялась и попробовала снова.

Бу-бу бу-бу бу-бу друзья…

— Говори громче! — нетерпеливо заорала мумия. — Тебя не слышно.

Грымза злобно уставилась на нее.

— Я сказала, глухомань, что я Шерлок Холмс, привет, друзья, загадки — вот моя стезя. И будь паинькой, закрой рот. Мы тут спектакль дать пытаемся.

Зрители зааплодировали. Вот это другое дело. Ничто так не настраивает публику на нужный лад, как дурацкие выкрики из зала.

Приструнив народ, великий сыщик рассказал о пропавших детишках и о своей роли в этом деле. И с таким это у него вышло чувством, что некоторые зрители достали платки и зарыдали.

— Это фее рифмы, — пробормотал Хьюго трем принцессам, которые, жутко волнуясь, ждали своей очереди за кулисами. — Фсегда слезу фышибают.