Наставление в христианской вере, тт. 1,2 - Жан Кальвин

св. Августин, что никто не молился и не поклонялся бы образам, если бы не испытывал ощущения, что молитва его услышана, и не ожидал бы в ответ её исполнения21.

Далее, почему так разнятся между собой изображения одного и того же бога? Почему люди, пренебрегая одним распятием или изображением Богоматери, глубоко почитают другое? Почему пускаются в дальнее странствие ради лицезрения какой-то фигурки, в то время как подобная ей имеется рядом с ними? Почему, наконец, они сегодня так ожесточённо борются за своих идолов, отстаивая их огнём и кровью, что предпочли бы скорее увидеть уничтоженной славу Божью, чем свои храмы без этих безделушек? Я умалчиваю о множестве наиболее вопиющих по своей нелепости воззрений черни, разделяемых, впрочем, и теми, кто выдаёт себя за мудрецов. Я говорю только о доводах, которые они приводят в оправдание своего идолопоклонства. «Мы не называем изображения богами»,— говорят они. То же самое могли сказать в древности иудеи и язычники. И такие заявления действительно раздавались из их уст. Тем не менее пророки неустанно обвиняли их в блуде с деревом и камнем, обличали за те самые суеверия, которые сегодня обычны для называющих себя христианами. Я имею в виду почитание Бога в телесном образе и преклонение колен перед идолами.

ii. Я знаю и не скрываю, что почитатели изображений проводят и другое, более тонкое различение, о котором мы скажем подробнее. Так, они говорят, что почитание образов представляет собой не поклонение (греч. taxTpeia), а служение (греч. 6ouA,eia)85. Поэтому они считают себя невиновными, будучи всего лишь служителями своих идолов,— как будто служение не предполагает нечто большее, чем просто почтительное отношение! Более того, прикрываясь греческими словами, но не понимая их точного смысла, эти люди впадают в нелепейшее противоречие. Ведь «latreia» означает всего лишь «почтительно относиться»; так что из их заявления следует, что они чтут свои образы без почтения. И пусть не упрекают меня в том, что я ловлю их на слове. Напротив, это они пытаются заморочить головы простецам, обнаруживая при этом собственную глупость. Но даже если бы они красноречием превзошли всех, то и тогда с помощью

а Там же, 4-6 (MPL, XXXVII, 1484).

самой великолепной риторики не смогли бы представить одну и ту же вещь как две разные.

Но оставим слова и обратимся к делу. Пусть почитатели образов покажут нам, чем и как они отличаются от идолопоклонников древности, чтобы их не уподобляли последним. Ведь какими бы новыми именами ни называл прелюбодей или убийца своё преступление, он не избежит кары. Так и почитатели идолов не будут оправданы только потому, что изобрели для идолопоклонства новые имена. По существу и по своему поведению они подобны тем самым идолопоклонникам древности, которых вынуждены осуждать. Однако их преступление должно быть выделено особо: ведь первопричиной всего этого зла оказывается большей частью их бездумное желание подражать идолопоклонникам в создании в своих душах образных представлений о Боге и в воплощении их в изображениях.

12. Я не настолько придирчив, чтобы считать непозволительными и нетерпимыми всякие изображения вообще. Но поскольку искусство живописи и ваяния — это дар Божий, я требую его осмотрительного и законного применения, дабы то, что Бог даровал людям для его прославления и для их блага, из-за беспорядочного использования не подверглось извращению и осквернению. Более того, не стало бы нашей погибелью. Я считаю непозволительным изображать Бога в какой-либо зримой форме потому, что Он запретил это делать, а также потому, что тем самым оскверняется божественная слава и извращается божественная истина. Тот, кто читал древних учителей, признает, что я не расхожусь с ними во мнении, ибо они осуждали любые изображения Бога как мирские поделки. Если же непозволительно представлять Бога в телесном облике, то ещё непозволительнее поклоняться образу как Богу или Богу в образе.

Пусть люди изображают кистью и высекают из камня лишь те вещи, что видимы оком. Но не доступное человеческому зрению величие Бога недопустимо искажать выдуманными образами, не имеющими с ним ничего общего. Дозволено же изображать достойные памяти события, людей, животных, города, страны. Увековеченные в образах события послужат зрителю предупреждением или напоминанием. Что же касается всего остального, то единственное назначение этих изображений я вижу в том, чтобы доставлять удовольствие. Между тем, почти все образы, которым поклоняются паписты, принадлежат к этому последнему роду. Отсюда очевидно, что они были созданы не по здравому рассуждению, но под влиянием нелепых и безумных желаний. Умолчу пока о том, насколько они несообразны и абсурдны и какую дерзость обнаруживают художники и скульпторы, позволяя себе изготовлять эти более чем смехотворные картинки. Я лишь утверждаю, что, даже если бы не было всех этих пороков, образы создаются отнюдь не с целью наставления.

13. Но оставим это различение и рассмотрим, нужны ли вообще в христианских храмах какие-либо изображения, будь то наглядно представленные события или просто мужские и женские фигуры. Относительно первых заметим следующее. Если древняя Церковь для нас ещё авторитетна, не стоит забывать, что в течение почти пятисот лет, когда христианство переживало расцвет и хранило неповреждённую чистоту учения, в храмах обыкновенно не было мазни86. Когда же церковное учение повредилось, люди принялись для украшения храмов создавать образы. Не буду вдаваться в рассуждения о том, какими мотивами руководствовались авторы этого нововведения. Но если мы сравним различные эпохи, то увидим, что цело-купное достоинство тех, кто утвердил присутствие образов в храмах, во многом уступало достоинству тех, у кого не было образов. Поэтому я спрашиваю: можно ли думать, что святые отцы умышленно лишили Церковь заведомо полезного и спасительного для неё? Напротив, они видели, что изображения совершенно бесполезны, более того — чреваты большим злом. Поэтому они благоразумно и предусмотрительно их отвергли, вместо того чтобы по забывчивости или беспечности дозволить. О том же свидетельствует св. Августин. Он запрещает помещать изображения на почётных и возвышенных местах, чтобы они не привлекали взоры молящихся и не вводили в соблазн нетвёрдых в вере, представляясь им одушевлёнными21.

Теперь выскажемся относительно второго рода изображений. Человекоподобный вид идолов вызывает у людей мысль, будто это тело, так напоминающее их собственное, обладает жизнью. Кроме того, телесные образы скорее гнут несведущие души, чем распрямляют их, так как имеют рот, глаза, уши и ноги, но при этом не говорят, не видят, не слышат и не ходять. Вероятно, именно поэтому св. Иоанн призывает

" Августин. Письма, 102, 18 (MPL, XXXIII, 377). Его же. Толкования на псалмы, Пс 113 (II), 6 (MPL, XXXVII, 1484).

нас хранить себя не только от идолопоклонства, но и от идолов (1 Ин 5:21). В самом деле, пройдя через это гнусное, извратившее веру безумие, мы на опыте убедились, сколь вредны образы. Ведь стоит им появиться в храме, как они подобно знамени влекут людей к идолопоклонству. Таков жалкий наш разум, что он не может удержаться от того, чтобы не стремиться подобно воде вслед за нелепыми верованиями и суевериями.

Но даже если бы опасность образов не была столь очевидна, всё равно, когда я думаю о предназначении храмов, мне кажется, что присутствие в них каких-либо образов, кроме тех, которые сам Бог освятил и запечатлел своим Словом, не подобает их святости. Я имею в виду крещение и святое причастие, а также богослужение, которое должно настолько поглощать наше зрение и прочие чувства, чтобы и речи не могло быть о наслаждении фантазиями человеческого ума. Вот то бесценное благо, из-за которого паписты ломают столько копий в убеждении, что ничто не сравнимо по ценности с подмигивающей и гримасничающей фигуркой идола.

14. Итак, мы достаточно подробно рассмотрели этот вопрос. Пусть же паписты не оправдываются ссылками на Никейский собор — не на великий Собор, собравшийся при императоре Константине (пусть никто не злоупотребляет его именем!), но на другой, созванный злобной Прозерпиной по имени Ирина87, во времена Карла Великого более восьмисот лет назад. На этом соборе было решено, что не только иметь образы, но и поклоняться им — благое дело88. Паписты думают разгромить нас, прикрываясь, словно щитом, авторитетом этого собора. Следовательно, нужно показать, каким образом можно и должно его оценивать.

По правде говоря, мне хочется не столько опровергнуть возражения папистов, сколько раскрыть глаза всем и каждому на ту непозволительную для христиан крайнюю степень ожесточения, до которой доходят почитатели идолов. Начнем, однако, с первого пункта. Итак, те, кто почитает образы за благо, ссылаются на определение собора. Существует «Книга опровержений», составление которой приписывается Карлу Великому и которую по стилю вполне можно отнести к этой эпохе89. В ней подробно излагаются взгляды епископов — участников собора вместе с обосновывающими их доводами. Иоанн, посланец Восточных Церквей, приводит слова Моисея: «Бог сотворил человека по образу своему». Отсюда следует, заключает он, что образы необходимы. К тому же написано: «Покажи мне лицо твоё, ... потому что... лицо твоё приятно» [Песн 2:14]. Другой епископ силится доказать, что изображения нужно помещать на жертвеннике, и ссылается на изречение Иисуса Христа «Зажегши свечу, не ставят её под сосудом». Третий утверждает, что созерцание образов полезно, и приводит стих псалма: «Яви нам свет лица Твоего, Господи!» [Пс 4:7]. Четвёртый проводит следующую аналогию: как патриархи практиковали принятые у язычников жертвоприношения, так и христиане должны иметь свои образы, заменяющие языческих идолов. В обоснование этого приводятся слова: «Господи, возлюбил я красоту дома Твоего». Но главное — все они нелепейшим образом толкуют слова: «Как мы об этом слышали, так и увидели». Их понимают в том смысле, что Бог познаётся не только через восприятие его Слова, но и через созерцание образов. Епископ по имени Феодор прибегает к смехотворной уловке: «Бог,— говорит он,— именуется прославленным во святых». И добавляет: «Во святых на земле. Следовательно, надлежит созерцать славу Божью в образах»! Рассказывая об этих низостях, я истытываю такой стыд, что отказываюсь продолжать.