Человек из тени - Коди Макфейден

Таким образом всю дорогу до дома Алана и Элайны я подпитываю свою ярость, все больше злюсь на Джека-младшего за то, что он заставил меня испытать страх.

Но полностью избавиться от страха мне не удается.

35

Я пользуюсь вчерашним приглашением Алана и Элайны к ужину. Мне необходима нормальная обстановка, и Элайна меня не разочаровывает. Она выглядит лучше, больше похожа на себя обычную. Она несколько раз заставляет меня рассмеяться и, что куда важнее, вызывает многочисленные улыбки у Бонни. Я вижу, что Бонни привязывается к ней все сильнее и сильнее. Я ее вполне понимаю.

Нам пора домой, и Элайна собирает вещи Бонни. Алан и я сидим в гостиной и ждем. Нам даже молчать хорошо вместе.

— Мне показалось, она прилично себя чувствует, — говорю я.

Он кивает:

— Ей лучше. Бонни помогла.

— Я рада.

Бонни врывается в гостиную, прерывая разговор. За ней идет Элайна.

— Ты готова ехать домой, солнышко? — спрашиваю я.

Она улыбается и кивает. Я встаю, обнимаю сперва Алана, потом Элайну. Целую Элайну в щеку.

— Алан сказал тебе, что мы завтра рано начинаем?

— Сказал.

— Ничего, если я привезу Бонни в семь часов?

Она улыбается, наклоняется и лохматит волосы Бонни, та смотрит на нее обожающими глазами.

— Разумеется. — Она присаживается на корточки. — Обними меня, ласточка.

Они обнимаются, улыбаются, и мы направляемся к двери.

— Иди наверх, ложись спать, солнышко, — говорю я Бонни. — Я поднимусь через минуту.

Она кивает и шлепает босыми ногами по лестнице. Звонит телефон.

— Это Лео.

— Что случилось?

— Мы с Аланом получили ордер на просмотр списка клиентов Энни, — говорит он. — Не успел сказать вам перед уходом. Я связался с компанией, она охотно пошла на сотрудничество.

— Так ты получил список?

— Я занимаюсь им последние четыре часа. Кое-что нашел.

— Рассказывай.

— Выяснилось, что у вашей подруги было много клиентов. Почти тысяча человек. Я подумал, что можно будет для поиска поставить задачу с параметрами Джека Потрошителя. Ну, знаете, Лондон, ад и все такое.

— И что?

— Нашел сразу. Фредерик Абберлайн. Это инспектор, который прославился поисками Джека-старшего.

— Почему ты мне не позвонил?

— Потому что еще не закончил. Сами подумайте. Слишком уж очевидно. Они бы так легко не сообщили свой настоящий адрес. Но я все равно проверил. Это ящик на почте.

— Черт, — говорю я.

— Но это все-таки ниточка, — возражает он. — Я тяну за нее с другой стороны. Когда кто-то пользуется своей кредитной картой, его личный номер остается в отчетах.

— Как это?

— Все, что существует в Интернете, имеет свой номер. Регистрационный номер Интернета. Каждый раз, когда вы возникаете в Интернете, вы начинаете существовать как личность, вы и ваш номер.

— Значит, если вы расписываетесь за что-то с помощью своей кредитной карты, ваш номер учитывается?

— Да.

— И куда это может нас привести?

— Вот тут есть проблемы. Ваш регистрационный номер может быть связан с вашим соединением в Интернете двумя способами. Один нам подходит, другой нет. Эти номера являются собственностью компании, обеспечивающей вам доступ в Интернет. В большинстве случаев, когда вы соединяетесь, вам придается новый регистрационный номер. Нет последовательности.

— Этот тот способ, который нам не годится, — догадываюсь я.

— Верно. Второй способ — «постоянное соединение». Здесь ваш номер является неизменным. Если Джек-младший пользуется этим способом соединения, то его номер приведет нас к нему.

— Гм… — задумываюсь я. — Может быть, я ошибаюсь, но, сдается, этот парень умен.

— Возможно, — отвечает Лео. — Но может быть, и нет. Но все равно нам это может помочь. Интернетовский провайдер имеет журналы, в которых отмечается, когда используются те или иные номера. И вы можете засечь общее расположение. Или даже точное.

— Это хорошо, Лео. Ты молодец. Продолжай интенсивно работать.

— Обязательно.

Я верю ему. Я слышу задор в его голосе и сомневаюсь, что он сегодня отправится спать. Он почуял кровь, а это опьяняет охотника, не позволяет ему остановиться.

Я отправляюсь в постель к уже спящей Бонни.

Я вижу сон. Странный, не связанный с другими. Сон — реальное воспоминание.

— Душа как алмаз…

Так однажды в приступе гнева сказал мне Мэтт. Я занималась делом, которое заполняло все мое время в течение трех или четырех месяцев. Я почти не виделась с Мэттом и Алексой. Первые три месяца он терпел, помогал, ничего не говорил. Но однажды ночью я, вернувшись домой, застала его сидящим в темноте.

— Так дальше не может продолжаться, — сказал он.

Я расслышала злость в его голосе и онемела. Мне-то казалось, что все в порядке. Но с Мэттом всегда было так. Он стоически выдерживал то, что его беспокоило, но в конце концов взрывался. Когда такое случалось, я терялась, потому что переход от намеков на шторм к настоящему урагану был стремительным.

— О чем ты говоришь?

Его голос задрожал от гнева.

— О чем я говорю? Господи, Смоуки! Я говорю о том, что тебя никогда не бывает дома. Ладно, один месяц. Пусть два — плохо, но можно вытерпеть. Но три месяца — это никуда не годится, черт побери. Я сыт по горло! Тебя никогда нет, а если ты здесь, то не общаешься ни со мной, ни с Алексой, ты раздражена, ты огрызаешься. Вот о чем я говорю.

Мне всегда трудно было справиться с прямым нападением. Я приписывала это ирландской лени, хотя, по правде, моя мать была эталоном терпения. Нет, это моя собственная черта. Загоните меня в угол, и все понятия о правильном и неправильном вылетят у меня из головы. У меня появится лишь одна цель — выбраться из этого угла, и ради этого я не побрезгую грязными приемами. У Мэтта был свой недостаток: он накапливал гнев. И это плохо сочеталось с моим недостатком: нападать без раздумья или мысли о последствиях, если прижать меня к стене. Это несоответствие было одним из недостатков нашего брака. Я до сих пор тоскую по нему.

Мэтт загнал меня в тупик, и я ответила так, как делала всегда, когда не видела выхода: я нанесла удар много ниже пояса.

— Полагаю, я должна сказать родителям этих маленьких девочек, что у меня нет времени ловить парня, который их убил, да? Вот что я тебе скажу, Мэтт. Я начну работать с девяти до пяти. Но я заставлю тебя смотреть на фотографии следующей убитой девочки и разговаривать с ее родителями.

Слова были холодными, жестокими и ужасно несправедливыми. «Но такова жестокость того, чем я занимаюсь», — подумала я, в бешенстве от того, что он этого не понимает. Если я буду сидеть дома с семьей, убийца сможет спокойно творить свое черное дело. Если я посвящу все свое время преследованию убийцы, я заброшу семью, обижу близких. Приходится постоянно балансировать, как бы тяжело ни приходилось. Мэтт густо покраснел и пробормотал:

— А пошла ты, Смоуки. — Он покачал головой. — У тебя душа как алмаз.

— Что ты хочешь этим сказать, черт побери? — возмутилась я.

Он скорчил гримасу.

— Я хочу сказать, что у тебя прекрасная душа, Смоуки. Прекрасная, как алмаз. И такая же твердая и холодная.

Эти слова были настолько обидными, что весь мой гнев улетучился. Мэтту жесткость была несвойственна. Она всегда была моей прерогативой, и почувствовать ее на своей шкуре было непривычно. И еще: где-то в глубине души шевелилось сомнение, страх, что, возможно — только возможно, — он прав. Я помню, таращилась тогда на него с отвисшей челюстью. Он тоже смотрел на меня, и на его лице проступали слабые признаки стыда.

— Пошло оно все, — сказал он и затопал по лестнице наверх, оставив меня в темной гостиной.

Разумеется, мы помирились. Пережили тот период. Для того и нужна любовь. Любовь — это не романтика и страсть. Это прежде всего умение прощать. Это когда вы принимаете абсолютно все в другом человеке, все хорошее и плохое, а этот человек все принимает в вас, и вы знаете, что хотите разделить с этим человеком свою жизнь. Знать худшее о другом человеке и все равно любить его всей душой. И знать, что этот человек разделяет ваши чувства.

Это ощущение безопасности и силы. И коль скоро вы этого добились, романтика и страсть не ослепляют. Ваше чувство неуязвимо и вечно.

Вечно в том смысле, что до вашей смерти.

Я не проснулась после этого сна с криком. Просто проснулась. Почувствовала слезы на щеках. Я дала им высохнуть, прислушиваясь к собственному дыханию. Затем снова заснула.

36

— Ты так и не был дома, верно? — спрашиваю я у Лео.

Он смотрит на меня красными глазами и что-то бормочет.

— Сам виноват. Слушайте, — обращаюсь я к присутствующим. — Келли и Алан будут со мной на парковочной стоянке. Лео и Джеймс, я хочу, чтобы вы продолжали делать то, что делали.