Марксизм: не рекомендовано для обучения - Борис Кагарлицкий

Европейцам удается перенять некоторые технологические, как им кажется, «новшества» у китайцев. Раньше на Западе не умели строить большие корабли. Когда португальцы приплыли в Восточную Африку на своих каравеллах, они хотели покрасоваться перед местными «дикарями». Пришвартовали корабли, подняли крест на берегу и ждали восторгов местных жителей. А «дикари» смеялись, увидев их корабли. Ведь сюда уже приплывали китайцы. И китайские корабли были больше каравелл раз в пять. Технологический уровень различался как между кукурузником и «боингом». Но понемногу европейцам удалось перенять китайские технологии кораблестроения. Было еще одно изобретение, очень важное для мореплавания, судя по всему, европейское. Это были вентиляторы. Благодаря их внедрению произошла революция в мореплавании, важные перемены в военном деле и экономике. Вентилятор был изобретен для работорговли. Большое количество рабов не удавалось довезти до места назначения. Люди, которых набивали в трюм, задыхались. Массовые поставки рабов были невозможны, пока не изобрели вентилятор. Вместе с ростом работорговли начался бурный рост производства хлопка, сахара и т. д. С другой стороны, обнаружилось, что можно в большом количестве провозить войска, колонизация начинается на совершенно другом уровне. Можно перевозить колонистов.

Расцветают банки, в том числе и международные. Банкирские дома вообще развились в Европе именно из-за потребностей международной торговли и межгосударственного кредита. Лишь позднее они стали кредитовать промышленность. Капиталы начинают структурироваться и организовываться в совершенно беспрецедентных для Европы масштабах. Они достигают наибольшей концентрации к началу XVII века.

Стремительный рост трансатлантической буржуазной экономики привел к кризису. Обнаружилось, что транспортная сеть росла быстрее, чем производство. Как бы ни была развита транспортная сеть, по ней что-то нужно возить. Какую бы вы коммуникационную систему ни построили, по ней нужно передавать какую-то информацию о чем-то, что происходит за пределами этой сети. То же самое и с финансами. Для того чтобы деньги куда-то двигались, где-то должна работать реальная экономика. Финансы являются в капитализме не только кровью инвестиционной системы, но еще и информационной системой. При капитализме финансовые потоки являются одновременно источниками информационных сигналов. После периода избыточного роста коммуникационной, торговой, финансовой технологий наступает кризис. Пик этого кризиса приходится на конец кондратьевской «Б-фазы». Начинается новая фаза, когда приоритетом становится развитие производственных технологий.

Коммуникационные, финансовые, торговые структуры могут быть сразу глобальными. Они не нуждаются в каком-то конкретном месте, поскольку речь идет о постоянном движении. А производство нуждается. Привязка к местности обозначает, что нужно обеспечить инфраструктуру, обеспечить воспроизводство и обучение рабочей силы, поддерживать социальный порядок и обеспечивать в определенной степени социальный мир. Появляются короли вроде Генриха IV Бурбона, которые вдруг начинают задумываться о том, чтобы у крестьян по праздникам был бульон с курицей. Надо гарантировать не только безопасность торговых путей, но и социальную стабильность. А сделать это очень трудно, потому что вакханалия торгового капитализма повсюду разорила низы общества.

Производство должно быть привязано к местному рынку, чтобы хотя бы частично снижать транспортные издержки. Размещение новых производств становится все более связано с географической структурой рынков.

В период, когда на первый план выходят производственные задачи, роль государства стремительно возрастает. И мы имеем фазу деглобализации. Она, как правило, совпадает с «А-фазой». Падает роль финансового капитала, повышается роль производственного. На исходе «Б-фазы» мы видим гипертрофированную роль финансового и торгового капитала и максимальную глобализацию системы. А на входе в «А-фазу» мы видим возрастание роли государства, сокращение роли финансового капитала и возрастание роли производственного капитала. Технологические новации перемещаются в производственную сферу.

Но переход от одной фазы к другой происходит не гладко. Историки, например, говорят про «кризис XVII века». Неспособность раннего трансатлантического капитализма перестроиться привела к Тридцатилетней войне, английской революции, англо-голландским конфликтам, потрясениям французской Фронды. В этом же ряду, между прочим, стоит и русская Смута.

Глобализация, о которой сейчас так много говорят, отнюдь не абсолютно новое явление. И уж тем более нет причин видеть в ней нечто необратимое. Особенность современной глобализации состоит в том, что она представляет собой максимальную интеграцию мирового рынка капитала, при сохранении дезинтегрированности мирового рынка труда. Капитал может переместиться за 15 минут из Латинской Америки в Россию, и наоборот.

В 1994 году рухнуло мексиканское песо. Огромная масса финансового капитала буквально за считанные дни переместилась в Юго-Восточную Азию и отчасти в Россию. Потом все обрушилось в Азии, спустя полгода рухнул российский рубль, после чего капитал опять переместился в Латинскую Америку, причем южную ее часть. Вскоре после этого рухнули бразильская и аргентинская валюты. За собой финансовые спекулянты оставляют экономическую пустыню. Финансовый капитал перемещается с очень большой скоростью - люди за ним бегать не могут. Но и производство не может перемещаться с такой быстротой, даже в рамках транснациональных концернов. В любом случае надо что-то построить, кого-то нанять, оформить какие-то обязательства, наладить производство, складирование, сбыт. Рынок труда остается локальным. На определенном этапе развития он вдруг становится важнее, чем рынок капитала. Вчера люди ничего не значили, а сегодня вдруг о них начинают заботиться. Не потому, что капиталисты вдруг прозрели и стали гуманистами. Просто капитализм вступил в новую фазу. Депрессивное состояние рынка труда начинает сдерживать развитие рынка капитала.

В XVII веке появилась теория меркантилизма, ориентирующая правителей на защиту национального рынка. Идеи «свободной торговли», которые раньше безраздельно господствовали, оказались поставлены под сомнение. В XX веке наблюдается то же самое. Появляется английский экономист Джон М. Кейнс, который призывает спасти капитализм от краха с помощью государственного регулирования и социальной политики.

Любопытно, что Кейнс мало знал Маркса, но был знаком с работами Энгельса. Кейнс пришел к некоторым выводам, которые оказались небезынтересны и для марксистов. Один из этих выводов состоял в том, что капитализм нуждается во внешних стабилизаторах. Например, нельзя подчинить все общественные отношения чисто рыночным факторам. Это плохо даже с точки зрения самого буржуазного порядка.

Капитализм и рынок

Капитализм есть максимальное, наиболее полное развитие рыночного принципа. Рынок существовал до капитализма и, возможно, будет в каких-то формах существовать после. Но именно при капитализме рынок получает наиболее полное развитие, становится всепроникающим. Однако мы не можем на чисто рыночных отношениях строить воспитание детей или отношения в семье. Муж и жена не могут, например, платить друг другу за каждую операцию, которую они в доме производят. Брачный контракт - это как раз проникновение рынка в несвойственную ему среду. Потому с любовью он несовместим. А феминистские призывы платить женщинам за домашнюю работу, как бы ни были они понятны на психологическом уровне, есть не что иное, как распространение сугубо буржуазного принципа на внутрисемейные отношения.

Культура, искусство, образование живут по другой логике, чем коммерция. Они в значительной мере стабилизируют рыночную систему, потому что как бы «извне» привносят в капитализм некоторые факторы регулирования, стабильности, устойчивости. Для этих же целей капиталу нужна религия, церковная организация, унаследованная от Средних веков. Если бы система была построена вся целиком по чисто рыночным принципам, она неизбежно разваливалась бы. Если все построено только на рыночных отношениях, все семьи должны развестись. Детей можно будет продавать. Торговать отечеством станет так же почетно, как и продавать пуговицы. Но сама же буржуазия с таким подходом категорически не соглашается. Она трогательно носится со средневековыми государственными традициями, требует уважения к гербам и флагам, сентиментально любит монархов, вкладывает деньги в абсолютно убыточные виды искусства типа оперы и классического балета.

Внерыночные стабилизаторы нужны самому капитализму. Буржуазия совершенно осознанно сохраняет различные «докапиталистические пережитки». Но Кейнс пришел к выводу, что этого мало. Он понял, что необходимо регулировать рынок. Раз есть конъюнктурные циклы, которые можно предсказать, значит, государство, прогнозируя эти циклы, может осознанно проводить экономическую политику, создающую им противовес. Деятельность государства можем быть даже неэффективна сама по себе, главное, чтобы она была нужным образом направлена. Давайте, говорил Кейнс, в разгар кризиса выроем огромную яму, правительство закопает туда бутылки со стофунтовыми купюрами. Потом правительство будет сдавать эту землю отдельным предпринимателям, которые станут эти бутылки выкапывать. Экономика расцветет, потому что деньги будут потрачены не только на закапывание и раскапывание ямы, но и на то, чтобы заказать строительную технику, создать рабочие места. Машиностроительные заводы будут загружены, рабочие получат зарплату, на эти деньги они купят еду у фермеров, соответственно, расцветет торговля, предприятия заплатят налоги в казну. Все будет замечательно. Конечно, эквивалентом этой ямы может быть культура, наука, образование, но скорее всего правительство предпочтет закупать оружие.