Тайна Леонардо - Воронин Андрей Николаевич

– Вы думаете, его тоже могли убить? – спросила она, стараясь скрыть замешательство.

– Лично мне это кажется наиболее простым и естественным выходом из ситуации, – сказал Сиверов. – До сих пор неизвестный нам заказчик именно так и действовал. Сначала инженер Градов, потом Кот, за ним – тот омоновец, Верещагин... Ведь это же очень удобно, надежно и дешево – намного дешевле, чем пытаться купить молчание за деньги. Сколько бы ты ни заплатил исполнителю, всегда существует опасность того, что он снова возникнет перед тобой и начнет тебя шантажировать. А то и попадется на каком-нибудь другом деле, получит пару раз милицейской дубинкой по почкам и выложит про тебя всю правду-матку – просто так, чтобы скостить себе годик со срока...

– Вот еще что, – прервал эту лекцию Федор Филиппович. – Надо снова побывать у Мансурова и присмотреться к нему более внимательно.

– Да, – согласился Сиверов, – пожалуй.

– А кто такой Мансуров? – спросила Ирина.

Она была почти уверена, что ей не ответят, – с какой, собственно, стати им было отвечать? – но Глеб, закурив новую сигарету, сказал:

– Мансуров – это питерский врач, хирург, на даче которого мы жили, когда готовилось ограбление.

– Врач – заказчик ограбления? – усомнилась Ирина.

– А почему бы и нет? Повредиться рассудком и захотеть повесить у себя в спальне работу самого Леонардо может кто угодно. Доходы доктора Мансурова, кстати, вполне позволяют ему организовать и оплатить подобную акцию, тем более что потрачено на самом-то деле было всего ничего, от силы тысяч десять. К тому же у него слишком хорошее алиби: все то время, что мы просидели у него на даче, он провел за границей, на каком-то международном не то симпозиуме, не то конгрессе, и вернулся оттуда только через неделю после ограбления. Его, естественно, допросили, и он, естественно, с возмущением объявил о своем полном неведении – мало ли кто мог забраться на дачу в его отсутствие!

– И вы ему поверили? – изумилась Ирина. – Поверили и оставили в покое?

– Ну, не так уж и поверили, – сказал Федор Филиппович.

– И не совсем оставили в покое, – добавил Глеб. – Я лично дважды побывал у него в гостях – один раз на городской квартире и второй – на даче. Доктор Мансуров этого, сами понимаете, не знал. К сожалению, мне так и не удалось обнаружить никаких улик, хотя я очень старался. Да и какие могли быть улики, ограбление-то сорвалось! А у нас ведь как: не пойман – не вор...

– Мне показалось, что вы смотрите на эту проблему как-то иначе, – заметила Ирина.

– Так что же, – воскликнул Глеб, – я, по-вашему, должен был шлепнуть его только лишь по подозрению в организации неудачного ограбления?! Ну что мы могли предъявить этому доктору Мансурову? О чем спросить – не он ли пытался похитить золото инков? Так ведь он даже не зубной техник, а пластический хирург, на кой ляд ему золото?

– Нити из него плести, – язвительно проворчал генерал Потапчук. – Знаешь про такую технологию? Под кожу вживляются золотые нити, и, как только появляются морщинки и мешки под глазами, добрый доктор тянет за ниточки за ушами: р-раз! – и кожа на физиономии опять натянута, как на барабане, хоть марши на ней играй. Особенно хорошо, заметь, для этого подходят золотые украшения пятнадцатого – шестнадцатого веков... Так же, впрочем, как и для изготовления зубных протезов. Что ты несешь? Слушать тебя противно, ей-богу... Вот теперь пойди и спроси у него, не он ли украл «Мадонну Литта»...

– Это сделаю я, – неожиданно для себя самой вызвалась Ирина. – В конце концов, – добавила она, поймав на себе удивленные взгляды Сиверова и генерала, – повышенная забота о собственной внешности более характерна для женщин, чем для мужчин.

– Ну, с этим можно было бы поспорить... – усмехаясь, начал Глеб.

– Ни один из вас не похож ни на поп-звезду, – не дала возразить Ирина, – ни на... э...

– Мы вас поняли, – поспешно сказал Федор Филиппович.

– Тем более что в наше время это практически одно и то же, – добавил Сиверов. – Нет, если накрасить, скажем, Федору Филипповичу губы...

– Перестань молоть чушь, – резко оборвал Потапчук. – Вы правы, Ирина Константиновна. В конце концов, не в морг же вам идти...

– Это почему же?! – возмутился Сиверов.

– Потому что она никогда не видела Короткого и не знает его в лицо, – с ужаснувшим Ирину спокойствием ответил Федор Филиппович. – Еще принесет нам в бумажке не того лилипута, хорони его потом за казенный счет...

Ирина наконец поняла, что господа офицеры изволят шутить. Ответная колкость уже готова была сорваться с ее языка, но тут Потапчук выпрямился и, залпом допив остывший кофе, сказал:

– И еще, Ирина Константиновна, я вас попрошу... Понимаю, что это скорее всего бессмысленно, но все же постарайтесь навести справки в среде коллекционеров и вообще людей близких к искусству. Поверьте моему опыту, в начале поиска почти каждый шаг кажется бессмысленным, каждое направление – бесперспективным... Вы только представьте себе: огромная страна, и на ее просторах – лилипут с картиной под мышкой... Тут есть от чего прийти в уныние. Однако искать надо, и мы будем это делать. Даст бог, найдем... А вы все-таки поспрашивайте. Вряд ли на "Мадонну Литта" позарился кто-то из серьезных коллекционеров, но, может быть, похититель обращался к кому-то из них за советом, консультацией...

– Вряд ли, – сказала Ирина, – но я, как вы выразились, поспрашиваю. Хотя мне все-таки кажется, что это полная ерунда. Мансуров – вот кто меня интересует.

– Вот и узнайте, не обращался ли он к кому-то за консультацией по поводу рыночной стоимости работ Леонардо, – не растерялся Федор Филиппович.

– Для этого надо лишиться рассудка, – заметила Ирина.

– Для того чтобы украсть картину да Винчи, тоже надо быть не в себе, – негромко произнес Сиверов от окна, где он опять стоял, пуская дым в открытую форточку.

Ирине хотелось возразить, но возразить было нечего: это был один из тех редчайших случаев, когда их с Сиверовым мнения целиком и полностью совпадали.

Глава 12

Марат Хаджибекович крякнул и привычно провел согнутым указательным пальцем по седоватой щеточке усов – сначала по правому усу, а потом по левому. Его широкое смуглое лицо с маслянистыми щелочками глаз, что прятались в вечно припухших, окруженных сеткой веселых морщинок веках, в данный момент выражало легкое недоумение пополам с сочувствием. Сидевшая перед ним молодая женщина была на диво хороша, и помощь пластического хирурга ей совсем не требовалась. Узкие, частично скрытые очками со слегка затемненными стеклами глаза хирурга с профессиональным интересом скользнули по красивому, с правильными чертами, свежему лицу, прямым плечам, высокой, в меру полной груди и стройным ногам, имевшим, насколько мог видеть Марат Хаджибекович, почти идеальную форму, ради которой миллионы женщин изнуряют себя непомерными физическими нагрузками и тратят бешеные деньги на тренеров, массажистов и шарлатанов, именующих себя специалистами по диетам. Этой даме природа и родители совершенно бесплатно дали все, о чем другим остается только мечтать, а вот поди ж ты – она, видите ли, недовольна!

Такие дамочки, одолеваемые скукой, не знающие, куда еще им девать шальные, доставшиеся без труда деньги, появлялись в кабинете пластического хирурга Марата Хаджибековича Мансурова довольно часто, и он обычно старался как-нибудь повежливее их спровадить. Конечно, платили они не скупясь – опять же потому, что не знали цены деньгам, – но иметь с ними дело часто оказывалось себе дороже. Жена Марата Хаджибековича, двадцать лет отработавшая с ним бок о бок в операционной, а в прошлом году уступившая наконец его уговорам и ушедшая на покой, называла таких дамочек "бабоньками" – не всегда, а лишь тогда, когда пребывала в спокойном, слегка юмористическом расположении духа. Но в тех нередких, увы, случаях, когда "бабонькам" удавалось ее разозлить, мадам Мансурова прямо и открыто именовала их стервами – случалось, что и в лицо. "Этим стервам не угодишь, – говорила она, с грохотом швыряя в таз окровавленные инструменты. – Если в могли, они бы и Господу Богу предъявили претензии, тем более что он совершает ошибки намного чаще, чем ты".