Тайна Леонардо - Воронин Андрей Николаевич

– Точно, – подхватил Клава, – и на электричестве пожизненная экономия!

– Как это? – удивился Бек.

– Свет включать не надо, – с готовностью объяснил Клава. – Сам будешь светиться ярче любой лампочки!

– Бек, не стой, – раздраженно сказал Кот и бросил медвежатнику еще один пакет. – Давай греби, что под руку попадется, тут фуфла нет, не прогадаешь.

Бек закрыл свой кейс, отошел в дальний угол и принялся опустошать стоявшую там витрину, как попало бросая тяжелые литые украшения в пакет.

– А еще, – жизнерадостно сообщил неугомонный Клава, – бывают такие люди, у которых все к рукам липнет. Деньги попадутся – прикарманят деньги, жратва повстречается – стырят жратву... Такие даже по овощной базе не могут спокойно пройти, чтобы хоть пару картофелин в карман не сунуть. А уж если золото увидят, тут у них вообще башню сносит...

Бек, забыв, по всей видимости, об укрепленном у щеки микрофоне, громко, на весь эфир, скрипнул зубами, вынул что-то из правого кармана и со злостью швырнул в мешок.

– Высоко сижу, далеко гляжу, – сказал ему Клава. – Не садись на пенек, не ешь...

Он вдруг оборвал свою насмешливую тираду и уже совершенно другим, испуганным голосом воскликнул:

– Эй! Что за...

Затем в наушниках послышался какой-то беспорядочный грохот, душераздирающий треск, и наступила тишина, нарушаемая только слабым шумом статических разрядов.

Глеб испытал ощущение, сравнимое с тем, какое бывает от удара электрическим током. Судя по разом побледневшему, вытянувшемуся и окаменевшему лицу Кота и выражению тупого изумления, появившемуся на мясистой физиономии Бека, его коллеги в данный момент чувствовали то же самое. То, что они только что услышали, было просто невозможно истолковать двояко: в съемную квартиру, где сидел, дирижируя ограблением, вооруженный всей мощью современных компьютерных технологий Клава, кто-то вломился безо всяких электронных хитростей, и теперь программист либо был мертв, либо просто лежал мордой в пол со скованными за спиной руками.

Продумывать последствия было некогда, следовало уносить ноги.

– Шухер? – с вопросительной интонацией произнес Бек.

Вместо ответа Глеб сорвал с шеи металлическую дужку, на которой крепилась горошина микрофона, выдернул из кармана рацию и, не глядя, швырнул все это добро в темный угол. Кот, не говоря ни слова, последовал его примеру: теперь, когда занимаемый Клавой командный пост был захвачен неизвестным противником, их переговоры по радио могли прослушиваться. Да что там могли, наверняка прослушивались!

Туго соображающий Бек выбросил свою рацию уже на бегу. Поскольку здоровья ему было не занимать, а адреналина в крови гуляло предостаточно, бросок удался на славу: весьма увесистая для своих небольших размеров рация со звоном пробила витринное стекло и приземлилась среди не успевших перекочевать в мешок с добычей золотых украшений как свидетельство того, что древние народы Центральной и Южной Америки умели изготавливать не только бесполезные побрякушки, но и современные средства связи.

Грабители огромными прыжками неслись через анфилады погруженных в таинственный полумрак залов, казавшиеся сейчас куда более длинными, чем это было на самом деле. Глеб на бегу пытался разобраться, что происходит, но в голову не приходило ничего. Ясно было, что его дурные предчувствия начинают сбываться, но он никак не мог понять, что к чему. Неужели Клава оказался прав, и электронная система действительно содержала какие-то сюрпризы, которые ему не удалось обнаружить? Но в таком случае охрана первым делом пожаловала бы сюда, а не в квартиру, где окопался со своим ноутбуком программист...

На повороте Бек поскользнулся и шумно рухнул на бок. Полиэтиленовый мешок, который он, разумеется, не бросил, лопнул, и поддельные сокровища испанской короны, бренча, брызнули из него в разные стороны, как семечки из раздавленного помидора. Бек поднялся на четвереньки и, изрыгая страшные ругательства, принялся их собирать. Пробежавший было мимо него Кот затормозил, проехав с метр по скользкому паркету, как по льду, вернулся и, ухватив за шиворот, рывком придал Беку вертикальное положение.

– Ходу, идиот! – прорычал он.

Бек послушался, но на бегу пару раз оглянулся, как будто прикидывая, не вернуться ли ему все-таки за разлетевшимся по полу золотом. Глеб хотел на него прикрикнуть, но тут по всему музею внезапно, как вспышка молнии, и так же ослепительно воссиял полный свет, нестерпимо ярко озарив бесконечно длинную анфиладу блистающих строгой роскошью залов. Он ударил по незащищенным глазам, как железная палка, и вместо строгого окрика Глеб, не сдержавшись, издал короткий болезненный стон.

Навстречу им из-за угла послышался глухой топот множества ног, сопровождавшийся ритмичным бряцанием оружия.

Бек отпрянул назад, прижавшись лопатками к стене, и в руке у него блеснуло широкое лезвие охотничьего ножа. Глаза у него были совершенно безумные, состоявшие, казалось, из одних белков, желтые прокуренные зубы оскалены, на лбу алмазной крошкой блестела мелкая испарина.

Глеб ухватил его за запястье и резко повернул, заставив выпустить нож, который с коротким лязгом ударился о каменные плиты пола. Свободной рукой Глеб отвесил Беку увесистую оплеуху; голова медвежатника тяжело мотнулась, ударившись затылком о стену, он рванулся, и его глаза снова приобрели осмысленное выражение.

– С ума сошел?! – прошипел Глеб в бледное, лоснящееся от холодного пота лицо. – Назад, быстро! К главному входу!

Бек оторвался наконец от стены, и пробегавший мимо Кот сильно толкнул его между лопаток, направляя туда, откуда они только что появились. Глеб бросился за ними, уже понимая, что это бесполезно, что уйти все равно не удастся, но он не видел иного выхода. Железный, усиленный мегафоном голос пролаял им в спины предложение сдаться; этот голос любезно сообщил, что музей окружен, и предупредил, что при попытке сопротивления будет открыт огонь на поражение. А еще этот голос уведомил Глеба и его товарищей по несчастью о том, что в Эрмитаже работает ОМОН, что уже вообще не лезло ни в какие ворота. "Это кто же их сюда пустил?!" – на бегу изумился Глеб.

Потом он представил, что может натворить ОМОН в музее и какое станет лицо у Федора Филипповича, когда он узнает, чем закончилась разработанная им операция, и ему стало совсем тошно. "Недаром вся эта бодяга мне с самого начала не понравилась", – подумал он, вслед за Беком и Котом пробегая мимо билетных касс.

Впереди показались высокие двери главного входа. Здесь Глеб немного притормозил, задумавшись, не лучше ли будет вернуться и попробовать спрятаться где-нибудь внутри. Ясно было, что на улице ему делать нечего: мегафонный голос наверняка не лгал, утверждая, что музей оцеплен. Еще, чего доброго, и впрямь пальнут – им это ничего не стоит, ОМОН есть ОМОН, а теперь, когда за плечами почти у каждого из них имеется накопленный в Чечне богатый опыт кровопролития, шлепнуть человека им вообще раз плюнуть...

Впрочем, попытка схорониться в одном из залов была немногим лучше. Музей обязательно осмотрят от подвала до конька крыши, следящие камеры снова включат, если уже не включили, и огромное здание превратится в роскошную мышеловку, выскользнуть из которой уже не удастся. Шлепнуть, конечно, не шлепнут, но ребра пересчитают, а потом Федору Филипповичу придется долго думать, как организовать ему побег из тюрьмы, потому что официальным путем его оттуда не выудишь – операция-то секретная!

Глеб остановился, глядя, как Бек торопливо возится с замком, и нащупал в кармане снятых с охранника форменных брюк небольшой стеклянный пузырек. "Как чувствовал", – подумал он, нерешительно вынимая его из кармана.

Пузырек он прихватил в мастерской реставраторов, куда заглянул перед тем, как впустить в музей Кота и Бека. Тогда он еще понятия не имел, зачем это делает, – так же, впрочем, как не понимал и того, зачем обменялся одеждой с охранником. "Просто так, на всякий случай", – говорим мы, когда внутренний голос настойчиво подает нам не вполне понятные советы, не поддающиеся простому логическому осмыслению. На самом деле этот едва слышный шепот подсознания означает, что где-то там, в темных глубинах мозга, куда нет доступа солнечному свету, уже выработан запасной план спасения на самый крайний, непредвиденный, даже немыслимый случай – такой, например, как срыв тщательно разработанной операции ФСБ свирепым питерским ОМОНом, который, ей-богу, будто с неба сюда свалился...