Империя - Григорий Павленко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
пытался её удерживать.
Но ни Балор, ни Велена не заметили, что окончание этой сцены наблюдал никто иной, как
лорд Логар, который направлялся в покои, где разместились его дети. Он увидел, как
Балор резко притянул к себе Велену, крепко обнял её и принялся что-то горячо шептать ей
на ухо, отчего та жутко покраснела. Но когда Велена заметила (как думал Логар), что они
здесь не одни, она шепнула Балору в ответ что-то, что очень на помнило Логару «Не здесь
же!», оттолкнула правителя Соладара.
Бакортец лишь стоял и хмуро наблюдал за всей этой сценой, скрестив руки на груди, когда пристыженная Велена, что-то пробормотала и поспешила удалиться в
противоположном от него направлении, и когда мужчины остались наедине, Логар злобно
посмотрел на Балора. Он прекрасно понимал, чего хочет этот столичный червь. Наверняка
тот уже видел себя сидящим на Корантарском троне.
- Корантар мой! – бросил он Балору, а затем резко развернулся и зашагал прочь,
проклиная эту чёртову девку, готовую лечь под кого угодно, лишь бы досадить ему –
Логару.
Только лорд Балор, озадаченно приглаживая бородку, посмотрел сначала вслед
удаляющемуся Логару, а затем Велене и сказал:
- Этот совет определённо стоил тех усилий, что мы на него затратили.
И насвистывая какую-то южную мелодию, он отправился на поиски лекаря, который
сможет унять так неожиданно охватившую Императора головную боль. Балор, конечно
же, жалел, что не сможет насладиться очередным витком противостояния Бакорта и
Корантара (или Корантара и Бакорта, подметил для себя лорд), инициатором которого он
стал только что. Вообще, Балора жутко забавляла эта свара, и он рассчитывал потихоньку
подбрасывать дровишки в костёр взаимной ненависти Велены и Логара, пока те будут
находиться во дворце. Но это так, игра и не более того.
Глава 27
Спустя два часа
Покои леди Велены
Покои, выделенные леди Корантара отличались особенной роскошью. Таково было
личное пожелание Хотар’Коша, который предположил, что его Велене хотя бы раз в
жизни стоит узнать на себе, что такое быть настоящей леди. Южанин, конечно же, знал о
том, что она больше привыкла к суровому быту Харенхейла, но все равно потребовал от
дворцовых слуг лучшие покои для неё, ведь, в конце концов, Велена была женщиной. Да
вот только она не была об этом извещена, и когда ей довелось увидеть все эти комнаты
(чего стоили только три(!) спальни), то она просто пришла в ужас. Ведь в Харенхейле её
личные покои включали в себя небольшой рабочий кабинет, спальню и все. А здесь же, одна только мебель здесь стоила, как добрая половина её замка. Это, мягко говоря, удручало и заставляло задуматься о том, куда уходит то золото, что платили Корантарцы в
качестве налогов.
Но сейчас, вернувшись в покои, Велена все ещё находилась в смятении после той встречи
с Балором. Она действительно порывалась лично поговорить с Императором и попытаться
отговорить правителя от этого абсурдного решения с казнью, но слова Балора крепко
запали ей в душу. Она зареклась не предпринимать никаких серьёзных действий ровно до
того момента, пока не переговорит с двумя своими советниками, в роли которых
выступали Хароудел и Хотар’Кош. Все вместе они собрались в её личных покоях, для
того чтобы решить этот вопрос.
- Казнить? Донака? – удивился Ро. Горец вообще-то не хотел сегодня ни с кем
разговаривать и находился в крайне подавленном расположении духа, все-таки ему
пришлось, ради визита во дворец, привести в порядок волосы и бороду, но когда он узнал, что Велене требуется его «мудрость вождя», то горец тут же пришёл ей на помощь. – Ятур
вас забери, зачем казнить этого балабола? От него же вреда нет никакого.
- Боюсь, указы Императора, в данный момент истории, не стоит обсуждать, леди, - с
сожалением сказал Хотар, который в роскоши Императорского дворца чувствовал себя
куда лучше, чем Хароудел. – Это просто может быть опасно для вас и для всего
Корантара.
- Да что же я за леди буду такая, если не смогу защитить жителя своей провинции от
неправедных обвинений? – возмутилась Велена.
- Живая и правящая, - устало сказал ей южанин. Его и самого не радовала перспектива
того, что им придётся казнить человека только за то, что он высказывался как-то не так.
Но в отличие от Хароудела и Велены, Хотар буквально кожей чувствовал все, что
творилось в Соладаре. Все-таки не зря он имел славу прекрасного дипломата. –
Послушайте, леди, - продолжил он, видя сомнения Велены, - я часто бывал в столице, в то
время как вы безвылазно сидели в Корантаре и вели свою переписку с Императором.
- Это упрёк, Хотар?
- Это факт, леди. Я все эти десять лет служил вашим дипломатом и могу со всей
уверенностью сказать – Император слишком далеко ушёл от того человека, с которым был
дружен ваш отец. Я не знаю, что так сильно изменило его, но сейчас… Сейчас нам лучше
делать все, что он потребует и молиться о том, чтобы трон отца поскорее занял принц
Эрхен. Император с каждым днём все ближе приближается к тому, кого он, когда-то,
одолел во время войны.
- Хотар… - Велена хотела уже высказать южанину, чтобы тот был поосторожнее в
выражениях, но вовремя прикусила язык. Она ведь действительно почти не знала
Императора. Те письма, что приходили из столицы, почти ничего не говорили ей о том
человеке, что был по другую сторону листа. И сегодня она увидела его своими глазами.
Император был холодным, жёстким и тяжёлым человеком. Он верил ей, но вера эта
держалась только на памяти Валора, и если Велена сделает хоть один неосторожный шаг, то никто не сможет гарантировать её безопасности. Именно об этом её хотел
предупредить Балор…
- Хотар ты мужик или где? – поинтересовался Хароудел.
- Я все-таки склонен считать себя мужчиной, - ответил южанин, с лёгкой неуверенностью
в голосе. Он редко когда понимал «специфический», как он говорил, юмор горца.
- Тогда почему ты предлагаешь нам забиться в норки и ждать, пока всё само образумиться
наплевав на Донака? – продолжил Ро, - почему мы должны смиренно плюнуть на все и
сказать – «Да режьте его, режьте! Все равно он тут никому не нравился»?
- Как я уже сказал, это вопрос безопасности Корантара в целом и леди Велены в
частности.
- Безопасности? Ха! Да только дай этому Хальгой укушенному Императору одну уступку, и он сразу же потребует с тебя ещё десять. Сначала ему не понравился Донак, потом, ему
взбредёт в голову, что ты, Хотар чёрный не потому, что тебя мать природа таким сделала, а потому что ты его величество Императорское предать решил, и потребует тебя казнить.
Ну а потом, ему вдруг не понравиться, что я бородатый и угадай, что он потребует от
вождицы нашей?
- Хароудел, в твоих словах, конечно же, есть истина, но сам посуди, - в Корантаре у нас
все ещё стоят два легиона, которые, в случае чего…
- Боги всеведущие, Хотар, ты так говоришь, будто я восстание имел ввиду, - возмутился
Хароудел, - неужели ты думаешь, что я настолько тупой?
Взгляд южанина послужил горцу весьма красноречивым ответом.
- Сам ты дурак, – пробормотал он, - я говорил о том, что можно вздёрнуть какого-нибудь
смертника. Мало что ли у тебя в тюрьмах таких сидит, а, Велена?
- Вообще-то да, - покачала головой Велена, - на то они и смертники, все-таки, чтобы не в
камерах сидеть.
- Ну не так важно, - отмахнулся горец, - главное, что я вам сказать хочу, так это то, что
если мы сейчас поддадимся Императору, он сразу же сядет нам на шеи и ножки свесит.
Будет пить кровушку нашу, как чёрт знает кто, а что-то делать с этим будет уже поздно, потому что мы прогнёмся под него!
- Хароудел, ты мне вот что объясни, - спросил его Хотар, - ты предлагаешь нам обмануть
Императора, сказав ему, что мы казнили Донака, но на самом деле просто повесить
какого-то преступника. Если мы этого не сделаем, то ты говоришь, что Император начнёт
требовать от нас больше и больше. Но скажи, друг, если он будет думать, что мы
подчинились ему, то какой вообще в этом всем будет смысл? Разве смерть мнимого
Донака будет для него отличаться от смерти настоящего?
- Конечно же, нет, - согласился горец, - но я говорю не о том, чтобы дать ему отпор
сейчас, нет. Сейчас мы слабые как котятки, а он силён как медведь. Конечно, он нас
раздавит, если мы ему фигу покажем.
- Тогда о чём ты говоришь, Ро? – спросила Велена, окончательно потерявшая мысль.
- Я говорю о нас. О тебе, мне и чёрненьком. Если мы сейчас казним Донака, то мы сами
уже не сможем называть себя правыми. Мы станем трусами, слабаками и ничтожествами, которые будут смиренно принимать каждое слово этого вашего Императора, и думать про
себя «ну что я могу поделать, он ведь правитель, да и требует не слишком многого».