Мое любимое чудовище - Элизабет Хойт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эти четверо исполняли главные роли, хотя, помимо них, приехали и другие актеры, назначенные на второстепенные роли.
— Добро пожаловать в Грейвс-Хаус, — с придыханием произнес мистер Грейвс, но тотчас же испортил впечатление собственной практичностью: — Полагаю, дворецкий уже подготовил ваши комнаты. Надеюсь, вы присоединитесь к нам за обедом. У нас собралась очень веселая компания. А вот и мой сын с супругой приехали, так что прошу прощения.
Хозяин дома удалился, оставив гостей на попечение дворецкого, который, как и ожидалось, держался высокомерно, как с особами не слишком значительными.
— Лейк. — Он щелкнул пальцами, и к нему тотчас же подошел один из лакеев. — Покажите этим людям их комнаты.
— Благодарю вас, любезный, — с нахальной улыбкой обратился к дворецкому Джон.
— Что ж, слава богу, хоть в дом впустили, — философски заметила Молл, пока артисты вслед за лакеем поднимались по лестнице. — Когда я в последний раз играла в домашней постановке, не поверите, хозяева отправили нас спать в конюшню, как цыган. Ну нет, сказала я им. Или в комнате не хуже, чем у горничных, или возвращаюсь в Лондон. Они поворчали, но я все же добилась своего. Это было в Кембридже, когда мы ставили «Ричарда Второго», помнишь, Стэнфорд?
— Конечно, помню, — аристократично протянул тот. — Самая депрессивная постановка, в которой я когда-либо принимал участие.
— Не знаю, о чем они только думали, — кивнула Молл. — Историческая пьеса для домашней постановки. Можешь себе представить?
Лакей, который, в отличие от дворецкого, испытывал перед артистами благоговение, провел их в комнаты. После рассказа Молл о том, как труппу поселили в конюшню, Лили немного опасалась увидеть отведенное им место, но комнаты оказались вполне комфортными, несмотря на то что располагались в самом конце коридора.
— В любом случае лучше, чем конюшня, — весело заявила Молл, заглядывая в шкаф. — Похоже, мы будем спать вместе. — Она кивнула на увенчанную балдахином кровать. — Но я не храплю, так что беспокоиться не о чем. Давай-ка приведем себя в порядок и спустимся вниз. У меня такое ощущение, что нам придется развлекать их всю ночь.
Такое не редкость, думала Лили, пока они по очереди умывались и переодевались. Актеры, нанятые для домашних постановок, как правило, развлекали гостей и за столом, создавая атмосферу праздника.
Меньше чем через час все были готовы спуститься. Молл выбрала коричнево-лиловый наряд, в то время как на Лили было одно из ее любимых платьев — алое с глубоким квадратным декольте и белыми оборками на лифе и рукавах.
— Ну что, идем? — предложила Молл, выходя в коридор, где их уже поджидали Джон и Стэнфорд.
— Леди! — Джон склонился перед ними в шутовском поклоне.
— Осел, — пробормотал Стэнфорд, подавая руку Молл.
Лили пришлось опереться на руку Джона. Ей уже приходилось работать с Джоном и Молл, а вот Стэнфорд, как она обнаружила, оказался весьма остроумным, несмотря на исполняемые им возрастные роли. При обычных обстоятельствах Лили получала бы огромное удовольствие от происходящего: загородный дом, званый вечер, веселые коллеги и перспектива целую неделю наслаждаться хорошей едой, — но сегодня воспринимала все это мероприятие как необходимость, которое просто дает возможность заработать.
На первом этаже располагался большой зал, и Лили огляделась, мысленно оценив, подойдет ли он для постановки. Освещение показалось ей не слишком хорошим, поскольку в зале было всего два окна, да и расположены они в торце, но спектакль состоится вечером, так что нескольких дюжин свечей будет достаточно.
Лили поймала на себе взгляд Стэнфорда, и когда он подмигнул, поняла, что и его беспокоит то же.
Первыми в зале появились мистер и миссис Джордж Грейвс, сын хозяина дома с супругой. Поскольку Грейвс-старший был вдовцом, Лили поняла, что к подготовке званого вечера приложила руку его невестка. Тихая женщина лет тридцати, она обладала заурядной внешностью, зато глаза ее лучились умом. В отличие от нее супруг обладал зычным голосом, который сослужил бы ему хорошую службу, задумай он выступать на сцене. Этот высокий крепкий мужчина был весьма привлекателен, как, вероятно, и его отец в молодости.
Следом за ними шла пара молодоженов: мистер и миссис Филипп Уорнер. Молодые люди смотрели друг на друга влюбленными глазами, словно вокруг никого не было. Оба светловолосые, они походили на ангелов.
Мисс Ипполиту Ройл сопровождал ее отец, сэр Джордж Ройл, который сколотил свое состояние в Индии и за особые заслуги был посвящен в рыцари. Мисс Ипполита, смуглая красавица, души не чаяла в своем престарелом отце.
Помимо мисс Ройл на званом вечере присутствовали еще две одинокие леди: миссис Джеллет, великосветская вдовушка с горящими азартом глазами сплетницы, и леди Геррик — богатая красавица, вдова баронета.
Лили уже начала думать, что дам на званом вечере значительно больше, чем джентльменов, и тут хозяин дома объявил:
— А вот и их светлость!
Обернувшись, Лили увидела герцога Монтгомери, Малколма Маклиша и… Калибана.
Только он больше не был Калибаном. Виконт Килбурн с туго стянутыми на затылке волосами, в темно-голубом костюме, щедро расшитом золотом и пурпуром, и кремовом жилете выглядел аристократом до мозга костей.
Заметив Лили в алом платье с глубоким декольте, обнажавшим верхнюю часть прелестных полушарий, таких нежных и манящих, Аполлон почувствовал себя так, словно его с силой ударили под дых.
— Вы не говорили, что мисс Гудфеллоу тоже будет здесь, — прошипел он на ухо Монтгомери.
— Разве? — удивился герцог. — А что, это имеет для вас какое-то значение?
Ах какое лицемерие! Герцог прекрасно знал, что эта информация для него очень важна. В те недели, что он готовился к званому вечеру, Аполлону часто приходилось терпеть общество его светлости. Монтгомери обладал не только выдающимся умом, но и довольно злым чувством юмора: от души веселился, когда кто-то попадал в затруднительное положение, — был маниакально эгоистичен и деятелен.
Вряд ли он умолчал о присутствии Лили на званом вечере по забывчивости: скорее решил поразвлечься или же на то были более гнусные причины. Впрочем, в данный момент Аполлону не было до этого никакого дела.
Он не видел Лили более двух недель, и все это время каждую ночь засыпал с мыслями о ней и просыпался с ее образом перед глазами.
Не менее была обескуражена и Лили, однако очень быстро взяла себя в руки, и ее лицо приобрело выражение светской любезности, которое Аполлон тихо ненавидел.
Началось представление гостей, но Аполлон ничего не видел и не слышал: только Лили была перед его взором.
Когда дошла очередь до него, она
