Мир в подарок - Оксана Демченко

Кот успокоенно и вроде безразлично отвернулся, растворился в замечательно уютном маскировочном тумане, почти сразу погасла и фигура таинственного болотного жителя.

Я вздрогнула, озираясь: а был ли разговор? Крыса, по крайней мере, здесь. Тиной гнилой воняет мерзостно. До топей идти — лосю далеко. Хотя, что я знаю о способностях этого конкретного кота и его приятеля?

— Тин!

— Тиннара!

Ясно. У арага посветлело в голове. Он перебудил всех, и теперь меня усердно ищут.

Наверное, давно. Нашарив в траве оброненный ошейник, я заткнула его за пояс.

Спорим, утонет с бульком? На пять медяков, припомнила я кожевенную слободу и улыбнулась. Ведь я так и не купила ему новую рубаху, мелькнула виноватая мысль.

Отряхнула прилипшую траву с промокших штанин, пошла на голоса. Похоже, заходят от озера.

Из тумана вынырнул старший Римахов сын, сгреб меня в охапку и поволок к костру, не затевая душеспасительных бесед. По дороге он победно ревел фамильным басом рассерженного медведя, собирая остальных. У огня нас ждала Митэ с очередной порцией моего фирменного чая и искренним сочувствием во взгляде.

Потом набежали остальные. Даже деятельный гнедой конек с белой стрелкой сунул свою приметную морду в круг света. Меня укутали в пару толстых пледов и заставили выпить вторую плошку отвара.

А потом к костру бочком придвинулся из тени совершенно потерянный Наири. Измятый, запыхавшийся, с запавшими глазами больной собаки. Карис укутала пледом и его, погладив ободряюще по плечу.

— Тин, тебе па рассказал, как Дари, ну, то есть Годей, к нам попал? — спросил Тамил, щурясь на арага.

— Придушил старосту, но неудачно, — кивнула я.

— По мне, знаешь ли, вернее звучит «удачно не придушил». Это начало истории, — радостно хмыкнул рыжий. — Итак, па его выкупил, и дохленький малыш Дари тут же, в ночь, попытался прирезать недобитого хозяина. Сам еле дышал, а до кинжала добрался. На пол-пальца левее — и мы бы осиротели двадцать лет назад.

— Удачно не попал. И что?

— Свобода дается человеку при рождении, за ее возвращение не просят плату. Это закон Агриса, — поучительно сообщил Мирах. — Если раб пытается вернуть волю сам, не разобравшись куда попал, у нас за это не карают. Бывает, до большой крови доходит. Но отвечать за причиненное может только свободный человек. Батю три месяца выхаживал лекарь. Дари от его постели не отходил и до сих пор за ту рану себя казнит.

— А па сказал ему, мол, «сам будешь ребят до переправы таскать, чтоб меня не зарезали, тогда береги уже свою спину и не жди благодарности», — закончил фамильную историю Тамил.

— Наири, иди-ка ты баиньки, — мирно предложила я. Он дернулся, упорно рассматривая стеклянными слепыми глазами угли. — Третьи сутки маешься без сна.

Туурдов я вырезала, травками тебя опоив, но отдыха они не дают, я в этом разбираюсь. Если не отоспишься, завтра никому жизни опять не будет. А нам еще две свадьбы выдержать предстоит. Ведь две, синеглазая?

— Да. Мы поговорили обо всем, — Карис вконец смутилась, дернувшись к Мираху.

Скороговоркой добавила: — Если уважаемый староста позволит сыну взять в жены женщину рода илла, да еще и…

— Двум сыновьям — двух илла, — кивнул Тамил. На него с удивлением обернулись все мои бывшие рабы. — Вы же не видели мою Иртэ. И потом, я знаю, как все будет. Он отменно пошумит для порядка, это как водится. Не он ведь невесту выбрал, даже совета мудрого, отеческого, не дал. Но сам обрадуется: па вконец отчаялся нас женами обеспечить, практически сбывал деток во все избы без разбору, да не в нашем только селе, по округе уже прошел, за девок из «Золотого рога», и то сватал. Приспособились и мы. Если сговаривает для брата — я оглоблей сватов стращаю, если мне девку подбирает — значит, наоборот, меньшой. Знамо дело, к вечеру вся улица подтягивается посмотреть, как па гоняет нас двоих. Потом Дари зовут или ждут, когда Иртэ отлупит без разбору троих рыжих полотенцем. Говорят, три медведя-одинца рычат из берлоги, а только все одной девки чернявой боятся.

— Бабы его умаслят, — беззаботно поддержал тему младший, обнимая, наконец, невесту за плечи и подтягивая за ухо «клеща». — Ну живо, все марш под одеяла! К обеду надо у переправы быть, а вы зеваете. Сперва-то он нас чуть не убивать станет, это еще перетерпеть надо, не все ж тут привычные.

Улеглись быстро. Мите заснула мгновенно, ее мама чуть позже. Братья проверили коней и тоже рухнули. Я вслушалась. Чутье успокоенно отметило, что и араг засыпает. Значит, полегчало ему, бедняге. Я виновато припомнила свою напрасную обиду, поворочалась, устраиваясь на теплой шкуре. Прикрыла глаза, медленно всплывая из яви в свой мир, где не бродила уже давно и по которому соскучилась, как по родному дому за долгое пребывание на неласковой холодной чужбине. Стало сразу легко и радостно, уже проступили берега озера, качнули приветственно тонкими серебряными струями ветвей плакучие ивы, зазвенел ветерок в сухих стеблях далекого ковыля, тронул чашечки ночных фиалок. Но видимо эта ночь была предназначена не для покоя.

Меня грубо вырвали в реальность руки Тамила. Отчаявшись растрясти соню, он хлестко врезал по обеим щекам. Помогло. Я разлепила веки и увидела в его взгляде такую безнадежность, что мигом очнулась и спрашивать не решилась. Молча выскользнула из шатра, стараясь не растревожить остальных. Огляделась. Мирах стоял над телом Наири. Мое чутье вмиг уверилось, что именно телом. Да что же за ночь!

— Не понимаю, — нервно передернув плечами, зашептал младший. — Я проснулся, когда его выгнуло дугой. Охотник, вот и дремлю в пол-глаза. Яд? Сердце прихватило?

— С ним бывает, пройдет, — пискнула вездесущая Митэ, выворачиваясь из-под полога.

— Раз в сезон. Бьется, будто душат его, а потом лежит совсем мертвый. Скоро задышит. Тин посмотрит и вылечит.

Сказав все, что хотела, мелкая развернулась и поползла досыпать. Ее убежденность успокаивала. Я отослала по лежакам и братьев, оставшись дежурить рядом с арагом.

Митэ права, они тут не помогут. Луна скрылась за всплывшим клоком тумана, размечтавшимся о высокой судьбе облака. Ветер досадливо стряхнул нахала в цепкие ивовые силки. Листья дрогнули, принимая арестанта, и замерли. Холодок пробежал по спине, знакомыми иглами льда беспокоя шею. Откуда он здесь, в яви? Иглы впились глубже, я дернулась к лицу Наири. Надо успеть увидеть, хотя не может быть!

Воздух над арагом колыхнулся, выгибаясь, втянулся в замершие легкие и вырвался тихим кашлем. Живой. Задышал ровнее, открыл еще незрячие глаза, затянутые ледком смерти, медленно подтаивающим от острой иглы зрачка к радужке. Я всматривалась в черное дно сна через эти проталины, ловя обрывки чужого сознания. Вот значит как…