Откровенные рассказы странника духовному своему отцу - Сбоорник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как кончил купец свою беседу с унтером, я ему и говорю:
– Ну, почтенный, как ты усладил и мою грешную душу, так тебе и поклонился в ноги.
Услышав это, он начал и со мной говорить.
– А видно ты охотник до духовных повестей? Постой же, я сейчас прочту тебе подобное тому, что я рассказывал. Вот со мной есть дорожная книжка, называемая «Агапий, или Грешных спасение». В ней много чудесных происшествий.
Он вынул из кармана книжку да и стал читать прекрасную повесть о каком-то благочестивом Агафонике, который был с детства приучен благочестивыми родителями каждый день непременно прочитывать перед иконой Божией Матери молитву «Богородице Дево, радуйся» и прочее. Это он исполнял каждодневно. Потом, придя в совершенный возраст, стал жить сам по себе и, осуетившись заботами и хлопотами житейскими, редко уже читал сказанную молитву, а наконец, и вовсе оставил. В один вечер он принял к себе переночевать странника, который объявил ему, что он пустынник из Фиваиды и видел видение, чтобы пойти к Агафонику и упрекнуть его за оставление молитвы Божией Матери. Агафоник представлял причину оставления ту, что он много лет читал эту молитву и не видел никакой пользы. Тогда пустынник сказал ему: «Вспомни, слепой и неблагодарный, сколько раз помогала тебе молитва сия и избавляла от бедствий? Вспомни, как в отрочестве ты чудно спасен был от потопления! Помнишь ли, как повальная заразная болезнь многих соседей твоих свела во гроб, а ты остался цел! Помнишь ли, как ты, ехавши с товарищем, упал вместе с ним с повозки? Он переломил ногу, а ты ничего не потерпел. Не знаешь ли, что известный тебе бывший здоровый молодой человек ныне лежит в расслаблении, а ты здоров и не чувствуешь страдания?». И еще многое напомнив Агафонику, наконец сказал: «Знай, что все таковые случаи отвращены от тебя покровительством Пресвятой Богородицы за краткую молитву, которой ты каждодневно возбуждал свою душу к соединению с Богом… Смотри же, продолжай впредь и не оставляй той молитвою прославлять Царицу Небесную, доколе не оставлен Ею».
По окончании этого чтения позвали нас обедать, и мы, подкрепившись и поблагодаривши хозяина, отправились в путь и разошлись каждый в свою сторону, кому куда было надобно.
После этого шел я дней пять, утешаясь вспоминанием рассказов, которые слышал от благочестивого купца из Белой Церкви, потом стал уже подходить к Киеву, как вдруг ни с чего почувствовал какую-то тягость, расслабление и мрачные мысли; молитва шла с трудом, напало какое-то разленение. Итак, чтобы отдохнуть, увидев по стороне дороги лесок и густой кустарник, пошел туда, чтобы где-нибудь сесть за уединенным кустом и почитать «Добротолюбие» для подкрепления ослабевшей души и успокоения моего малодушия. Найдя безмолвное местечко, я начал читать преподобного Кассиана Римлянина, в 4-й части «Добротолюбия» о восьми помыслах. Почитавши с полчаса с отрадою, я неожиданно увидел саженях в 50 от себя, в глубине леса, человека, который неподвижно стоял на коленях. Я порадовался сему, подумав, что, конечно, он молится Богу, и опять начал читать. Почитавши с час или более, я опять взглянул на этого человека, и он все также неподвижно стоял на коленях. Мне это стало очень умилительно, и я подумал: «Вот какие есть благочестивые рабы Божии». Пока я размышлял о том, вдруг этот человек упал на землю и лежал смирно. Это меня удивило и, как я не видал его в лицо, ибо он стоял на коленях ко мне задом, меня и взяло любопытство пойти и посмотреть, какой это человек. Подойдя, я нашел его в тонком сне. Это был деревенский парень лет 25, чистый лицом и благообразный, но бледный собой, в крестьянском кафтане, подпоясанный мочальной веревкой, и больше при нем ничего не было – ни котомки, ни даже посошка. Услышав шорох моего прихода, он проснулся и встал. Я спросил его, кто он такой. Он сказал мне, что он государственный крестьянин Смоленской губернии, идущий из Киева.
– Куда же ты теперь путешествуешь? – спросил я.
– И сам не знаю, – ответил он, – куда Бог приведет.
– Давно ли ты из двора?
– Да уж пятый год.
– Где же ты проживал это время?
– Ходил по разным святым местам, по монастырям да по церквам, ибо дома-то жить не у чего: я безродный сирота, да к тому же у меня нога хрома, так я и скитаюсь по белу свету!
– Видно, богоугодный какой-нибудь человек научил ходить-то тебя не просто по миру, а по святым местам, – сказал я ему.
– Вот видишь ли, – отвечал он, – я с малолетства, по сиротству моему, ходил по пастухам в нашем селе, и лет 10 все было благополучно. Наконец, однажды, пригнав стадо домой, я не догадался, что нет Старостиной самой лучшей овцы. А староста наш был злой и бесчеловечный мужик. Как он пришел по вечеру домой да увидел, что овцы-то его нет, прибежал ко мне, стал меня ругать и грозить, чтобы я пошел и сыскал его овцу, а то сулился: «Изобью тебя до смерти, руки и ноги переломаю». Зная, что он такой злой, я пошел за овцой по тем местам, где пас стадо днем. Искал, искал, искал далее полуночи, но нигде и слуху нет. Ночь была такая темная, ибо время было под осень. Как зашел я в самую глубь леса, а леса по нашей губернии непроходимые, вдруг поднялась буря. Словно деревья все зашатались! Вдали завыли волки, и на меня напал такой страх, что волосы стали дыбом; что дальше, то становилось ужаснее и пришло хоть упасть от страха и ужаса. Вот я и пал на колени, перекрестился да из всех сил и сказал: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя». Только что я сказал это, вдруг стало легко мне, как будто никакой скорби и не бывало, и робость вся прошла, а на сердце-то так почувствовал хорошо, как будто бы на небеса взлетел. Я обрадовался этому, да нуко беспрестанно говорить сию молитву. И уже не помню, долго ли была буря и как ночь прошла, а гляжу – уже настал и белый день, а я все стою на одном месте на коленях. Вот я встал спокойно, вижу, что не найти мне овцы, так и пошел домой, а на сердце-то у
