Хранитель вечности - Вишневский Алексей

Планетарные тюрьмы были особым классом исправительных учреждений в галактике. Так назывались планеты, куда свозили всех отъявленных преступников со всей галактики и оставляли один на один друг с другом, чтобы они могли выяснять отношения и доказывать друг другу свое право на выживание. На таких планетах не было никаких надзирательных органов, никакого управления, одна только преступная анархия, которая со временем складывалась в особого вида иерархию, что существовала за счет одной только грубой силы. Ни один правитель планетарной тюрьмы не задерживался на своем посту надолго, их просто убивали один за другим. Не потому что так было необходимо и они того заслуживали, а потому что в преступном мире складывался определенной преступный порядок вещей, в котором убийство было частью системы.

В итоге вся жизнь на планете сводилась к нескольким простым правилам: убей или будешь убит, стань сильнее или будешь убит, заслужи уважение или будешь убит, делай, что хочешь и все равно будешь убит. Статистика, собранная за несколько тысячелетий, говорила о том, что смерть по естественным причинам на планете-тюрьме доставалась 0.3% населения. Оставшиеся 7% умирали от болезней, 10% от голода и подавляющие 82.7% от обращенных на них насилия и жестокости.

До Альбера доходили слухи, что планета Геллора тоже была когда-то планетарной тюрьмой. Миллионы лет на ней шли беспрерывные междоусобные войны между преступниками со всех уголков галактики. Все это время они ассимилировали друг с другом и эволюционировали, пока, наконец, не появился новый эндемичный вид, существо, аналогов которому не было во всей галактике, коренной геллорец – крупный, сильный, выносливый, устойчивый к жаре, морозу и ядам. Они не оставляли шансов прибывавшим на планету преступникам и перебивали их, как клопов. Поэтому, в конечном счете, галактическое содружество приняло решение о том, чтобы прекратить поставки преступников на эту планету и объявить ее независимой. Чем же занялись геллорцы после этого? Продолжили делать то, что у них получалось лучше всего на свете – убивать друг друга. Бесконечная война на планете продолжилась с той лишь разницей, что ее вели местные жители.

Может показаться, что планетарные тюрьмы были худшим местом для заключения в галактике. Но это не так. Были места и похуже. Так называемые, абстрактные тюрьмы. О них не было известно ничего конкретного, одни только сплетни и домыслы, но так как они росли на почве просочившейся наружу действительности, доля правды в них была. Говорили, что одна минута, проведенная там, равнялась 10 годам в объективной реальности. Что стражниками там были абстракты – особые существа, что проникали в сознание, изучали глубинные страхи заключенных и после применяли свои знания, чтобы раз за разом доводить их до безумия. Сбежать или выбраться из такой тюрьмы раньше срока было невозможно. Покончить с собой тоже. Чаще всего заключенные просто сходили с ума. Поговаривали даже, что абстрактами были сами заключенные, которые утратили свое «я» в нескончаемой череде ужасов и пыток, и перешли на другую сторону существования.

В общем, страшных мест в галактике хватало. Альберу же предстояло провести 100 лет в тишине и спокойствии, наблюдая за звездой и выполняя свои рабочие обязанности. Поэтому он достаточно быстро свыкся с этой мыслью и вернул себе способность улыбаться.

И вот он со всеми своими пожитками совершил прыжок через пространство к новой звезде. Адара, в отличие от Акрукс, была бело-голубым гигантом и имела собственного звездного спутника – звезду поменьше, что вращалась вокруг нее, словно Луна вокруг Земли.

Очередная исследовательская планета, куда прибыл Альбер, мало чем отличалась от предыдущей. Это был такой же серый мир из камня и железа с одной единственной жилой постройкой на своей поверхности - лучшее место во всей Вселенной, чтобы постичь все тонкости одиночества.

Появились и некоторые нововведения. После случившегося с Акрукс галактическое сообщество многократно усилило охрану исследовательских планет, стоявших на страже у будущих сверхновых. Небольшой исследовательский модуль был окружен целым арсеналом из разнообразного вооружения. Неизвестно, сколько было потрачено средств на модернизацию огромного количества планет. Но ясно было одно – бюджетные деньги были потрачены на воздух. Мера была чрезмерной и не соответствовала реальной угрозе. Ведь шанс того, что искусственную планету снова кто-то попытается украсть был неизмеримо мал и приближался к области нереального. Альбер чувствовал в этом сильное человеческое влияние. Ведь именно люди чаще всего руководствовались своими эмоциями и позволяли страху управлять собой, в результате чего часто принимали нерациональные решения.

Наученный опытом, Альбер ввел код-доступа вручную и деактивировал нацелившиеся на него орудия. Он припарковал свой небольшой корабль, на этот раз запрограммированный на полный отказ от подчинения человеку, и зашел в свой новый дом. Внутри все было очень похоже на прежнее место работы. Тот же стол, та же кушетка, та же кухня, та же планировка, то же небольшое замкнутое пространство, повернутое единственным окном в сторону звезды. Альбер как будто никуда и не улетал, а все то, что с ним случилось ранее, было просто сном. Он быстро обустроился на новом месте, выпил кружечку «Взрыва» и устроился на кушетке. Впереди его ждали сто галактических лет или около семидесяти тысяч дней. Что ж, как гласила древняя земная пословица - путь в десять тысяч километров начинался с первого шага. Пройдет несколько недель и месяцев, он непременно втянется, и время пойдет быстрее. Так он надеялся.

Прошло полгода, и мало что изменилось. Время текло так медленно, что, казалось, его течение можно было ощутить физически. Все это время Альбер тщательно выполнял свои рабочие обязанности и ни на шаг не отходил от рабочей инструкции. Он только и делал, что наблюдал за параметрами звезды на мониторах, самой звездой и не позволял себе ничего лишнего. Даже в свободное время занимался наблюдениями. Таким нехитрым образом, он словно наказывал себя самого за совершенное преступление. Не проходило и дня, чтобы он не терзал себя, сожалея о своей глупости.

Как он мог поверить в выдумки этого Фонокса? Как мог позволить одурачить себя? Как мог преступить через все свои принципы