Свиток Всевластия - Мария Чепурина

Кроме визитеров, к виконту приходили еще и письма. В основном это были послания из Версаля: депутаты Генеральных Штатов, а также те, кто не мог оторвать глаз от зрелища их величественных заседаний, приносили соболезнования на бумаге. Судя по тому, что читал раненый, в Версале только и говорили, что о нападении на него! Ларошфуко желал выздоровления, Лафайет обещал разыскать убийц, Ноайль восхищался мужеством д’Эрикура и сообщал, что гордится таким современником. Было письмо и от герцога Орлеанского. Он заверял, что собрание депутов возмущено нападением на чету просвещеннейших людей Франции в день их свадьбы и горит желанием устроить такие порядки, чтобы гонители демократов, поборники фанатизма и деспотизма не смели поднять головы. «Решимость нашей ассамблеи все возрастает, – писал герцог. – Пелена предрассудков спадает с глаз тех, кто еще вчера боялся поколебать существующие обычаи. Даже почтение к Его Величеству не может пересилить нашего возмущения царящими при дворе порядками и разгулом преступного мракобесия. Депутаты желают реформ. Ваша жертва была не напрасной, виконт, ибо нас ждут великие времена!»

Что и говорить, воодушевление депутатов виконт мог заметить и без герцога! Ведь из Версаля ему писали не только знакомые. Даже какие-то темные личности, никому не известные людишки, провинциалы, волей судеб затесавшиеся в ряды представителей третьего сословия и никогда не видевшие д’Эрикура, спешили засвидетельствовать ему свое почтение. Какой-то анатом по фамилии Гильотен беспокоился о здоровье виконта и предлагал ему свои медицинские консультации. Другой депутатишка, Робеспьер, представлявший провинцию Артуа, прислал д’Эрикуру письмо на семи страницах, где, кроме пожеланий и соболезнований, изложил за каким-то чертом свою политическую программу. К письму прилагалась нуднейшая речь, содержавшая восемь страниц, которую Робеспьер то ли произнес, то ли собирался произнести в Генеральных Штатах и которую раненый, пробежав глазами, мгновенно отправил в мусорную корзину.

Одним словом, д’Эрикур сделался таким знаменитым, что ни письма, ни визиты незнакомых людей его больше не удивляли. Вот почему, когда слуги доложили о приезде некоего господина Вейсгаупта, чья фамилия ни о чем д’Эрикуру не говорила, он, нимало не беспокоясь, распорядился пропустить гостя.

Стоило, однако, визитеру появиться в дверях спальни д’Эрикура, как глаза виконта широко раскрылись.

– Что же, добрый день, господин Вейсгаупт! – насмешливо произнес раненый через пару секунд. – Как давно мы не виделись! Кажется, так давно, что вы даже успели сменить фамилию! Если память мне не изменяет, в прошлый раз вас звали Кавальоном!

– Она вам не изменяет. Добрый день, – ответил гость.

Не дожидаясь приглашения, он взял стул, поставил его у постели виконта и преспокойно уселся.

Несколько секунд оба героя выжидающе рассматривали друг друга, не произнося ни слова. Наконец виконт решил прервать молчание. Стоило ему, однако, раскрыть рот, чтобы спросить, зачем пожаловал Кавальон, как тот его перебил:

– Вы, вероятно, хотите узнать, для чего я пришел? Вы сейчас спрашиваете себя: «Какого черта заявился сюда этот прохвост, про которого мне говорили столько дурного?» Вы заранее подозреваете меня в обмане. Я даже слышу, как вы сказали сами себе: «Чего бы ни предложил он – мне следует отклонить это!»

– В интуиции вам не откажешь, – ответил виконт. – Как и в умении вести диалог без участия собеседника.

– А вам не откажешь в остроумии, – одарил его ответным комплиментом Кавальон. – Что же касается цели моего визита, то тут все просто. Я пришел сообщить вам имя убийцы вашей невесты.

– Что?! – воскликнул д’Эрикур, едва не подскочив на кровати. Такого дерзкого заявления он даже от Кавальона не ожидал. – Уж не вы ли ее убили, сударь?!

– Нет, не я, – ответил тот спокойно, – а Помье.

– Помье?! Вы бредите!

– А вы так подвержены чарам этого мнимого простачка? – ухмыльнулся Кавальон.

Д’Эрикур хотел что-то возразить, но непонятная сила удержала его от этого. Помье не может быть убийцей, потому что… потому что… А, собственно, почему?

– Я вижу, что вы колеблетесь, – сказал гость. – Но взвесьте все аргументы. Вспомните, как вел себя Помье в тот вечер в Бастилии.

– А как он себя вел? – спросил виконт.

– Притворялся глупым неудачником. Делал вид, что не верит в легенду, рассказанную Феру. А ведь он сидел ближе всех к этому несчастному и вполне мог подбросить отраву в его тарелку!

– Отраву… – пробормотал д’Эрикур, силясь вспомнить обед в Бастилии.

– А потом он первым бросился к Феру, делая вид, будто пытается помочь ему! Мы с вами еще и не поняли, что случилось, а этот писатель уже звал священника! Разве не странно?

Виконт копался в воспоминаниях. Он уже забыл, как в точности было дело, но рассказ Кавальона казался похожим на правду.

– Весьма любопытно, что вы говорите это только сейчас, господин Ходецкий… или лучше называть вас Кавальоном?.. или все-таки Вейсгауптом?.. Ах, право, я запутался! – язвительно произнес д’Эрикур. – Что же вы медлили? Хотели сначала дождаться, когда Помье умертвит побольше народу?

– Увы! Прозрение снизошло на меня слишком поздно, – ответствовал гость, которого никак не удавалось вывести из себя. – Я смог разоблачить Помье совсем недавно…

– Интересно, каким же образом? – продолжал ехидничать д’Эрикур. – Приснился вещий сон? А может быть, вся правда о Помье снизошла на вас вместе с новой фамилией?

– Фамилия Вейсгаупт не нова, – ответил гость. – Это фамилия, данная мне при рождении. А вас, месье виконт, я считал более просвещенным.

– Что вы…

– Я хочу этим сказать, что мое имя знает вся Европа. Удивительно, что вы его не знаете.

Д’Эрикур не смог скрыть замешательства. Вейсгаупт сел к нему поближе, поглядел глаза в глаза и начал свой рассказ:

– Многим людям я представлялся под разными именами, месье виконт. Многих обманывал, это правда. Но вам врать не стану. Вы слишком ценный союзник для меня, месье д’Эрикур. Итак, я сообщаю вам свое подлинное имя: Адам Вейсгаупт.

Раненый заморгал. Теперь ему показалось, что он уже где-то слышал такое имя.

– Я родился сорок лет назад в Баварии, во владениях Виттельсбахов, – продолжал между тем человек с бесконечным числом фамилий. – Не скрою, судьба одарила меня неплохими способностями. В двадцать с небольшим я уже стал профессором родного университета в Ингольштадте. Я преподавал юриспруденцию. Но писаное право было мне не очень интересно. Куда больше я любил право естественное – то, которое есть у каждого, независимо от сословия и богатства, то, которое так гнусно попирается во Франции и о котором почти ничего не известно в германских землях… Я мечтал о царстве Просвещения, виконт! Я хотел видеть родную Баварию свободной от власти церковников и плена предрассудков, хотел, чтобы разум и уважение, а не обычаи и заблуждения руководили человеческими отношениями! Я хотел конституции для своей страны, хотел добродетельного правительства… Наконец, я желал знать намного больше, чем позволяли мне знать мой курфюрст и Католическая церковь, к которой я по рождению принадлежал! И тогда, д’Эрикур, я организовал тайный орден. Я и мои друзья поклялись не предавать друг друга, вместе прокладывая путь к Истине, и приняли римские имена. Свой орден мы назвали иллюминаты, что значит «просвещенные».

– Иллюминаты! – прошептал д’Эрикур.

Да, теперь он вспомнил историю баварского ордена. Пять-шесть лет назад иллюминатов разогнали. Это дело прогремело на всю Европу. Каких только ужасов тогда про них не рассказывали! Виконт сразу же проникся уважением к этим славным людям…

– Да, д’Эрикур. Теперь я вижу, что вы о нас вспомнили. Все верно. Многие из братьев меня предали. Мое имя было окружено омерзительной клеветой. Начались гонения. Курфюрст вместе с церковниками разогнали все масонские ложи – единственные очаги культуры и Просвещения в деспотическом государстве, – а затем взялись за наше общество. Братья ушли в подполье. Они все еще существуют, виконт. Они все еще ведут борьбу против Католической цервки и пережитков феодализма. Что до меня, то мое имя было настолько опорочено, что мне пришлось сменить его. Четыре года назад у меня отобрали кафедру. Я вынужден был уехать из Ингольштадта… а потом и вообще из германских земель. Уже второй год я во Франции.

– Вы ищете союзников в Париже? – спросил раненый.

Он и сам не заметил, когда перестал издеваться над Кавальоном и стал ему верить.

– Конечно, – ответил иллюминат. – Где, как не здесь, искать друзей настоящему поборнику Просвещения? Мои братья в Баварии ждут меня. Я обещал им вернуться с подмогой и с новыми силами взяться за пропаганду деизма и демократии. Но кто может поддержать нас? Ни Вольтера, ни Дидро, ни д’Аламбера нет в живых! Хозяйки лучших салонов, мадам дю Дефан и мадам Жоффрен, тоже уже в ином мире! Гольбах стар и немощен. Париж уже не тот, что был раньше! Я с ужасом понимал, что мне не на кого опереться… А потом еще и угодил в Бастилию.