Океан. Выпуск пятый - Владимир Каменцев

— Сколько это займет времени?

— Около суток максимум.

— Хорошо, ступайте вниз, готовьте все к ремонту и попросите ко мне штурмана.

— Я здесь, господин капитан-лейтенант. — Штурман вышел из-за прокладочного столика и вопросительно посмотрел на командира.

— Как видите, штурман, произошла небольшая поломка, и надо на сутки остановить котел. Я думаю, сделаем так. Не стоит вызывать замену. Сейчас спокойно, в этом районе русской авиации почти не бывает, да и сообщений о субмаринах и надводных кораблях не поступало. Мы пойдем в залив Юрген, отремонтируем котел, заодно и команда отдохнет. Может быть, это и к лучшему. Ложитесь на курс 320 градусов.

— Слушаюсь! — Штурман скомандовал рулевому новый курс.

Тральщик описал циркуляцию и пошел к заливу Юрген.

Как только слегка стемнело, катера на малых оборотах, приглушив двигатели, покинули базу и легли на курс к Песчаной косе. На мостике «единицы», пряча от ветра в рукава папироски, стояли Нахимов и Янковский.

Мерно постукивали моторы. За бортом пенилась и журчала вода. Бело-зеленоватые, чуть-чуть светящиеся «усы» разбегались от форштевня и исчезали в темноте. На небе одна за другой стали загораться бледные звезды.

В кильватер за «единицей», ориентируясь по еле заметному «жучку» — замаскированному огню, — шла «двойка».

— Ребята мне твои понравились, — начал лейтенант. — Сегодня, когда грузились, я все смотрел и любовался. Очевидно, специально подбирали? Один к одному. Легко, наверное, с такими воевать?

— Пока не жалуюсь. — Янковский затянулся. — С хорошими людьми всегда и во всем легко.

— И часто так приходится? Туда, в тыл?

— Бывает.

— А назад не скоро?

— Как управимся.

— Ну и человек, слова из тебя прямо клещами тянуть приходится.

— Это смотря какие слова. — Старший лейтенант помолчал. — Вот ты до войны кем был?

— Я? Да, можно сказать, никем. Я ведь из детдома, мы коммуной жили, и учились, и работали. После десятилетки по путевке райкома комсомола пошел в военно-морское. Как себя помню, мечтал только о флоте. Родился-то на Волге. А тут война — нам досрочно на рукав по одной золотой средней и в катерники. Вот с тех пор и воюем. И всего-то что «Красную звездочку» успел заработать. Видишь какая биография — в полстранички.

— Я тоже учился. В консерватории, певцом стать хотел оперным.

— Артистом? Вот бы никогда не подумал. — Лейтенант неожиданно захохотал.

— Чего смешного?

— Ты понимаешь, представил я: зал, люстры, духами пахнет, девушки нарядные и вдруг выходишь ты, вот как сейчас. В плащ-палатке с гранатами и поешь: «Уж полночь близится, а Германа все нет».

— Ну, это партия женская, а по смыслу подходит: бывает, ждешь, ждешь, а его, гада, все нет и нет.

— Представить трудно: разведчик — и вдруг певец.

— Вот именно. Войну ведь тоже нормальному человеку представить трудно. А какое было время до войны! Уедем, бывало, летом на Озерки — я жил в Ленинграде, — расположимся с ребятами в лесу, разведем костер, кругом такая красотища — сердце замирает. И поем, поем до самой зорьки. А ты говоришь, слова. Одни сами идут из души, а другие, ты прав, клещами не вытянешь и огнем не выжжешь. Так-то, брат. Долго нам еще шлепать-то?

— Часа три, не меньше. Сейчас самый опасный участок будем проходить, моторы приглушим.

— Я пойду к своим, кое-что еще обсудить надо. — Янковский притушил пальцами окурок и хотел его швырнуть за борт.

— Ни-ни, — остановил его Нахимов, — Нептун рассердится, давай сюда. — Он подставил пепельницу из консервной банки. — У нас за борт ничего не выбрасывают.

«Странная штука — война, — думал Нахимов. — Ведь и не мыслил человек, что ему, будущему певцу, придется куда-то в тыл к немцам ползать, рвать мосты и склады. Готовил себя к тому, чтобы нести людям радость песней. А теперь именно ему по долгу службы следует больше молчать, даже тогда, когда тебя будут, как он сказал, жечь огнем. Сплошные ребусы и парадоксы. И ведь как получается с другой стороны — на фронте все становится на свои места. В мирное время, допустим, если ты дрянь какая, подлец или еще кто, то мог долго ходить среди людей, ловчить, приспосабливаться и никто вроде не замечал, какой ты на самом деле человек. А здесь дудки: весь как на ладони и каждому ясно, какова тебе цена».

У горизонта вспыхнул прожектор, скользнул лучом по заштилевшему морю и погас. Где-то далеко-далеко в небе полыхнула то ли зарница, то ли сполох взрыва.

В два часа ночи «мошки» подошли к Песчаной косе. Из темноты надвинулся длинный, таинственный от одного того хотя бы, что здесь «зарница», полуостров. Среди дюн, шумя вершинами, вздымались частоколом высокие сосны, у подножия которых черными тенями расползались густые заросли можжевельника и ежевики. Катера приткнулись к берегу носом. Лейтенант подозвал боцмана:

— Бери матросов, пошли двух по косе метров на двести влево, а двух — вправо. Все проверить и доложить. Посты оставь, и чуть что — сразу сигнал. Понял?

— Так точно.

— Тогда действуй. И чтобы тихо…

— Не впервой, сделаем правильно.

На борту, приготовившись к высадке, переговаривались о чем-то шепотом разведчики.

Через пять минут появился боцман и доложил:

— Полный порядок, товарищ лейтенант, кругом тишина, дозорные на местах — мышу не проскочить.

— Тогда начнем, пожалуй. — И добавил, обращаясь к разведчику: — У тебя все готовы?

— Да. Давай прощаться. Пора нам. — Янковский обнял лейтенанта. — Будь здоров. Может быть, когда и встретимся. — Старший лейтенант пошел к трапу, потом остановился и сказал: — Да, часика через три-четыре пошуми здесь немного, пожалуйста. Пусть береговые посты отвлекутся. Комдив разрешил. Сделаешь?

— Обязательно. О чем разговор. Счастливо. Возвращайтесь, ребята. — Нахимов помахал им рукой. — Ни пуха, ни пера.

Разведчики как-то сразу подобрались, пружинистой кошачьей походкой друг за другом пробежали по сходням и тотчас исчезли в зарослях. Не треснул ни один сучок, не шелохнулись ветки, будто растаяли они или растворились в настороженной темноте.

«Вот это люди, — восхищенно подумал лейтенант, — идут на смертельно опасное дело так, словно всю жизнь только тем и занимались, что шастали по фашистским тылам».

Рассветало. Подошли и стали рядом «тройка» и «четверка». Из леса тянуло запахом подсыхающей травы. Кругом было тихо, только еле слышно шелестел в ветвях ветер, сонно шуршала, набегая на песчаный берег, катившаяся с моря небольшая волна, где-то на берегу в болотце робко заквакали лягушки, загалдели, защебетали в кустах проснувшиеся птицы, тонко зазвенели комары. Нахимов спрыгнул с борта и, разминая ноги, прошелся по твердому, чуть-чуть поскрипывающему песку. Навстречу ему со стороны косы показался боцман. С его одежды ручьями стекала вода.

— Ты что, купался? Вроде холодновато, — сказал лейтенант.

— Искупаешься, — шепотом начал боцман, — тут дело сложное образовалось — не коса это оказалась вовсе.

— То есть как? — Нахимов даже поперхнулся. — Неужели ошиблись в счислении и высадили людей не там?

— Там, там. Только не полуостров это и не коса, а остров. Понимаете? Такая катавасия. — Он развел руками.

— Говори толком, — обозлился лейтенант, — какая еще катавасия?

— Так я и докладываю: иду я к посту — проверить, что к чему. Подхожу, а мне матрос и толкует, понимаете?

— Понимаю, черт возьми, не тяни! Что толкует-то?

— Он, значит, и рассказывает: протока тут есть, у основания косы, она ее, протока, и отделяет от материка. На карте-то ее нет, а на самом деле имеется.

— Как на карте нет?

— А так, — почти крикнул боцман, — вот карта — смотрите, где протока? Я пошел аккурат по ее берегу и вышел в залив. Протока длиной метров двадцать, шириной четыре-пять, ну а глубиной, сами видите, — мне по шею. Такие пироги.

— Здорово. Значит, мы могли войти в залив через его горло, а потом выйти через протоку? А?

— Могли-то могли, да не очень!

— Почему же?

— А там корабль стоит чей-то на якоре. В заливе, метров сто от берега.

— Точно? Не ошибся ты? Видимость-то плохая.

— Разглядел. Хоть и темновато, но силуэт хорошо заметно. По-моему, тралец фашистский.

— Ах, вот как! Ясно. Зови сюда всех командиров, живо.

Цепочка людей, пригибаясь, двигалась вдоль неширокой протоки, густо окаймленной разросшимся кустарником, травой и высоким, почти в рост человека, камышом, что делало ее совсем незаметной ни с моря, ни со стороны залива. Впереди, показывая дорогу, шел боцман, за ним Нахимов, потом командиры катеров: младший лейтенант Дубягин, мичманы Большаков и Шпилевой. Неожиданно боцман поднял руку:

— Теперь через кусты по-пластунски. Заметят, не ровен час, всем хана.