Уйти красиво и с деньгами - Светлана Гончаренко

«Кажется, что-то такое Чичиков говорил Собакевичу? – припомнила Лиза, которая училась неважно. – Как глупы и пошлы всякие церемонии! И никто не вспоминает ни про «Викторию», ни про десять тысяч. Все счастливы!»

Речь Пиановича, который наконец справился со смущением, потекла рекой. Артемьевна шумно вздыхала в дверях, Анна Терентьевна плакала не переставая. Сцену прервал звон бокалов на подносе: разволновавшаяся Матреша внесла его не так ловко, как обычно.

Шампанским занялся Генсерский. Не переставая улыбаться, он вонзил штопор в пробку, чуть присел, натужился. Раздался залп. Лиза даже глаза зажмурила, но все обошлось: после того как стихли вскрики и улегся пенный фонтан, хлынувший из горлышка, в бутылке осталась почти половина. Другие полбутылки до локтей вымочили рукава Адама и слегка обрызгали брюки его патрона.

– За прекрасную невесту! – тенорком вскрикнул Адам, вздымая бокал мокрой рукой.

– Вы теперь жених и невеста, поцелуйтесь, – распорядилась Анна Терентьевна.

Лиза подставила Пиановичу смеющиеся губы, но в последний миг увернулась и приняла поцелуй и укол усов жениха своей горячей щекой и растрепанной русой прядью.

– Бетти понравилось шампанское? – спросил немного разочарованный жених.

– На квас похоже! – расхохоталась Лиза.

– Лиза! Лиза! – качала головой тетя Анюта.

После шампанского быстро разошлись. Генсерский отправился сушить рукава, Павел Терентьевич – в постель, болеть, а Анна Терентьевна уединилась с Пиановичем в кабинете, чтобы обсудить некоторые практические вопросы.

Лиза не совсем верно угадала намерения жениха. Хотя Игнатий Феликсович и слышать не желал, чтоб невеста закончила полный гимназический курс, со свадьбой не торопил. Он как раз хотел, чтоб все было как положено: венчание в церкви и в костеле, блестящий ужин, а то и бал, проводы молодых в свадебное путешествие. Целью путешествия оказалась не Варшава, как предполагала Анна Терентьевна, а Ницца, о которой она и думать не смела.

Вообще Анна Терентьевна недоумевала. Еще вчера, спасая Одинцовых, Игнатий Феликсович уверял, что эти десять тысяч у него последние, что он жертвует всем и остается после своего благородного жеста гол как сокол, чуть ли не в одном зеленом костюме, который на нем, и в лаковых штиблетах. Однако сегодня возникли вдруг и колечко с бриллиантом, и речи о бале, и поездка в Ниццу. Игнатий Феликсович объяснял чудеса внезапным получением гонорара за некое щекотливое приватное дело. Еще несколько подобных дел должны были вот-вот принести ему кучу денег.

Для очистки совести Анна Терентьевна вновь заикнулась о Лизином образовании. Пианович на сей раз почти вспылил:

– Далась вам, милая Анна Терентьевна, эта гимназия! У Бетти нет ни малейших способностей к наукам. Она преуспевает в одном французском, к которому вы с детства ее приучили. В Ницце она будет совершенствоваться. К чему еще два года маяться за партой?

– Но сейчас принято, чтобы девушки кончали курс.

– Где принято? Кем? Беднотой, которая прочит дочек в кассирши? Помилуйте, ни одна великая княжна гимназий не кончала!

Анна Терентьевна была сражена, но все-таки пробормотала:

– Лиза чересчур молода…

– И вы поете ту же песню, что Павел! Где ж чересчур? Бетти здоровая крепкая девушка. Если б вы, милая Анна Терентьевна, не одевали ее в эти куцые платьица, ей легко можно было бы дать лет восемнадцать, а то и все двадцать. Она физически готова к браку, дала мне согласие с видимым удовольствием – чего ждать? Вы хотите, чтоб она еще два года бегала по кустам с мальчишками? И бог знает что там с ними вытворяла?

Анна Терентьевна покраснела и поджала губы:

– Я попросила бы вас, Игнатий Феликсович, осторожнее подбирать выражения, когда вы говорите о вашей невесте.

Пианович прикусил язык, но быстро нашелся:

– Я не думаю о Бетти дурно. Но я ощущаю груз ответственности за нее. Моя обязанность уберечь невинное дитя от грубых соблазнов нашего захолустья. И не будем больше спорить, милая Анна Терентьевна! Назначим свадьбу на конец августа. До этого времени подготовьте необходимое приданое, я все оплачу. Я не имею в виду мещанские перины и кастрюли, боже упаси! Но завтра же поезжайте к Сапуновой и закажите Бетти приличный гардероб. Подчеркиваю, взрослый!

– Но Лиза так молода…

– Взрослый! – с нажимом повторил Игнатий Феликсович. – Бетти красавица, так пусть все это видят. Мне по портнихам ездить неудобно, но фасоны в журналах я укажу. Бетти девушка английского типа, поэтому ничего кафешантанного и расписного. Косу подобрать – так Бетти сразу станет казаться старше. Никаких роз и сиреней на шляпах, как вы любите! Только перья и газ. Обувь и перчатки исключительно английские, в крайнем случае шведские. И себе закажите что-нибудь приличное и современное. Вот вам на первые расходы – у вас ведь ни гроша.

Сбитая с толку, Анна Терентьевна побурела под пудрой, но деньги взяла. Толщина пачки ужаснула ее больше, чем внезапный хозяйский тон Пиановича. «Бедная моя девочка! – почему-то подумалось ей. – Он богат как Крез. Что с нами всеми будет?»

– К этой субботе должно быть готово хотя бы одно вечернее платье, – подсчитав что-то в уме, сказал Игнатий Феликсович. – Устроим официальную помолвку. Будут немногие, но лучшие. Прятаться я не намерен, это брак по взаимной склонности. Надеюсь, вы не считаете иначе, милая Анна Терентьевна?

– Нет, что вы, – растерянно ответила тетя Анюта.

Она сидела в кресле в своей обычной королевской позе. Ее держали корсет и привычка, но не гордыня. Еще вчера она лихорадочно искала спасения и радовалась, что спасение пришло. Она так расписывала Лизе достоинства жениха, что на дне ее отцветшей души отыскалась даже собственная, десятилетней давности влюбленность в Игнатия Феликсовича, тайная и давно зачахшая. Но теперь Пианович ею управлял, и с ним было непривычно, тесно, душно.

– Меня ждут дела, – объявил вдруг Пианович, вставая.

Наверное, он сам почувствовал, что слишком раскомандовался, потому припал к руке Анны Терентьевны нежно и надолго.

– Пошлите, пожалуйста, Бетти проводить меня до калитки, – ласково проговорил он, все еще пожимая королевскую руку. – Будем привыкать к положению жениха и невесты.

Анна Терентьевна согласно кивнула, но крикнула голосом чужим и плаксивым:

– Матрена! Матрена! Сходи за Лизой!

Лиза явилась в гостиную с беспечным видом. Она до сих пор и не подумала причесаться.

– Проводи Игнатия Феликсовича со двора, Лиза.

Лиза подбежала к конфетным коробкам и сунула за щеку пьяную вишню.

Игнатий Феликсович ждал ее в темных сенях, у раскрытой двери. Суматошный ветер гулял по двору, по траве, снова зазеленевшей после дождя.

– Вы будете у нас вечером? – церемонно спросила Лиза.

– Буду. Мы каждый день теперь будем видеться. Ты рада, Бетти?

– Мне все равно.

Игнатий Феликсович держал в руках шляпу и трость. Одна половина его лица и фигуры была освещена со двора и подрумянена солнцем, а другая таяла в густой тени. Он пристально смотрел на Лизу и улыбался.

– Хочешь, поедем сейчас кататься в пролетке? – спросил он.

– Не хочу. Лучше простимся до вечера.

– Говори мне «ты».

– Не буду!

Лиза вздрогнула от любви и ужаса. Ваня! Это его она сегодня просила говорить «ты»! Если б он сейчас ее видел…

– Бетти, не разговаривай со мной дерзко. Игры и шутки кончились, – сказал Игнатий Феликсович грозно и нежно. – Я стану безумно тебя баловать, если ты будешь слушаться.

– А если не буду?

– Будешь.

– Ну, конечно, вы же меня купили за десять тысяч! – тряхнула она своей нечесаной головой. От этого взмаха, от ее взгляда исподлобья у Игнатия Феликсовича поползли по спине такие сладкие мурашки, что он передернул плечами.

– Ты глупых книжек, наверное, начиталась, – сказал он глухо. – Надо их бросить! У тебя теперь новые обязанности.

– Какие?

– Очень простые: говорить мне «ты», не дерзить, вести себя прилично. Я знаю, ты это отлично умеешь. Еще надо причесываться и подбирать сзади косу, как ты сама давно хотела. Ну, и еще малость осталась. Вот эта…

Лиза вздохнуть не успела, как Игнатий Феликсович прижал ее к дощатой стенке сеней и припечатал ее губы своими. Лиза дернулась, но Игнатий Феликсович был много сильнее. Он крепко притиснул ее к себе, а его ловкая рука быстро прошлась вдоль ее бедер. Все это продолжалось мгновение, но его хватило, чтоб Лиза поняла: этого человека она будет ненавидеть вечно.

Через минуту Игнатий Феликсович отступил к противоположной стене. Он поднял шляпу и трость, которые уронил, целуя Лизу. Когда распрямился, его лицо было недовольным и красным.

– Несложно ведь, правда? – быстро сказал он.

– Мне не понравилось, – ответила Лиза. – У вас слишком жесткие руки и колючая борода. Давайте не будем целоваться до свадьбы.

– Э, не выйдет! – покачал головой Игнатий Феликсович. – Жених имеет право на некоторые скромные ласки невесты. Я и сам не хочу слишком распаляться, однако порядок есть порядок. К тому же ты должна привыкать ко мне. После венчания нас свяжет великая и страшная сила физической страсти. Она соединяет мужчину и женщину помимо их воли. Тобой она овладеет так же, как сейчас владеет мною, а пока ты глупое дитя.