Карибский реквием - Брижит Обер

Ну вот, как всегда безукоризненна: умело растрепанные волосы, хорошо продуманная естественность, осиная талия и твердые груди; в глазах Васко читалось восхищение: она была само совершенство. Да, вот только это украшение в виде папаши. Самое ужасное, что он с первого взгляда ей не понравился. Эта манера ласкать взглядом, лживые глаза… такой насмешливый, наглый. И тем не менее она, наверное, могла бы называть его папой. Могла бы свернуться калачиком в его руках. Нет, не думать сейчас об этом. Сосредоточиться на обеде. Улыбаться и вертеть задом ради благополучия банковского счета.

Фрэнки Вурт сыто откинулся на спинку стула, довольно облизывая толстые губы. Один официант наклонился, чтобы наполнить стакан ледяным шардонне, в то время как другой предлагал еще одну порцию жареного лангуста. Фрэнки почти соблазнился, но вспомнил, что и так уже набрал в тюрьме десяток лишних килограммов. Со вздохом сожаления он отказался. Яхта была почти неподвижна, море спокойно, как вода в бассейне, а женщина этого педика Пакирри очень и очень сексуальна. Он послал ей похотливый взгляд, и она кокетливо захлопала ресницами, прежде чем с преувеличенным вниманием углубилась в изучение содержимого своей тарелки. Ну да, пускай поиграет в застенчивую девочку, это еще больше его возбуждает. чтобы сконцентрироваться на том, что рассказывает Васко, ему пришлось сделать усилие и на время забыть о простых удовольствиях, таких как солнце, жратва и вино.

– … дело проще некуда. Только ты и я. Пятьдесят на пятьдесят. Рынок базуки должен быть перераспределен.

Базука, колумбийский крэк. Перераспределен. Это означало, что Дона Мораса придется устранить. А вот это уже не так просто. Вряд ли старик добровольно отойдет в сторонку, чтобы освободить им поле деятельности.

– И тогда в секторе мы останемся одни… будем как короли, – продолжал Васко с горящими глазами.

Фрэнки положил ладони на узорчатую скатерть. А если он уберет Пакирри? Что это ему даст? Надо было выбирать, в каком лагере оставаться. Старый Морас или молодой, горячий Васко. Он, как телохранитель Мораса, ни в коем случае не должен был принимать приглашение на этот обед. Строго говоря, он его уже предал. Но Морас болен, в его старых артериях скопилось отбросов больше, чем в Бронксе в дни забастовки мусорщиков. Он поймал устремленный на него взгляд девушки. Обещающий взгляд. Он еще вольготней развалился на стуле и положил руку на ширинку: этот жест могла увидеть только она. Девица стыдливо отвела глаза. Он почувствовал твердую уверенность, что она так же хотела его, как и он ее.

Шарлотта подавила гримасу отвращения: неужели этот кретин считает себя неотразимым? С его-то физиономией шел бы он куда подальше. До встречи с Васко она всегда представляла себе наемных убийц красивыми арийцами с ледяными глазами. Как же, как же: сборище недоделанных уродов, у-которых-воняет-изо-рта, которые-чешут-яйца-и-рыгают, в плохо сидящих костюмах из синтетики, с рожами стареющих бодрячков, страдающих несварением желудка, хвастливые юнцы с напомаженными волосами вроде Луиса Мариано. А теперь вот этот, с которым Васко хочет уделать старого Мораса: в усах застряли крошки лангуста, длинный острый нос блестит на солнце. Сексуальнее не бывает…

Незаметным жестом она дала понять метрдотелю, чтобы начинал убирать со стола. Что-что, а это она умела: руководить прислугой, организовывать приемы… Она с наслаждением погружалась в пособия по правилам хорошего тона, которые подсказывали, как не попасть впросак и с достоинством выпутаться из щекотливой ситуации вроде: «Если к вам на обед приглашены одновременно епископ и генерал, кто из них должен сидеть справа от хозяина дома?» Ей бы следовало руководить плантацией. Валяться до полудня в постели, потом облачаться в кринолин и предаваться безделью на роскошной веранде с колоннадой, «Особнячок Шарлотты». Ее сволочной папашка пусть бы в это время вкалывал на поле сахарного тростника с другими рабами, а засранцы вроде Фрэнки Вурта охаживали бы его плетью за малейшую провинность. Тогда она взяла бы старый револьвер уставного образца, что валялся на столике в библиотеке, и разнесла бы дурацкую башку Фрэнки Вурта, как перезрелый арбуз…

– … чашечку кофе?

Сладостные мечтания были так грубо прерваны, что она едва не подпрыгнула от неожиданности. Бесконечно долго мешая свой кофе, Вурт посасывал губу. Васко наблюдал за ним с холодным любопытством мальчишки, разглядывающего муху, которой собирается оторвать крылышки. Она ощутила озноб. Васко опасен. Придет день, он и ее раздавит, как муху. Она представила себе, как бьется в его сильных руках, как эти руки стискивают ее… и внезапно почувствовала, как ее непреодолимо влечет эта грубая чувственность.

Наконец Васко поднял голову. Он принял решение: Морас – это прошлое, Пакирри – настоящее. А он, Фрэнки, – будущее.

– Ну что? – спросил Васко, отбрасывая назад волосы. Неужели эта образина наконец-то решилась? Похоже на то. Вурт провел толстым языком по красным губам.

– Я сделаю все, что нужно.

– Когда?

– Я увижусь со стариком сегодня вечером.

Васко выразил молчаливое одобрение. Образина образиной, но быстрый, как гремучая змея. Не произнеся ни слова, они чокнулись, каждый спрашивал себя, как и когда он избавится от другого; Шарлота бессмысленно, как кукла, улыбалась в пустоту.

В тени старого обтрепанного тента, который нависал над криво стоявшим столиком, Даг без особого энтузиазма рассматривал у себя на тарелке дораду по-коринфски.

– Съешьте хоть кусочек, – терпеливо уговаривал его отец Леже. – Не зря же эта рыба умерла.

– Не пытайтесь переквалифицироваться в санитара, уговаривающего больного анорексией, – ответил Даг, отодвигая тарелку. – По правде сказать, я совсем не голоден, а на судьбу этой рыбы мне совершенно наплевать. Как и на судьбы всех рыб на свете. И на судьбы мира тоже.

– Похоже, в воздухе витает легкий аромат хандры, – улыбаясь, заметил священник.

– Во всяком случае, я рад видеть, что вас это веселит.

– Если меня что и «веселит», как вы изволили выразиться, дорогой месье Леруа, так это тот факт, что вы наказаны там, где грешили. Как бы то ни было, наша Шарлотта появилась на свет благодаря вашему семени. Abimopectore, вы бы сами не озлобились, если бы вам довелось провести детство в приюте после того, как вы нашли в петле свою мать?

– «Из глубины груди», как вы изволили выразиться, я не понимаю, зачем ей тереться собственной грудью о маслянистый торс Пакирри.

– Затем, что ей деньги нужны. А вы сами-то охотитесь на преступников ради своего душевного покоя или для пополнения банковского счета?

– На что это вы намекаете? Она что, похожа на меня?

Настойчивый телефонный звонок помешал отцу Леже ответить. Он потрусил к дому.

– Это вас, Дагобер, – позвал он из прихожей.

Его? Даг поднялся, поспешно схватил трубку, полагая, что это может быть Шарлотта, а он понятия не имеет, что ей сказать. Но звонил Лестер.

– Даг? Что происходит? Ты давно не подаешь признаков жизни. Ты уже чего-то добился или просто отдыхаешь за мой счет?

– Я нашел отца Шарлотты Дюма.

– Прекрасно! Я не сомневался, что ты найдешь этого кобеля. И что дальше?

– Я тебе все объясню, – пробормотал Даг.

– Ладно. Так ты возвращаешься сегодня вечером?

– Нет, у меня тут другое дело.

– Уже? Даг Леруа, тип, который решает больше загадок, чем его тень. Что за дело?

– Мать Шарлотты, Лоран Дюма… Она не покончила с собой, ее убили.

– Постой-постой, кто тебе за это платит? Шарлотта?

– Нет.

– Подожди-ка, эклер ты мой шоколадный, ты хочешь сказать, что сейчас ишачишь ради собственного удовольствия?

– Она была убита, Лестер, и не она одна. Тогда же были убиты еще несколько женщин, и твой приятель Фрэнсис Го об этом знал, ты улавливаешь?

– Я улавливаю, что у меня сейчас на столе десяток дел, а ты развлекаешься, разыскивая типа, который убивал женщин двадцать лет назад!

– Не просто убивал, Лестер, а насиловал вязальной спицей.

– Черт!

– Кстати, по поводу Го, этот тип тебя обманул. Я уверен, что он из бывших тонтон-макутов.

– Это действительно важно?

– Не знаю. Я останусь здесь еще ненадолго. Ты не беспокойся, это за мой счет.

– Ты не можешь так поступить со мной, Даг. Ты должен быть в Антигуа послезавтра, предстоит слежка по высшему разряду.

– Пошли Зоэ, пусть задницу порастрясет.

– Да пошел ты…

Улыбаясь, Даг повесил трубку. Ему доставляло огромное удовольствие позлить кого-нибудь. Он присоединился к отцу Леже в тесном дворике, царстве сорняков и ящериц, который владелец именовал садом.

– Я предупредил своего компаньона, что хочу продолжить расследование. Он был не слишком доволен. Там накопилось много работы.

– Может, вам все-таки стоит вернуться? В конце концов, actaestfibula.[92]