Дама в черном - Гастон Леру

Больше всех напуган Рультабий. Я видел, как он при самых неожиданных обстоятельствах сохранял хладнокровие, видел, как он бросался на крик о помощи с героической отвагой, как он шел на риск среди моря мрака; почему же он дрожит сейчас, среди белого дня? Вот он перед нами, беспомощный, как ребенок, он, только что считавший себя хозяином положения. Он, значит, не предвидел этой минуты? Минуты, когда кто-то будет умирать среди полуденного света? Маттони, проходивший в это время по переднему двору, услышав крик, подбегает к нам. Одним жестом Рультабий заставляет его замереть на месте, под воротами. Теперь молодой человек направляется к эпицентру стонов, потому что они будто доносятся со всех сторон, описывают круги вокруг нас в раскаленном воздухе. Мы следуем за ним, затаив дыхание, вытянув руки, как делают люди, идущие во мраке, чтобы не натолкнуться на какое-нибудь невидимое препятствие. Мы подходим все ближе к источнику стонов и, пройдя тень эвкалипта, видим человека, извивающегося в конвульсиях. Это Бернье! Бернье! Он хрипит, старается приподняться и не может, он задыхается! Из груди его потоком льется кровь… Мы склоняемся над ним, и, прежде чем умереть, он произносит эти два слова: «Фредерик Ларсан»!

Голова его падает. Фредерик Ларсан! Фредерик Ларсан! Он везде и нигде! Опять он! Невидимый, несуществующий убийца!.. Ибо единственный выход отсюда, где совершилось убийство, — это ворота, в которых мы стояли вчетвером. И все мы так быстро повернулись, как только раздался крик, так быстро, что должны были увидеть смертельный удар! Но мы ничего не видели, кроме ослепительного света!.. Движимые общей мыслью, мы спешим в Квадратную башню: дверь открыта настежь, без колебаний мы входим в помещение старого Боба, минуем пустую гостиную и отворяем дверь в спальню. Старый Боб спокойно лежит на кровати, в своем высоком цилиндре на голове, и у его изголовья сидит жена Бернье. Они совершенно спокойны! Но вот несчастная женщина замечает наши расстроенные лица и испускает крик ужаса в предчувствии еще неясной для нее катастрофы! Она ничего не слышала! Она ничего не знает!.. Но она хочет выйти, она хочет видеть, она хочет знать! Мы пытаемся ее удержать… Напрасно!.. Она выбегает из башни и видит труп. Пылающий зноем полуденный воздух доносит к нам ее жалобные стоны над истекающим кровью телом. Мы срываем рубашку с распростертого на постели старика и открываем рану под сердцем. Рультабий поднимается со словами:

– Как будто бы удар ножом! Но где же сам нож?

Мы повсюду ищем нож, но безуспешно. Человек, нанесший удар, очевидно, унес его с собой. Но где же сам этот человек? Кто он? Бернье узнал это перед смертью и умер, возможно, именно оттого, что узнал!.. Фредерик Ларсан! Мы дрожа повторяем эти два слова…

Вдруг из ворот показывается князь Галич с газетой в руках. Он идет к нам, игриво размахивая газетой. Но Эдит бежит к нему, вырывает у него из рук газету, указывает на труп и говорит:

– Здесь только что убили человека. Бегите за полицией.

Князь Галич смотрит на труп, на нас и, не произнося ни слова, поспешно уходит за полицией. Жена Бернье продолжает рыдать. Рультабий садится на колодец. У него совершенно беспомощный вид. Он вполголоса говорит Эдит:

– Пусть придет полиция, сударыня!.. Вы сами хотели этого!

Но Эдит бросает на него молниеносный взгляд своих черных глаз. Я знаю, о чем она думает. Она ненавидит Рультабия за то, что он заставил ее усомниться в старом Бобе. Разве старый Боб не лежал спокойно у себя в комнате, под присмотром самой Бернье, в то время как убивали ее мужа?

Рультабий, проверив затворы колодца, которые остались нетронутыми, вытягивается на верхней закраине, как на кровати, на которой мог бы, наконец, вкусить давно желанный покой, и говорит еще тише:

– Что же вы скажете полиции?

– Все! — произносит Эдит сквозь зубы.

Рультабий безнадежно качает головой и закрывает глаза. У него вид побежденного. Робер Дарзак осторожно трогает Рультабия за плечо, приглашая его осмотреть Квадратную башню, башню Карла Смелого, Новый замок и все закоулки двора, откуда никто не мог выйти и где по всей логике должен еще находиться убийца. Репортер печальным голосом отговаривает его. Разве мы ищем кого-нибудь с Рультабием? Разве мы искали в злосчастном Гландье, когда на наших глазах в таинственной галерее пропал бесследно человек? Нет-нет! Теперь я знаю, что бесполезно искать Ларсана глазами! За нашей спиной совершилось убийство. Мы слышали крик жертвы под поразившим ее ударом. Но мы обернулись и не увидели ничего, кроме моря света! Чтобы видеть, нужно закрыть глаза, как сделал это Рультабий. Но вот он как раз открывает их. Новый порыв энергии заставляет его подняться. Он поднимает к небу сжатые кулаки и возмущенно восклицает:

– Это невозможно, или в логике вещей нет больше смысла!

Он бросается на землю и ползает на четвереньках, обнюхивая каждый камень, крутится вокруг трупа и несчастной Бернье, которую мы тщетно пытались увести от тела мужа, крутится вокруг колодца, вокруг каждого из нас. Мы стоим и бессмысленно наблюдаем за ним. На минуту он приподнимается и, захватив горсть пыли, бросает ее вверх с торжествующим криком, точно хочет возродить из этого пепла неуловимый образ Ларсана. Какую новую победу Рультабий одержал над тайной?.. Что придает такую уверенность его взору? Что вернуло ему былую твердость голоса? Да, он снова тот же решительный, твердый Рультабий, когда говорит Роберу Дарзаку:

– Успокойтесь, ничего не изменилось! — И прибавляет, обращаясь к Эдит: — Все, что нам остается, это ждать полицию.

Несчастная вздрагивает. Рультабий снова внушает ей страх.

– О да! Пускай приходят скорее! Пускай думают за нас! Тем хуже! Тем хуже! Что бы ни случилось! — говорит Эдит и берет меня под руку.

В эту минуту под воротами появляется папаша Жак в сопровождении бригадира и двух жандармов, спешащих на место преступления.

– Жандармы! Жандармы! Они говорят, что произошло убийство! — восклицает папаша Жак, которому еще ничего неизвестно о смерти Бернье.

– Успокойтесь, папаша Жак! — кричит ему Рультабий, и, когда привратник, запыхавшись, подбегает к нему, репортер шепотом прибавляет: — Ничего не изменилось, папаша Жак.

Но папаша Жак замечает труп Бернье.

– Ничего, кроме лишнего трупа, — вздыхает он. — Это Ларсан!

– Это судьба, — возражает Рультабий.

Ларсан, судьба — одно и то же. Но что могут значить эти слова — «ничего не изменилось»? Значит, несмотря на случайную гибель Бернье, продолжает совершаться то, чего боялись и о чем не знали Эдит и я?

Жандармы хлопочут вокруг тела, обмениваясь замечаниями на своем непонятном жаргоне. Бригадир докладывает нам, что о происшествии заявлено по телефону в гостиницу «Гарибальди», где сейчас завтракает delegate, или особый комиссар, имеющий право начать следствие, не дожидаясь следователя, которого также предупредили.

Через несколько минут появляется и delegate. Он в восхищении, хотя и не успел окончить свой завтрак. Преступление! Настоящее преступление! В форте Геркулес! Он сияет! Глаза его блестят. Он суетится, распоряжается, приказывает бригадиру поставить одного из своих людей к воротам замка со строгим приказом не выпускать никого. Затем опускается на колени подле трупа. Один из жандармов уводит в Квадратную башню жену Бернье, которая плачет навзрыд. Delegate осматривает рану и говорит очень прилично по-французски:

– Прекрасный удар ножом!

Он в восхищении: будь здесь убийца, он, без сомнения, выразил бы ему свое удовольствие по поводу столь меткого удара. Затем он обращает свои взоры на нас, пристально вглядываясь в наши лица. Быть может, он ищет среди нас виновника преступления, чтобы выразить ему свой восторг.

– Каким же образом это произошло? — спрашивает он в предвкушении действительно криминальной истории. — Это невероятно! — прибавляет он. — Невероятно!.. Уже пять лет я состою delegate, и до сих пор никого не убили! Господин следователь…

Тут он останавливается, и мы заканчиваем фразу за него:

– Господин следователь будет очень доволен!

Он стряхивает рукой пыль с колен, отирает лоб и повторяет: «Это невероятно!» — с южным акцентом, который только подчеркивает его радость. В это время во дворе появляется новое лицо, в котором комиссар узнает ментонского доктора, пришедшего к старому Бобу.

– А, доктор! Вот кстати! Будьте добры, посмотрите на эту рану и скажите, что вы думаете о столь ловком ударе! Старайтесь не сдвигать труп с места до прибытия господина следователя.

Доктор исследует рану и дает нам самые подробные сведения. Сомнений нет, это действительно был удар ножом, проникший снизу вверх в сердечную область; острие ножа угодило в желудочек. Во время этого разговора между delegate и доктором Рультабий не сводит глаз с Эдит, не отпускающей моей руки. Она избегает взгляда Рультабия, который словно гипнотизирует ее, приказывает ей молчать. Я чувствую, что она вся дрожит от желания заговорить.