Пилигримы - Сергей Шведов

– Халеб еще нужно взять, – процедил сквозь зубы Лоррен.

– С помощью Людовика он его возьмет, – холодно бросил Лаваль, – хотя прольется море крови, как со стороны мусульман, так и христиан.

– Войны без крови не бывает.

– Это правда, – не стал спорить Герхард. – Но полководцы всегда грезят о победе, надо полагать король Людовик не исключение в этом ряду.

– Не пойму, куда ты клонишь, шевалье?

– В Европе никто не знает о Халебе, барон. Даже если Людовик захватит город, его поход объявят неудачным. И король Франции не может этого не понимать. Достойному государю – достойная цель.

– Ах вот оно что, – усмехнулся Лоррен. – И какой же город ты считаешь достойной целью для французского короля?

– Конечно, Дамаск, благородный Симон. Об эту жемчужину арабского мира обломали зубы все Иерусалимские владыки. Дамаск знают в Европе. Только его взятие может стать венцом победоносного похода.

– А как же Эдесса? Ведь именно ради ее освобождения затевался этот поход.

– Эдессу крестоносцам не вернуть, – покачал головой Лаваль. – Ты знаешь это не хуже меня, благородный Симон, и, надеюсь, сумеешь объяснить сложившуюся ситуацию королю. Если алеманам Конрада Гогенштауфена противостоял только иконийский султан Махмуд, то против короля Франции поднимутся все эмиры Месопотамии, Сирии и Ирака во главе с атабеком Сейфуддином.

– А Дамаск, по-твоему, беззащитен?

– Дамаском ныне правит самозванец Маннуддин Унар, успевший рассориться и с Каиром, и с Багдадом, и с сыновьями покойного Зенги. Если старому сельджуку хорошенько заплатить, пригрозив при этом тяжелым франкским мечом, то он уступит свой город к вящей славе французского короля.

– А если не уступит?

– В любом случае, благородный Симон, нас с тобой это уже не волнует. Ты убережешь от войны Антиохию, я – Халеб. И пусть фанатики мирно спорят о преимуществах той или иной веры, любой разумный человек все-таки понимает, что главное в этой жизни – мир.

Красноречие бывшего мятежника, возмечтавшего о мире, позабавило Симона, однако он не мог не отдавать себе отчет в том, что победа Раймунда де Пуатье обернется для барона де Лоррена тягчайшим поражением. А, следовательно, иного пути, как спровадить французскую армию куда-нибудь подальше от Антиохии, у него нет. Однако Симон понимал и другое – сделать это будет очень непросто. Дамаск – далеко, а Халеб, отнюдь не последний город на Востоке, – близко. И барону де Лоррену придется очень постараться, чтобы убедить короля Людовика и его шевалье отказаться от жирного куска, лежащего у них перед носом. Тем более что противостоять Симону будут очень хитрые и изворотливые люди, уже успевшие завоевать симпатии французов своим расчетливым гостеприимством.

– Твоим главным противником, барон, кроме естественно Раймунда, станет королева Элеонора, его близкая родственница. Элеонору следует опорочить в глазах короля.

– Каким образом?

– Говорят, Людовик ревнив и если ты намекнешь ему, что королевой движет не столько желание помочь родственнику, сколько любовное чувство, то это надолго рассорит его с женой.

– Чувство к Раймунду? – удивился Лоррен. – Да этот облезлый петух способен влюбить в себя разве что ослепшую от старости курицу.

– Найди ей молодого красавца, благородный Симон. Пусть он закружит скучающую женщину в вихре страсти.

– Элеоноре, кажется, приглянулся юный шевалье де Лузарш, тезка ее мужа.

– Он родственник Филиппа де Руси? – спросил Лаваль.

– Племянник.

– Вот видишь, благородный Симон, мы с тобой уже раскрыли заговор антиохийцев против французского короля.

Барон засмеялся, шутка гостя показалась ему забавной. Конечно, с таким человеком как Герхард де Лаваль следовало держать ухо востро, но Симон сейчас находился в таком положении, что выбирать союзников было практически не из кого. Даже на своих нурманов в этом деле он не мог положиться. Многие антиохийские бароны и шевалье мечтали о расширении своих земель за счет Халебского эмирата, причем не только французы, но и нурманы, которые продали бы своего вождя с потрохами, вздумай тот путаться у крестоносцев под ногами.

– Когда дело идет о столь деликатном чувстве как ревность да еще ревность короля, то неизвестно на кого он обрушит в первую очередь свой гнев на супругу или на человека, решившего открыть ему глаза.

– Тонкое замечание, благородный Симон, – кивнул Герхард. – Для нашего дела очень важно, чтобы ты пользовался не только доверием Людовика, но и его симпатией. А люди редко любят тех, кто стал свидетелем их позора. У тебя нет на примете какого-нибудь честного и услужливого болвана, обеспокоенного сохранением не только своей, но и чужой чести?

– Разве что барон Альфонс де Вилье, – задумчиво проговорил Лоррен. – Не знаю, насколько он ревнив, но дурак действительно первостатейный.

– Речь идет о муже благородной Констанции?

– Да, – кивнул Симон.

– Великолепный выбор, – восхищенно прицокнул языком Герхард. – Но к нему следует приставить надежного человека.

– Моего сына разве что? – развел руками Симон.

– Нет, ни в коем случае, – покачал головой Лаваль. – Это сразу же вызовет подозрения. Я дам тебе помощника, барон. Точнее, ты выкупишь его из мусульманской неволи. Благородный поступок, согласись.

– Не понимаю, – нахмурился Лоррен.

– Не волнуйся, барон, мой знакомый ненавидит мусульман даже больше, чем ты. Он попал в плен к беку Сартаку в битве при Дорилее, столь несчастливой для алеманов. Он храбрый рыцарь и благородный человек.

– Но это твой человек? – с нажимом спросил Симон, пристально глядя в глаза гостю.

– Я дважды спасал ему жизнь, да и он не раз выручал меня в бою. Тебе в утешение скажу, барон, что он сторонник Вельфов, не любит Гогенштауфенов, следовательно симпатизирует Рожеру Сицилийскому. В этом смысле ты можешь на него положиться. Правда, он молод и как все юнцы подвержен предрассудкам. В частности, он верит в священные узы брака, и до сих пор не согрешил ни с одной замужней женщиной.

– Прямо ангел какой-то, – засмеялся барон.

– А в довесок к этому ангелу ты получишь от меня еще двух негодяев, благородный Симон. Люди проверенные. Не болтливые. Но им нужно платить. За сотню денариев они способны не только оклеветать человека, но и убить его. Они тоже алеманы и тоже выкуплены тобой из плена.

– А как зовут твоего рыцаря?

– Вальтер фон Валенсберг. Ты можешь смело ручаться за его благородное происхождение, а если у кого-то возникнут сомнения на этот счет, то сошлись на папского легата Теодевита, он хорошо знает моего друга. Так же как и маркиз Одоакр фон Вальхайм.

– Но ведь они сейчас в Константинополе?

– Я думаю, что ни тот, ни другой не откажутся от клятвы, данной Господу, и в ближайшее время отправятся в Святую Землю. Нам надо сделать все возможное, чтобы король Конрад и папский легат миновали Антиохию на пути к Иерусалиму. Иначе Раймунд, чего доброго, обольстит и их.

– Ты собираешься в Византию, благородный Герхард?

– Да, – кивнул Лаваль. – Нельзя упускать Конрада из виду. В отличие от короля Людовика, он лютый враг Рожера Сицилийского и сделает все возможное, чтобы помешать его торжеству.

Вальтер фон Валенсберг произвел на барона очень хорошее впечатление. Прежде всего, простодушием и почти детской наивностью. О делах, творящихся на Востоке, он не знал практически ничего. А из всех городов Святой Земли назвал только Иерусалим. Шевалье де Лаваль посмеивался, слушая ответы своего протеже. А благородный Симон вскоре убедился, что Вальтер вполне соответствует характеристике, данной ему Герхардом, и вряд ли способен поломать чужую игру. Зато алеман действительно мог оказаться идеальным исполнителем замыслов очень хитрых и коварных людей.

Барон де Вилье встретил спасенного алемана с распростертыми объятиями и тут же включил его в свою свиту. Графиня Констанция отнеслась к поступку мужа с пониманием и со своей стороны выразила надежду, что благородный Вальтер сумеет оправиться от раны, нанесенной ему в жестоком бою. К счастью для Валенсберга, меч сельджука не повредил ему череп, зато он разукрасил шрамом его лицо. Вальтер хоть и гордился втайне этой полученной в кровавой битве отметиной, все-таки горевал по поводу своего лица, ставшего менее привлекательным для дам. И на все попытки доброй Констанции убедить его, что это не так, угрюмый алеман только пожимал плечами. Пьер де Саллюст лично осмотрел новое сокровище, невесть какими путями попавшее в свиту наследника антиохийского престола, и пришел к выводу, что этот простоватый малый именно тот человек, за которого себя выдает. О чем и сообщил в доверительной беседе Раймунду.

– Кажется, он приглянулся благородной Кристине, – дополнил он под конец.

– Пусть их, – равнодушно махнул рукой граф. – Твоя забота, Пьер, – французские дамы. Если ты нуждаешься в помощи, то я пришлю тебе барона де Бари.