Мещерская сторона - Константин Георгиевич Паустовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Женщина выпрямилась, откинула со лба прядь светлых волос, взглянула на Колю, вскрикнула, опустилась на кучу наколотых дров и закрыла лицо руками.
– Ты, Анфиса?! – крикнул Коля и побежал к ней.
Она никак не могла встать. Она только схватила его руки и что-то шептала. Потом подняла на Колю счастливые глаза, и Коля увидел знакомые взлетающие брови и маленькую родинку на виске.
– Я сейчас встану. Милый ты мой, родной мой человек! Что же ты ничего не писал?
И она, как маленькая девочка, крепко обняла Колины колени и прижалась к его шершавой шинели пылающим худеньким лицом.
Короткое научное сообщение
Петр Максимович вышел из Кремля, спустился к Москве-реке и пошел по набережной. Ему захотелось пройтись. Он кивнул шоферу, и машина осторожно двинулась следом за ним.
Шофер поглядывал на старого профессора и усмехался: тот, по мнению шофера, был чудак. Сев в машину, по дороге в Кремль он сразу же начал возмущаться духотой, опустил окна и устроил сквозняк. На него не произвели никакого впечатления ни две махровые гвоздики в стеклянной колбочке, прикрепленной около дверцы, ни электрическая зажигалка, хотя профессор заметно нервничал и выкурил по пути в Кремль две папиросы.
Шофер был обижен. Машиной восхищались все, а этот старик только фыркал, будто его везут на трясучей таратайке. Поэтому, подумав, шофер сказал:
– Эта машина легкая, послушная, не то что какой-нибудь муро́вый* «бьюик».
– А что такое этот ваш «бьюик»? – сердито спросил Петр Максимович.
Шофер усмехнулся:
– Такая марка.
– Все эти марки одинаковы, – проворчал профессор. – Отравляют воздух. И портят людям нервы.
Шофер живо обернулся. Машина стояла перед закрытым светофором.
– Против этого я не возражаю, – сказал шофер. – Я сам любитель свежего воздуха. У меня на родине, в Калужской области, места привольные. Только так рассуждать, как вы, не совсем, по-моему, правильно.
– Это почему же?
– А потому, что если вы пожелаете, то я вас через два часа в эти места доставлю на своей машине. Съедем с шоссе, поставим машину под березу, вы дверцу откроете и – пожалуйста! – собирайте землянику под самыми колесами. Удобство! А поездом будете семь часов ехать. Да еще с пересадкой.
Профессор издал звук, похожий на легкий смешок, но промолчал. Шофер, не дождавшись ответа, с места рванул машину под открытый светофор. Презрительно прищурившись, он домчал ее до Кремля. Там он ловко остановил машину почти с полного хода, зашуршав новыми шинами.
Пока профессор находился в Кремле, шофер успокоился и даже вздремнул. А сейчас он, сидя в машине, смотрел, так же как и профессор, на сероватую мглу, что опускалась к вечеру на город, на вереницы белых огней, на речные трамваи, подгонявшие к гранитным берегам гладкие волны, на далекую зелень Ленинских гор и разноцветные фонари троллейбусов, проносившихся по длинному мосту. Окна в машине были опущены, и постепенно в нее начал проникать запах зацветающих лип.
– Хорошо!.. – вздохнул шофер.
Ему захотелось, чтобы профессор постоял на набережной подольше. Но профессор взглянул на часы, торопливо сел в машину и приказал ехать в театральную студию.
В студию так в студию! Шоферу это было безразлично. Но все-таки странно: какое отношение мог иметь этот ученый старик к театру?
Когда машина въехала во двор студии, навстречу ей бросилась девушка в разлетающемся от ветра платье. Волосы ее отливали медью. Она открыла дверцу, помогла профессору выйти, и они расцеловались.
Шофер поглядел им вслед, сдвинул на глаза кепку, почесал затылок, тихонько пропел:
– «Когда б имел златые горы и реки, полные вина, все отдал бы за эти взоры, за эти милые глаза…»
Только после этого он неохотно выехал со двора.
– Ну, как в Кремле? – взволнованно спросила Анфиса.
– Превосходно! В общем, вашему Коле хватит работы на всю жизнь.
Анфиса засмеялась.
– Вы рады?
– Какое там рад! – ответил Петр Максимович. – Я не рад – я счастлив.
В вестибюле студии Петра Максимовича ждал режиссер – высокий, седой, с учтивыми движениями. Он провел Петра Максимовича к себе в кабинет, усадил за круглый столик, где стояли вазы с пирожными и мандаринами, и попросил подать чай.
– Я чрезвычайно рад такому счастливому случаю, – сказал режиссер. – От одной из наших учениц я узнал, что вы в Москве по важным делам, но все же осмелился вас побеспокоить.
– Какое же беспокойство! – возразил Петр Максимович. – Одно удовольствие. Я без молодежи жить, знаете, совсем не могу.
– Да-а? – спросил режиссер и сделал восхищенные глаза. – Это замечательно! Я побаивался, что вас удивит наша просьба. Слыханное ли дело: известный лесовод, крупнейший знаток этого дела в нашей стране… – Петр Максимович заерзал на кресле, – простите, но я говорю совершенно откровенно… ученый большого плана приезжает к нам, чтобы побеседовать с театральной молодежью о лесных делах. Я не знаю, сообщили ли вам, что мы работаем над чеховским «Дядей Ваней»?
Петр Максимович кивнул.
– Образ доктора Астрова, с его любовью к лесу, с его идеей облагораживающего влияния леса на психику человека, требует знакомства актеров, занятых в этом спектакле, со всем комплексом лесоводческих вопросов. Таков наш метод воспитания актера.
В это время Тата Базилевич внесла на подносе два стакана чаю. Петр Максимович взглянул на нее и удивился: что за глаза у этой девушки! Они были полны такого заразительного веселья, что Петр Максимович заулыбался. Легкое его раздражение на высокопарного режиссера сразу прошло. Тата, поставив поднос, слегка поклонилась, покраснела и выскользнула из кабинета.
– У меня прекрасная молодежь, – сказал режиссер таким тоном, будто все эти юноши и девушки были в некоторой мере его собственностью.
– Вижу, вижу, – пробормотал Петр Максимович. – Радуюсь.
Петр Максимович с наслаждением выпил стакан чаю.
Из открытого окна в его разгоряченное лицо подувал вечерний ласковый ветерок. Да, жизнь, в общем, хороша! Это бесспорно.
Петра Максимовича провели в длинный сумрачный зал. Он поднялся на сцену. Студийцы дружно встали. Петр Максимович замахал на них руками, подошел к краю сцены и начал говорить.
– Прежде всего, – сказал он, – я бы хотел познакомиться с тем юношей, который будет играть доктора Астрова.
Во втором ряду встал смущенный молодой человек.
– Вы бывали в наших лесах? – спросил его Петр Максимович.
– Да, – ответил юноша; звали его Женей Горбачовым. – Но, конечно, мало.
– Так вот, – сказал Петр Максимович, – я могу вам помочь, чтобы вы провели хотя бы два месяца в настоящем заповедном лесу.
Юноша вспыхнул, заулыбался.
– А как же мы? – испуганным шепотом, но так, что было слышно во
