Бриллианты на пять минут - Лариса Соболева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не знаю.
– Ты бы рискнул разъезжать по городу с сокровищем?
– Обязательно нанял бы охрану.
– А она одна поперлась… или не догадывается о стоимости колье…
– Исключено. Она меня так и спросила: «А эти прозрачные камешки разве не бриллианты?» Думаю, она просто сомневалась, поэтому пришла узнать, что за камни в ее колье.
– Значит, она подозревала, что колье бриллиантовое? Что-то тут не то.
– Ну, может, она не доверяет зятю. Обычно зять и теща живут на одной территории как кошка с собакой. Вероятно, она втайне от него и всей семьи решила загнать колье.
– Кстати! – вспомнил Никита. – Я не придал значения сначала, но внучка говорила, что бабушка никуда не выходит, лежит, прикованная к постели, да и меня Ксения Николаевна встретила лежа под одеялом. А к тебе приходила на «своих двоих». И сегодня, когда я вел наблюдения за домом, она покинула дом, довольно бодро дошла до проезжей дороги, поймала тачку…
– И поехала по ювелирам?
– Отнюдь. Она ездила в поликлинику, потом к юристу.
– Странный маршрут. Погоди! Так она дома прикидывается развалиной, а сама занимается какими-то делишками? – рассмеялся Валерий. – Ай, да бабка!
– То-то и оно, – задумчиво произнес Никита. – Выходит, бабка морочит домашних. Мне кажется, они не знают о колье. Это упрощает дело.
– Не понимаю, в чем ты видишь упрощение проблемы?
– А на нас не поступит заявлений со стороны зятя и дочери, на нас не подадут в розыск и так далее. Представь, если бабка втайне от домашних хочет загнать колье, значит, они понятия не имеют, что у нее есть бесценная вещь. Старуха будет довольна той суммой, которую предложим ей. Мы сначала дадим небольшую сумму, а если старуха будет артачиться, предложим больше.
– Угу, – скептически хмыкнул Валерий. – Осталось только, чтоб она снова обратилась ко мне, а она не обращается.
– Если Магомед не идет к горе, гора идет к Магомеду… – загадочно улыбнулся Никита и предложил выпить.
– У тебя есть план?
– И великолепный! – торжественно поднял рюмку Никита.
В это же время Ксения Николаевна волновалась – десять часов, а члены «счастливой семейки» еще не вернулись с работы. В сущности, на зятя и дочь она давно махнула рукой, но Софийка… Вдруг с ними случилось происшествие, в результате чего пострадала и внучка? Сегодня зять забрал девочку работать на рынке, потом в магазине. Если так пойдет и дальше, Софии некогда будет готовиться в институт.
Ксения Николаевна без девочки не мыслила существования. Только София – истинная, несравненная ценность у нее. Еще когда она была маленькой, Ксения Николаевна делала все, чтоб между ними не образовалось пропасти. Она посвятила себя девочке, старалась не отстать от жизни, ведь Софийке должно быть интересно с бабушкой. Да и в чем радость на склоне лет? Конечно, во внуках! Именно с Софией Ксения Николаевна намеревалась доживать остаток дней. Но она не просто мечтала устроить старость, а следила и следит за своим здоровьем, чтобы не стать внучке обузой. Ксения Николаевна регулярно делает зарядку, много читает – чтоб мозги не слиплись! – старается понять современную жизнь, а не брюзжать: вот в наше время было… Ну, курит немножко, ну, слегка выпивает. Это не преступление, а удовольствия, от которых отказаться невозможно и которые, по ее мнению, вреда не приносят.
Послышался шум мотора, Ксения Николаевна с облегчением вздохнула. В комнату заглянула Ариадна:
– Как ты себя чувствуешь, мама?
– Я всегда чувствую себя плохо, могла бы запомнить, – проворчала старушка.
– Сейчас будем ужинать…
После ухода дочери Ксения Николаевна возмущенно всплеснула руками:
– Как кукла заведенная!
Вошла бледненькая Софийка, присела на кровать.
– Ангел мой, ты очень устала? Почему так поздно? – забросала ее вопросами бабушка.
– У папы сломалась машина. Он ремонтировал ее прямо на дороге, весь вымок. И винил меня. Сказал, что я приношу одни неприятности. Бабуль, давай уедем? Хоть в деревню, а? Там на наши деньги можно домик купить, еще и останется.
– У нас есть дом, родная.
– У нас не дом, а тюрьма, – всхлипнула Софийка. – Папа говорит, что ты меня испортила и что он больше не желает жить под одной крышей с тобой.
– Ну и пусть катится к черту!
– Ба, он не собирается уходить, он тебя с завтрашнего дня будет оформлять в дом…
Софийка разревелась, а Ксения Николаевна прижала ее к груди:
– Ну-ну, детка, не плачь. Недееспособным человека признает только суд, он же устанавливает опекунство после соответствующей экспертизы мозгов… или консилиума врачей… в общем, я забыла, как это называется, да не в том дело. Короче, милая, не так-то просто сделать из человека идиота…
– Ба, а у меня другие сведения. Сейчас это делают запросто, стоит обратиться к врачу. Человеку, которому стукнуло семьдесят лет, умственную отсталость приписать разрешается без всяких судебных разбирательств.
– Такого быть не может! – возразила бабушка.
– Еще как может. Иначе суды завалят делами такие же люди, как мой папа. Думаешь, сейчас мало таких? Очень много…
– Я не сдамся, – заверила бабушка. – Твоему папочке останется меня убить.
Батон проснулся поздно, в двенадцать. Постель была выпачкана зеленкой и кровью, тело ныло, раны болели, все еще слегка кровоточили. Батон припомнил вчерашний день и вечер, огляделся. Свинарник. Когда мама была жива, здесь царил порядок, всегда была приготовленная еда, а он этого не ценил. Взгляд остановился на бутылке с самогоном, и нутро привычно потребовало: дай! Но… Полбутылки вчерашней мечты сегодня ввергли Батона в раздумья, что ему вроде бы не было свойственно. А размышлял он вот по какому поводу: пить или не пить? Вчера его жизнь висела на волоске! Какая же сволочь пыталась его зарезать, как Пушка? Значит, если будет пить, ослабнет морально и тогда… его прирежут. Вчера он спасся благодаря тому, что был трезв, как стеклышко.
– Не буду больше пить. Ни за что!
Батон решительно встал, схватил бутылку и хотел вылить содержимое в унитаз, но передумал. Пусть стоит для гостей. Хотя, собственно, гостей у него не бывает. Грелка приходила, Пушок да еще парочка алкашей. Вот тебе и все гости. Эх, на что тратится жизнь?! Батон спрятал бутылку в кухонный шкаф, вымылся в ванной, не переставая рассуждать вслух:
– Что же получается? Если не менты схватят, то зарежут. И где лучше? Конечно, в тюряге. Как-нибудь отсижу, зато доживу до старости, заодно отвыкну пить. Квартира приватизированная, сдам ее, а когда отсижу и вернусь, бабок будет куча, начну новую жизнь. А пока не сцапали менты, пойду на рынок, еще не поздно.
Он, жуя хлеб с огурцом, оделся, закрыл дверь. Но пришлось вернуться, потому что в грязной одежде забыл часы. С часами в кармане и наполеоновскими планами в голове Батон пришел на рынок, решив продать часы за сколько-нибудь, поесть напоследок, а там… видно будет.
Щукин консультировал Славу, что ему надо сделать в первую очередь по делу директора кафе «Казачка». Советы раздавать хорошо, а вот убийцу найти куда труднее. Сам Щукин так и не нащупал ниточку, которая помогла бы ему выйти на след в своем деле, зато с уверенностью поучал в чужом.
Зазвонил телефон, Щукин снял с аппарата трубку.
– Архип Лукич! – доложил в трубку оперативник Гена, приставленный ему в помощь. – Есть! Только что звонил грузчик с рынка – Батон там… Едем брать?
– Да! – закричал Щукин, подскочив, как ошпаренный.
– Архип Лукич… что случилось? – растерялся Слава, наблюдая, с какой скоростью старший коллега носится по кабинету в поисках пиджака, сигарет и куртки.
– Извини, Слава, мне некогда! – выкрикнул Щукин, уносясь из кабинета.
1919 год, конец ноября.
Зима наступила в начале октября, что для многих членов банды, жителей Украины и юга России, было непривычным явлением. Банда значительно поредела – осталось человек сорок, а конца пути не было видно. В банде постепенно нагнетались упаднические настроения, а то у кого-то вдруг сдавали нервы, и он принимался бунтовать: сколько можно ехать, куда и зачем? В таких случаях Стрижак действовал заодно с Кочурой – расстреливал смутьяна. По-другому нельзя – малой кучкой не выживешь, а дисциплину требовалось держать. Чем? Страхом.
И все они скакали, ехали, шли, не зная конечной цели. Иногда на сотни километров не встречали ни одной деревни. Ели что придется. Попадались и заброшенные деревни, тогда становились на отдых, забивали одну из лошадей, половину мяса замораживали, пряча от зверя, половину съедали. Затем шли дальше. Хлеб был дороже золота.
«Зачем?» – этот вопрос задавали себе и Анастасия и Стрижак. Ведь проблеска не было видно, тайга, казалось, никогда не кончится. Летом продвигаться по тайге – куда ни шло, но без проводника не обходились. А зимой дорога стала невыносимой, приходилось еще и через горы переходить, что создавало дополнительные трудности. Теперь банда не ввязывалась в бои, а обходила столкновения стороной. И все равно теряли людей, часто голодали. Если б не прибившиеся к банде сибиряки, умевшие добыть пропитание, наверное, перемерли бы все.
