Миф о другой Эвридике (СИ) - Владимир Зенкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
6. Рамин
Аромат невидимого отсюда, но близкого моря полузнаком, тонок-прохладен: наверное, таким он всегда ощущался в этот час раннего рассвета. Солоновато-йодистый сквознячок веял над ещё не проснувшимся предпортовым районом Нижнего города: над улицами, скверами, крышами и дворами жилых-пожилых домов, разномастных предприятий, баз, складов, фирмовых контор-офисов; доплывал досюда, до длиннющего двора фабрики «Сабринский сувенир». Рамин вновь глубоко вдохнул этот свежий букет, выйдя из проходной. Рядом шагал Стас, а впереди, полуобернувшись к ним – лёгонький, мелкостриженный старикан-охранник в сером пиджачке. Лисьи глазки его источали трудовое рвение.
– Четвёртый цех – он сам по себе от нас. У них свой въезд, своя проходная с соседней улицы. Ну и с общей территории, да, тоже имеется. Мы из них мало кого знаем, там охрана своя, крутая, и с нами они не сильно дружат. Через двор путь ближе. Но посторонних туда не пускают. Окромя начальства, конечно. Но вас-то пропустят, товарищ майор.
– Нас-то пропустят, – утвердил Рамин. Переглянулся со Стасом. Стас иронически хмыкнул.
«Товарищ майор»… Это Рамин придумал в последний момент, убедившись, что в тесной фабричной проходной только два вялых охранника: сухой старикан и толстяк лет сорока с пухлыми вареничными губами. Рамин громогласно объявил себя майором, а Стаса капитаном «спецподраздела «игрек» управления службы безопасности, проводящими «секретную проникающую операцию», ошпарил их служебно-пронзительным взглядом, проговорил несколько словесных ключевых формул, махнул перед стариканом своим негрозным удостоверением, на котором тот не посмел сфокусировать глаз. Охранники вытянулись по струнке, готовые мгновенно отвечать на вопросы.
Выяснилось, что с час тому назад к проходной подошли и были впущены («сугубо для разбирательства и проверки документов…» – старикан) две девицы-близняшки с очень странными выраженьями лиц. Они потребовали срочно вызвать по телефону Сиртака («а кто он таков, этот Сиртак, мы без понятья вообще…» – старикан). Тогда им понадобился седой Арон («за Арона я слыхал, он реально, из четвёртого…» – толстяк). Только Мехлиса хорошо знали оба доблестных стража, это был начальник четвёртого цеха. Девицы спросили, как пройти в четвертый. Охранники, неожиданно для себя, подробно объяснили, а толстяк даже вызвался проводить их через тёмный двор («какие-то они были… вроде как, не в себе… они по дороге спрашивают, точно ли есть там кто?.. я говорю, само собой, дежурные и все телефоны у них… они говорят, вот всех разом и вызовем, и начнём бал… я говорю, что за бал такой?.. чего это вы среди ночи?.. и кто вы есть вообще?.. и почему это я с вами?.. они говорят, не твоё дело, сидите там с дедом и не дёргайтесь, и упаси вас Бог, прикоснуться к телефону – тогда сегодняшний рассвет состоится без вас»).
Охранники действительно никуда не стали звонить с докладом о ночных пришелицах. Не из-за одной лишь дурацкой угрозы. Что-то необъяснимое в облике девиц заставило их отложить звонок на четверть часа, на половину, на целый час, утешаясь мыслью, что в четвёртом сами разберутся во всём и отреагируют, как надо, уж там-то люди серьёзные.
Если кто и приезжал в четвертый к двум странным гостьям, то, наверное, с другого, уличного въезда; о том старикану и толстяку было неведомо. Зато ещё одно нескучное событие досталось им лицезреть.
Несколько минут назад с заводского двора на проходную влетела запыхавшаяся компания из шести молодых девиц («никак иначе, напрямки из четвертого… у нас ночных смен не бывает, всё заперто, а в четвертом – почём знать… однако, навряд… работницы не выскакивают посредь ночи в такой поспешке и перепуге и пистолетов с собой не носят…» – старикан). В самом деле, одна из девиц, наставив пистолет на охранников, потребовала выпустить их. Очутившись за проходной, она тут же выбросила пистолет, и вся компания припустилась бегом по пустой улице.
После этого приключения, вконец озадаченные стражи, решили всё-таки звонить, кому следует. Но не успели. Появился Рамин в образе «спец-майора» и категорически запретил любые звонки. Сурово пояснив, что всё происшедшее является частью масштабной секретной операции, что руководство фабрики он проинформирует лично, а самовольное разглашение сведений об этом чревато большими неприятностями. Затем приказал толстяку оставаться на месте, «контролировать улицу» и никого не впускать на территорию, а старикану – показывать дорогу к четвертому цеху.
Фабричный двор был неряшлив и почти пуст. Вдоль бетонного забора виднелись несколько старых, тронутых ржавью, автоконтейнеров, за ними, под шиферным навесом – неаккуратные стопы фанерных ящиков, штабеля досок, связки пластмассовых трубок, узлы каких-то неведомых механизмов. У стены здания стояли два небольших грузовика-фургона с матерчатыми тентами. За углом какой-то пристройки – переполненные короба с отходами: месивом поролоновых огрызков, обрезков кожи, кусков пластика, клочьев цветной плёнки и бумаги.
– Что производит фабрика? – спросил Рамин.
– Производила… так оно верней будет, – вздохнул старикан, – Детские игрушки: куклы, конструкторы, всякие канцтовары. Кожаные галантерейности. Да всё на убыль скатилось. Скоро, должно, закроют. Останется один четвертый.
– А в четвертом?
– Там богатые вещицы мастерят. На заграницу даже. Украшенья из золота, серебра. Картины особенные, чеканистые. Статуэтки из дорогого камня, из слоновой кости. Может, ещё что… я знаю?..
– Кое что и кроме статуэток, – согласился Рамин, – На самую заграницу. А внутрь статуэток они белого порошочка, случайно не насыпают? Из художественных соображений.
– Вы об чём? – не понял старикан.
– Неважно.
Они добрались до торцевой стены двора, до мощной кирпичной преграды, по верхней кромке которой был протянут тонкий провод сигнализации. Неширокие въездные ворота были закрыты. Но металлическая дверь во внутреннее помещение, очевидно, охранный пост, была распахнута настежь. Лицо старикана вытянулось от изумленья.
– Во – дают! Сроду такого…
– Ваша миссия закончена, – оборвал его Рамин, – Шагайте назад. Быть на рабочем месте. Никаких ни с кем переговоров. Ну! – повысил он голос на замешкавшегося охранника, – Я неясно сказал?
Тот засеменил прочь, изредка опасливо оглядываясь.
– Спокойно, – сказал Рамин Стасу, но больше – себе, – Спокойно…
Они вошли, прикрыв за собой тяжёлую дверь.
Обычный проходной коридор без вертушки. Справа – стеклянная дверь – открытая комната охранников. В комнате никого. На углу стола – жёлтый телефон: трубка брошена в спешке, из неё доносятся жалобные гудки. Рядом – в беспорядке – цветные журналы; на развороте – сканворд, наполовину заполненный. Под столом – осколки разбитого бокала, лужица чая или воды. Соседняя маленькая комнатка с кроватью – тоже открытая: темна и пуста.
Здесь были недавно люди. Были – ушли, неспокойно ушли. Куда ушли? Во двор четвертого цеха – куда ж больше. Через эту наружную дверь. В отличие от других дверей – закрытую.
Сердце Рамина тревожно ныло, когда он осматривал комнату, поправлял телефонную трубку. Синички в ней задержались, чтоб позвонить… тем, троим: Сиртаку, Арону и Мехлису. Быть может, звонил охранник по их приказу. Что-то придумали они, чтоб выманить сюда своих врагов. Выманили? Приехали их враги?..
Рамин резко остановился перед закрытой наружной дверью, на него чуть не налетел следом идущий Стас. Мысль. Нелепо простая. Дикая. Беспощадная… Мысль – железная спица пригвоздила его к стоптанному линолеуму коридора. Он не успел! Он обязан был успеть. И он не успел. Всё уже случилось. Там случилось… за этой дверью. Всё – там!
Они – там. Синички. Его синички… Две звонкие нотки «ля». Два ангельских юных создания. На которых обрушилась взрослая подлость и мерзь. Они не сломались этим, они сделались взрослыми. И отшвырнули прочь своё ангельство, как помеху. И зачарованные новым познанным чувством – ненавистью, для одоленья человечьего зла, они призвали в союзники того, кто никак не должен быть союзником человека. Зачем? Да затем, что он – ближайший к ним человек, мужчина, «неординарная личность», Рамин Халметов – умелый и опытный, сильный и решительный – единственный, кто мог их всерьёз защитить – не успевал… всё время не успевал. И сейчас опять не успел. И не будет вовек ему прощенья… если…
Пара мгновений, чтоб промелькнуть этому в сознаньи Рамина. Ещё пара… чтоб сердцу сжаться от ледяного ожога. Чтоб хлестнул по позвоночнику и достал до мозга яростный кнут… рык… мысль… слово… «Н-не-е-ет!». Обыденное сознанье лопнуло, как целлофановый перенабитый кулёк, с целлофановым даже хрустом. Лопнуло, обнажилось, стало совсем другим, звенящим от напряженья.
– Что с тобой, Рам? – тихо спросил очень посерьёзневший Стас.