Книга обманов - Марта Кетро

Она проснулась и поняла, что пол-литра сладкого вина, выпитого вечером, оставили по себе неприятные воспоминания, левый висок болел, во рту было сухо. С усилием повернула голову и увидела на столе стакан с водой и тюбик шипучего аспирина. Ольга не запирала дверь изнутри, наверное, заботливая Елена принесла пилюли ранним утром или даже ночью. Это отчасти объяснило бы видение Жакоба. Правда, она казалась слишком деликатной, чтобы шастать по чужим комнатам. В любом случае жест милосердия был кстати.

К завтраку Ольга вышла позже обычного, но другие девушки в это утро тоже не спешили. Пили кофе в молчании, лишь изредка обмениваясь просьбами передать кувшин с соком или огромную миску малосольных огурцов, которые прозорливая Алла подала к омлету. Ольга оживилась только однажды, когда в столовую вошла вторая вчерашняя галлюцинация — полнотелая ночная чтица. Правда, на этот раз она была не в простыне, а в жёлтом шёлковом платье, украшенном по подолу цветочными принтами. Кивнула присутствующим и села чуть поодаль.

— Кто это? — спросила Ольга у Сашки.

— Ну Панаева же, я тебе говорила, — с похмельным раздражением ответила та. Сашка выпила больше всех, её откровенно мутило, — медичка наша. По совместительству пишет психиатрическую прозу.

— Психологическую?

— Да нет же, о буднях психиатров, она судебной медициной занималась. Обожает поговорить о Добре и Зле, с большой философской претензией. Вольтера любит.

— И Цицерона тоже?

— Как ты догадалась? Чуть примет и ну декламировать на кухонной латыни…

Ольга с любопытством разглядывала круглое розовое личико с широким ясным лбом и слегка сплющенное книзу так, что нос загибался к маленькому, но упрямому подбородку. Такие выглядят хорошенькими в детстве, довольно симпатичными в юности и добродушными в зрелые годы, но к старости начинают напоминать о бабе-яге. Об истинном характере обладательницы этого лица Ольга судить не рискнула.

— Девушки, сегодня во второй половине дня начнут съезжаться дамы-преподавательницы, я буду занята, так что если у вас есть какие-то текущие вопросы, самое время задать их сейчас. — Елена сделала паузу, но вопросов ни у кого не возникло. — Что ж, обед ровно в два, не позже, потом начнётся подготовка к торжественному ужину, Алле будет не до нас.

Часа в четыре в дверь к Ольге заскреблась Сашка:

— Бежим скорей, первая дама уже здесь!

— Гроб на колёсиках уже въехал во двор, — проворчала Ольга, но быстро влезла в сандалии и поспешила на улицу.

В чахлой тени старого миндаля сидели Катя с Агафьей, картинно лузгали семечки и глазели на красную «мазду», стоящую у крыльца. Из неё никто не выходил.

— Ну и где? — поинтересовалась Ольга.

— Где-где — внутри! Это Джульетта Иванова, — ответила Катя.

— Какая ещё Иванова?

— Упаси тебя бог — Иванова!

— А чего она там сидит, замок заклинило?

— Не, тут другое. У неё есть две привычки, связанные с автомобилями: она ездит всегда на красных и выходит из машины, только если ей открывают дверцу, хотя водит сама, без шофёра.

— Фига! Крутая.

— Ну да. У нас все в курсе, поэтому даже кроткая Елена иногда позволяет себе чуть-чуть промедлить, прежде чем её выпустить.

— Вредная она?

— Джульетта? Нет, хорошая. Ну, просто смешная немного.

Тут наконец из дома выбежала запыхавшаяся Елена, распахнула дверь автомобиля, и Ольга увидела, как на пыльную землю ступили золотые туфли примерно сорок первого размера на шпильках, показались бесконечные стройные ноги, и постепенно появилась вся Иванова — высокая и прекрасная, как башня, в коротком золотом платье, обтягивающем отличную фигуру. У неё были длинные красные волосы и тёмные очки в пол-лица.

— Фига! — снова сказала Ольга, растеряв от изумления остальные слова.

— Ага-ага, она такая! — Катя закивала с такой гордостью, будто сама сделала эту Джульетту. Скажем, вырезала из глянцевой книжки про принцесс для девочек дошкольного возраста.

— А что она, такая, пишет?

— Да всякую ерунду, — ответила Катя, глядя на даму с неподдельным умилением, — зато какой образ! Она идеальна.

— Она чудовищна! Её читают продавщицы кваса и цветочницы, я сама видела, — презрительно сказала Сашка. — И она будет нас чему-то учить?

— Знаешь, милая, — мягко заметила Агафья, — я о ней слышала. Кажется, у неё уже продан миллион экземпляров.

— Пять, — поправила Катя, оторвавшись от созерцания любимого сказочного героя, — пять миллионов. Она пишет десять книг в год. Говорю вам, это монстр в золотом платье.

— С литературными неграми и двадцать напишешь.

— Она сама, я точно знаю. Вдумайся: де-сять ро-ма-нов в год.

— Плохих!

— Очень плохих. Которые отлично продаются. Их покупают сотни тысяч женщин. Знаешь, я охотно послушаю, если она объяснит, как это делается.

Тем временем богиня скрылась, а Катя пошла парковать «мазду» — это было её обязанностью.

В ворота въехала зелёная антикварная «Волга», ГАЗ-21. Не стала тормозить у крыльца, сразу зарулила под тент, где летом стояли машины. Девочки вывернули шеи, наблюдая, как волшебная старушка в шляпке выбирается с водительского сиденья, а Катя почтительно стоит рядом.

— Ларионова! — восторженно выдохнула Сашка. — Один из лучших современных писателей! — Суффикс «ца» Сашка считала оскорбительным в применении к своей профессии.

Лучший современный писатель семенил по двору в небольших ботиночках, помахивал объёмистой дамской сумкой, но вдруг изменил траекторию движения и приблизился к дереву.

— Здравствуйте, девочки!

Они оказались на ногах мгновенно — без суеты, но и без раздумий, будто мягкий птичий голосок обладал особой властью.

— Здравствуйте, Ирина Станиславовна! — сказала за всех Сашка. У неё была литинститутская привычка помнить мэтров по имени-отчеству. Остальные просто закивали, временно лишившись дара речи. Ничего особенного не было в ясных зеленоватых глазах, чуть выцветших русых волосах, во всём круглом лице с маленьким острым подбородком — а вот поди ж ты. Вблизи дама оказалась гораздо моложе, «смешная старушка» явно была имиджем, за которым прятался сильный проницательный человек.

«И страшный», — подумалось Ольге, хотя ничего пугающего в этой женщине не наблюдалось.

Тёплый осенний ветер вдруг принёс откуда-то облако мелких бабочек с вылинявшими крылышками — они промчались, окутав людей пыльцой и трепетанием, и исчезли.

Тем временем Ларионова вошла в дом, а девочки снова опустились на землю.

— Ух, — сказала Агафья.

— Сильна, — подтвердила Ольга. — Пожалуй, можно снимать вопрос о том, кто здесь главный.

— В определённых кругах её называют Ведьмой. — Сашка уже оправилась от приступа восхищения. Но тут увидела Катю, тащившую багаж дам: дорожную сумку Vuitton и простой потёртый чемодан. С криком «давай помогу» она подхватила чемодан.

— Понимает субординацию, — насмешливо заметила Агафья.

— Знаешь, для меня тоже существует ряд авторитетов, которым я не только сумку бы донесла, но и… не знаю, что угодно.

— Странно. Мне всегда было чуждо преклонение перед знаменитостями.

— Тут другое. Кумиры необходимы.

— Зачем? Человек всего лишь выполняет свою работу лучше других, это вызывает уважение, но не делает его выше всех.

— Понимаешь, мне безумно важно видеть впереди спину того, кто идёт тем же путём, что и я, но продвинулся гораздо дальше. Когда ты лучшая…

— А ты лучшая?

— Ну, среди многих. В числе первых, так скажем… Так вот, страшно скакать на лихом коне, когда никого нет впереди. И мне, понимаешь, важно знать, что есть прошедшие эту часть пути и ничего с ними ужасного не случилось, остались людьми. И до смерти интересно, что в них изменилось.

К вечеру машины начали подъезжать одна за другой, но суровая Алла выглянула и потребовала помощи. Катя и Сашка остались заниматься парковкой и багажом, а Ольга с Агафьей пошли на кухню.

К сковородам и кастрюлям их не подпустили, но и без того нашлись дела: чистить овощи, сервировать стол. Ольга отметила, что все процессы предельно автоматизированы. Алла, даже в неизменном своём платке до глаз, больше похожа на оператора кухонной техники, чем на обычную повариху. Но лицо её заметно теплеет, когда, прикрыв глаза, она пробует с ложечки бульон, высыпает из неподписанных баночек тёмного стекла пряности — сначала в миску, а уж потом в кипящее варево. А некоторые сначала прокаливает в масле. Ольга было полезла с вопросами, но та взглянула так нехорошо, что показалось разумным подхватить стопку тарелок и сбежать в трапезную.

Там уже стало нарядно — свечи, белоснежное столовое бельё. Следом вошла Агафья с коробом ножей и вилок и принялась их раскладывать. Алла выглянула, осмотрела стол и исчезла, не сказав ни слова. Потом вернулась с листком, на котором была распечатана схема расстановки приборов. Мнение о помощницах отражалось на её лице так же отчётливо, как сама она в натёртом боку ведёрка для шампанского, забытого на стойке бара.