Цицианов - Владимир Лапин

В 1774 году в плену у владетеля Каракайтагского умер известный ученый С.Г. Гмелин. В ответ отряд под начальством генерал-поручика И.Ф. Медема по распоряжению Екатерины II разорил земли хана. Если отбросить всякого рода прилагательные, необходимые для характеристики этого события, и оставить только существительные и глаголы, то получается: русские пришли, разорили аулы и ушли. В течение всей второй половины XVIII века горцы систематически совершали набеги на русские земли, ответом на которые были жестокие карательные экспедиции. Справедливости ради следует сказать, что и царские подданные на Кавказе тоже не выглядели безобидными овечками. Об этом свидетельствует, например, наказ, данный одному из русских посольств в середине XVIII века для «разрешения» конфликтов между служилыми людьми и местным населением: «…Ивана Левонтиева люди убили до смерти двух жонок да мужика — и за то дати по триста рублей, за человека по сто рублей; да Ивановы же люди с терскими казаками в Шувайтезе поймали у мужика жену, да свели в лес, да ее насильничали, и та женка от их насильств умерла, и за то дать по сто рублей же; а что в Загеме разных земель торговых людей грабили, платье и деньги имали сильно, и жен тутошних людей бесчестили, шапки с голов срывали, и на кабаках пропивали, и за то дать сто рублей же»[207].

Когда мы будем говорить о деятельности П.Д. Цицианова на Кавказе, то должны принимать во внимание то, что против него «работала» также память о неудаче экспедиции адмирала М.И. Войновича. Осознав трудности в установлении контроля над западным побережьем Каспия, русское правительство обратило внимание на восточный, «туркестанский» берег моря. В XVIII веке туда несколько раз отправлялись из Астрахани группы военных и топографов для определения того, можно ли проложить здесь дорогу для азиатской торговли. 8 июля 1781 года из устья Волги вышла флотилия в составе трех 20-пушечных фрегатов, 10-пушечного бомбардирского корабля и двух ботов. Эта экспедиция готовилась в строжайшей тайне, и благодаря этому вокруг нее сложилась такая атмосфера, что все, кто мечтал о воинской славе, стремились в нее попасть. Ходили слухи, что приказа об отправке в Астрахань нетерпеливо ждал сам А.В. Суворов. Однако командование был о поручено уроженцу Далмации адмиралу М.И. Войновичу, который в 1770 году поступил волонтером на Средиземноморскую эскадру графа А.Г. Орлова. Несмотря на важность предприятия, корабли были построены из рук вон плохо, и плавание на них стало настоящим мучением для экипажей. Первым был осмотрен остров Огуречный у туркменского побережья, но он оказался непригодным для устройства базы из-за отсутствия пресной воды и топлива. Флотилия продолжила свой путь и через несколько дней подошла к Астрабаду — портовому городу на южном (персидском) берегу. Здешняя гавань была лучшей из того, что видели русские моряки. Сносным оказался и местный климат, обычно губительный для северян.

В это время Персия погрузилась в очередную смуту, осложненную борьбой с афганскими племенами. Войнович вступил в переговоры с местными властями о предоставлении права устроить в районе Астрабада укрепленную «станцию» и получил разрешение возвести редут. Крепость была названа «Мелиссополем» (в переводе с греческого — «Пчелиный город»). Вскоре работы были завершены, на земляном валу стояло несколько орудий, свезенных с кораблей. Местные власти и население вели себя радушно. Скорее всего, они рассчитывали найти в русских моряках помощников в борьбе со своими противниками. Вскоре, однако, ситуация изменилась, и чужеземцы стали ненужными и опасными гостями. Правитель провинции пригласил Войновича и офицеров к себе на пир, а когда ничего не подозревавшие гости прибыли, приказал их посадить в темницу, предварительно надев деревянные колодки. Команды кораблей, оказавшись без единого офицера, растерялись. Ситуацию усугубило то, что в тот же день 60 матросов, занятых заготовкой дров, были изменнически схвачены вооруженными персами. Видя, каково настроение местного населения, пленники ежеминутно ждали мучительной смерти. Однако персидские власти не решились расправиться с моряками, опасаясь, очевидно, карательных мер со стороны России. Сначала отпустили матросов, заставив их предварительно до основания срыть укрепление возле Астрабада, а потом дали лошадей Войновичу с товарищами, которые, не веря в свое спасение, мчались к родным кораблям «без памяти и отдыха». Как писал в 1901 году автор книги «Присоединение Грузии к России», «Войнович не шутя приступил к основанию "Мелиссополя'*, но увы! Пчелы, которых он там искал, вместо меда познакомили его со своим жалом»[208].

Таким образом, «наследие», которое получил Цицианов, скорее препятствовало, чем способствовало достижению целей, им самим или перед ним поставленных. Капитал, накопленный Россией в Восточном Закавказье, то есть там, где сосредоточил свои усилия герой нашей книги, явно не давал ему возможности «жить на проценты». При оценке результатов действий России в этом регионе к началу XIX столетия «минусов» приходится выставлять значительно больше, чем плюсов.

Каким же был капитал, нажитый в западной части Кавказа, приобретенный в Русско-турецких войнах 1768—1774 и 1787-1791 годов?

В отечественном историческом сознании закрепилось представление о том, что решительные победы русского оружия радикально изменили геополитическую ситуацию в Причерноморье. Действительно, когда в 1768 году вспыхнула новая война с Портой, Россия решила воспользоваться поддержкой многомиллионного христианского населения Оттоманской империи, жаждавшего освобождения от национального и религиозного гнета. Было решено отправить эмиссаров на Балканы, в Грецию и Закавказье с призывом к восстанию и подкрепить этот призыв военными экспедициями. Из Кронштадта в Средиземное море двинулась эскадра графа А.Г. Орлова, а из Владикавказа в Грузию — отряд генерала Тотлебена. Этому походу предшествовали переговоры с царем Имеретии Соломоном I и царем Восточной Грузии Ираклием II, которые надеялись с помощью русских войск не только избавиться от турецкого владычества, но и приструнить своих мятежных князей. Оба этих мотива звучали во время российско-грузинских переговоров. Еще Вахтанг VI, обсуждая в 1721 году с русским послом А. Волынским условия участия Грузии в будущем Персидском походе, видел в размещении русских гарнизонов средство для обуздания княжеской вольницы[209]. Александр V Имеретинский предлагал высадить большой десант на черноморском побережье[210], а в период правления Анны Иоанновны русские военачальники строили «предположения» о действиях со стороны Кавказа против Турции, причем силами не русских войск, а грузинских и армянских ополчений[211]. Закавказские правители обещали собрать ополчение в 20—40 тысяч человек и просили прислать 5—7 пехотных полков. Однако в Петербурге решили действовать осторожно, поскольку сомневались в способности новых союзников обеспечить всем необходимым большой экспедиционный корпус. Не вполне ясной была и общая обстановка. Кроме того, российское правительство опасалось, что в случае неудачи войска окажутся в западне, а вынужденное отступление подорвет авторитет России в этом регионе и подставит Имеретию под карающий удар османов. Поэтому в Закавказье отправился отряд, составленный из Томского пехотного полка, четырех эскадронов регулярной кавалерии, 200 донских казаков и 300 калмыков при 12 орудиях. Командовал им генерал-майор граф Готлиб Курт Генрих Тотлебен, биография которого могла бы стать сюжетом авантюрного романа. Сначала он служил при курфюрсте Саксонии, бежал от суда за злоупотребления в Голландию, попал там в скандальную историю с опекаемой сиротой, бежал в Пруссию. В Берлине этот проходимец тоже что-то натворил и скрывался уже в Саксонии и Голландии. Некоторое время носил французский мундир, который во время Семилетней войны поменял на русский. Тотлебен сумел очаровать императрицу Елизавету Петровну представленным планом войны с Фридрихом Великим. Получил чин генерал-майора, храбро воевал, был ранен, получил орден Святого Александра Невского и в 1760 году вошел в Берлин. Из-за самовольной публикации реляции об этом событии (в которой все заслуги он приписал себе) Тотлебен нажил влиятельных врагов. В 1762 году военный суд признал его виновным в измене и приговорил к расстрелу, но пришедшая к власти Екатерина II заменила казнь высылкой из России. В 1768 году авантюрист сумел вернуть доверие императрицы, ордена и генеральский чин.