Приключения Каспера Берната в Польше и других странах - Зинаида Шишова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По лицу Фабиана Лузянского промелькнула усмешка.
- А не кажется ли брату Миколаю, - заметил он многозначительно, - что вармийский капитул может найти себе не менее могущественного покровителя, чем польский король?
От неожиданности каноник отступил на несколько шагов. Ему сначала показалось, что он ослышался. А Фабиан Лузянский сидел, благодушно покачивая головой.
- И не думает ли брат Миколай, что наш всемилостивейший король, продолжал епископ, - рано или поздно окончательно присоединит Вармию к Польше, лишив ее всех привилегий, и сделает своей обычной провинцией?
Теперь Копернику стало уже ясно, к чему епископ клонит. Очевидно, Орден дал понять Лузянскому, что покровительство магистра может быть для него более выгодным, чем покровительство польского короля. Орден предлагал епископу измену польскому делу!
- Возможно, ваше преосвященство, что король и присоединит окончательно Вармию, - стараясь подавить волнение и гнев, ответил Коперник, - но не об этом ли мечтали лучшие люди Польши?
- А Вармии? - лукаво спросил Фабиан, предостерегающе поднимая палец кверху.
Дольше сдерживаться Коперник был уже не в силах.
- Не оскорбляйте вармийцев, ваше преосвященство! - воскликнул он. - Я торунец, вы - гданьщанин, среди нашего капитула есть краковяки, флатовцы, свяжинцы, но все мы поляки! И Вармия - наша исконная польская земля, и король Зыгмунт - наш польский король!.. Ваше преосвященство, - продолжал он умоляюще, - не верьте великому магистру! Не слушайте его льстивых речей. Необходимо немедленно передать его величеству королю добытое нами тайное письмо. Завтра я, по повелению вашему, отправляюсь в Петрков с делегацией вармийского капитула... Так вот, могу ли я взять на себя смелость вручить королю эту бумагу?
- Ты словно прочел мои мысли, брат Миколай! Конечно, это будет лучше всего. Вручи ее от моего имени, а также сообщи его величеству, что я безропотно приму любое его решение об избрании угодного ему епископа... И браневский бургомистр пан Филипп Тешнер одобрил мои планы насчет доставленной из Константинополя бумаги...
- Как! - чуть не закричал Коперник. - Филипп Тешнер знает о существовании этого письма?
- Да, сын мой, я давал ему прочесть письмо, - сказал епископ кротко. Но что тебя волнует? Тешнер твой ближайший родственник по дяде. Это мудрый человек... Он даже брал у меня документ на дом и тщательно его изучал... Только вчера вечером он вернул его обратно. Тешнер сказал, что, по его мнению, лучше всего тебе самому вручить его Зыгмунту... Поэтому-то мы и решили, что именно тебе следует отправиться в Петрков...
У Коперника потемнело в глазах.
Филипп Тешнер видел это письмо, изучал его, брал его к себе на дом! И теперь он советует ему, Миколаю Копернику, вручить письмо королю. Тут что-то не так...
- Езус Мария! Как вы могли доверить столь важный документ такому... человеку? - запнувшись, закончил он.
- Не волнуйся, брат Миколай! - Видя обеспокоенное лицо каноника, Фабиан, тяжело отдуваясь, открыл большой железный сундук, достал красный портфель, а из него вынул свиток.
Одного взгляда Коперника было достаточно, чтобы определить, что письмо было то самое, которое пан Конопка доставил из Константинополя.
- Ты возьмешь его сейчас с собой, брат мой? - спросил епископ.
- Простите меня, ваше преосвященство, в Лидзбарке меня ждут незаконченные вычисления... Сегодня ночью я еще немного поработаю, а завтра по дороге заеду сюда - возьму письмо и ваши инструкции... Я точно выполню ваши наставления при разговоре с его величеством королем.
Почтительно поцеловав руку Фабиана, Коперник оставил его покои.
"Несчастный человек... Жалкий человек!" - бормотал он про себя.
Встречавшиеся ему в коридоре духовные и светские обитатели Лидзбарка испуганно отшатывались от каноника.
"Успокойся, брат Миколай, - увещевал он самого себя, - ничего непоправимого не произошло... Братец Тешнер, как видно, убежден, что я не решусь завести с Зыгмунтом разговор о магистре. Но не пройдет и пяти дней, как король узнает о кознях своего племянника... Как больно от стеснения в груди! Дыши поглубже, брат Миколай, и подольше задерживай в груди дыхание".
Постепенно сердце его, успокоившись, застучало ровно и ритмично. И вдруг в коридоре промелькнуло лицо браневского бургомистра. Отца Миколая словно обожгла язвительная усмешка Тешнера. Круто повернув, каноник не вошел, а ворвался в покои епископа.
- Что с тобой?! - воскликнул Фабиан испуганно. - На тебе лица нет!
Коперник попытался говорить, но только облизнул языком пересохшие губы.
- Ваше преосвященство... Письмо... Мне нужно убедиться... простите... наконец выдавил он хрипло.
- Господь с тобой, брат Миколай, храни тебя пресвятая дева, сейчас я дам тебе это письмо!
Епископ снова нагнулся над железным сундуком, прозвенели колокольчиками хитрые затворы. Вот откинута крышка, бискуп вытащил красный сафьяновый портфель.
"Я, вероятно, сошел с ума... - подумал Коперник. - Вот же это письмо, то самое!.."
Он с трудом перевел дыхание.
"Мало ли почему мог так зло улыбаться Тешнер... Нет, я не схожу с ума, просто мне нужно наконец выспаться".
- Ну вот, сын мой... Возьми письмо и не заставляй уже больше старика лазить за ним в сундук...
Коперник одним взмахом развернул свиток. "Герб Тевтонского ордена. Почерк Альбрехта... Печать Альбрехта. Не к чему было сюда возвращаться!"
И вдруг каноника обдало холодом, точно на сердце его положили кусок льда. Не в силах удержаться на ногах, он прислонился к стене.
Герб был подлинный герб Тевтонского ордена. И почерк был подлинный почерк Альбрехта. Но текст письма был совсем иной!
Магистр Ордена обращался к повелителю правоверных, его султанскому величеству, с просьбой любыми путями восстановить добрые отношения с Польским королевством и с дядей магистра - польским королем Зыгмунтом. Магистр заклинал его султанское величество не начинать против Польши никаких военных действий, а также запретить Крымскому хану нарушать польские границы, тот ведь благоговейно прислушивается к волеизъявлению его султанского величества...
Лицо Коперника было страшным, потому что епископ Фабиан предложил ему опереться и подставил свое плечо.
- Письмо магистра подменили, - проговорил Коперник побелевшими губами.
- Что ты говоришь, сын мой? - всплеснул руками Фабиан. - Да как же такое могло статься?
Швырнув к ногам Фабиана Лузянского свиток, Коперник вышел, хлопнув дверью и проклиная в душе ту минуту, когда он решил, что его долг - передать письмо Альбрехта новому епископу.
"Езус-Мария, все пропало! Ясно, как солнце, подлог совершил магистр при пособничестве предателя Тешнера... И сделали они это столь ловко, что сейчас невозможно их уличить. О Каспер, Каспер, если ты останешься жив, как я решусь посмотреть тебе в глаза!"
А в этот самый день и час с не меньшей заботой и тревогой думал о Каспере человек, одетый в хлопскую одежду, с посохом в руке и с дорожной сумой за плечами.
Мало кто мог бы в этом худом, измученном, поседевшем человеке узнать когда-то бравого и веселого боцмана Конопку.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава первая
МОЛОДОЙ БАКАЛАВР
В Свентожицском монастыре отцов доминиканцев жизнь проходит, пожалуй, еще более уныло, чем в какой-либо другой обители.
Нравы здесь строже, послушание труднее, и хотя попадают сюда готовящиеся вступить в Орден юноши из лучших польских семей, первый год их пребывания в монастыре проходит в черной работе, молитвах, бессонных ночных бдениях...
А эти утомительные церковные службы!
Не успевают отойти замлевшие после заутрени коленки, как снова колокол поднимает к ранней обедне, за ней - поздняя обедня, а там - вечерня и опять заутреня.
В коротких перерывах между службами испытуемые возят воду, чистят монастырских лошадей, сгребают навоз, выезжают в ближайший лес по дрова, моют полы в обители, помогают на кухне.
И избалованные молодые шляхтичи, привыкшие к услугам многочисленной челяди, считают большой удачей, если им выпадает случай выбраться в лес по дрова или, сидя верхом на водовозной бочке, спуститься в соседний овраг к журчащему меж камней источнику. Особую зависть вызывают счастливчики, дежурящие на кухне: им вместо надоевшей просяной каши может иной раз перепасть кусок рыбы!
Но недаром юноши эти, в отличие от послушников, называются "испытуемыми". У них все же больше свободного времени, чем у послушников, и они с разрешения настоятеля могут изредка выбираться за пределы обители.
Монахам, уже принявшим пострижение, живется безусловно легче. К их услугам опытный отец кравчий, отец виночерпий, обильный и разнообразный стол, музыкальная комната, богатая свентожицская библиотека.
Послушникам и проходящим искус испытуемым за недостатком времени редко приходится заглядывать в книгохранилище, да и неразумно, по мнению святых отцов, допускать туда юношей, не закаленных в борьбе за веру.