Зато мы делали ракеты. Воспоминания и размышления космонавта-исследователя - Константин Феоктистов

Да и зачем они все туда лезут? Из спортивного интереса? Лишь бы вылезти на самый верх? Очень похоже на правду. Вот, например, несколько лет назад, когда корреспондент ТВ спросил Е. М. Примакова, будет ли он выдвигать свою кандидатуру на президентских выборах, тот отвечал вроде бы вполне разумно: подождем результатов выборов в Думу, и если за наших кандидатов проголосует много избирателей и можно будет рассчитывать на успех, то свою кандидатуру выдвину. Получается чисто спортивный подход: будет ли подходящая погода, много ли придет болельщиков, что за судья, какое у меня будет настроение и т. д. Даже мысли нет: а справлюсь ли? Они даже и не пытаются говорить, что и как собираются делать. И понятно почему — не знают. Пусть сначала выберут — там разберемся. Очередной пожилой наполеончик. Если судить по прессе, такой же спортивный подход у кандидатов в президенты и в нашем образце для подражания — Соединенных Штатах. Но там-то демократия уже двести лет более-менее работает, экономика не управляется государством и, как правило, не требует ежедневного активного вмешательства исполнительной власти. И американцы могут позволить себе с улыбкой наблюдать високосное общенациональное шоу: дескать, пусть демонстрируют свои актерские возможности — все равно все одинаковые! А нам-то главное — не выбрать очередного Сусанина: если уж и не выведет из болота, то хоть поведет в нужном направлении и не будет то и дело останавливаться, дергаться то вправо, то влево, то назад.

Здесь, пожалуй, уместно сделать еще более отдаленное по времени отступление от рассказа о полете на «Восходе» и вспомнить свои военные приключения. Зачем и в этом издании вспоминаю о них? Ну, во-первых, потому, что один из знакомых писал мне после выхода первого издания, что надо было бы написать в книге о том, что двигало мной в стремлении поучаствовать в войне. Я достаточно ясно писал об этом: тогда был мальчишкой и главным было желание поучаствовать. Но можно было бы и не писать. Нет, не это побудило меня включить в книгу воспоминание о военных приключениях, а скорее один непонятный эпизод, связанный с моей попыткой выдвинуть свою кандидатуру в члены-корреспонденты Академии наук. Соискателю на заседании присутствовать не разрешалось — такой порядок был при выборах и он, наверное, — правильный. О том, как проходило обсуждение моей кандидатуры, мне рассказали, кажется, Раушенбах и Черток. Сначала дело шло нормально, выступили с поддержкой несколько человек, в их числе мой союзник, главный конструктор гироскопических приборов Виктор Кузнецов. Он рассказал не только о моих работах как проектанта, но для убедительности вспомнил о моем участии в войне. Тут выскочил на трибуну Мишин и начал кричать: «Да не участвовал он в войне. Неправда это!» Сторонники мои были в растерянности. В результате моя кандидатура не набрала необходимого количества голосов. Ну и бог с ними, с выборами и с Академией… Но вот вопрос — с чего это Мишин взял, что я не участвовал в войне? Ну каков бы Мишин ни был, но не мог же он публично выступить с утверждением, зная, что оно ложное. О моем участии в войне писали в газетах сразу после моего полета, и он должен был бы на что-то опираться в своем утверждении. Он мог не знать о сохранившихся в архивах моих рукописных докладах по каждому походу через линию фронта, но откуда у него появилось такое утверждение? Просто из ненависти ко мне и понимания полной своей безнаказанности? Дело в том, что выступления во время выборного заседания в Академию наук тогда не разрешалось ни стенографировать, ни записывать на пленку, а следовательно, и нельзя было привлечь выступающего к ответственности за ложь. Но настолько плохо о Мишине я не думаю. Хотя и исключать этого нельзя. Все же скорее можно подумать, что кто-то внушил ему это утверждение еще тогда, когда он работал в нашей организации в качестве главного конструктора. Кто? Наверное, я так никогда и не узнаю. Но признаки такого внушения обнаружились сразу после моего полета. Могу только подозревать — кто. А лить воду на мельницу моего анонимного врага не буду. Но вернемся к моим военным приключениям.

Наша семья жила в Воронеже, на окраине города. Отец работал главным бухгалтером и читал лекции на бухгалтерских курсах. Мои родители, как и все тогда, едва сводили концы с концами. Помню, отец часто до полуночи засиживался за письменным столом, щелкал на счетах, и эти звуки сопровождали мой сон. Уже став взрослым, как-то у него поинтересовался, почему приходилось так много работать. Он рассказал, что сотрудники бухгалтерии были ненадежными, неквалифицированными работниками, допускали множество ошибок (это в бухгалтерском-то деле!), и ему постоянно приходилось практически все перепроверять и пересчитывать.

Мама окончила курсы медицинских сестер, но работала нерегулярно. Слишком много забот доставляли ей мы, сыновья, особенно я: часто болел. Я был у отца и матери любимчиком (младший!). Правда, делами моими и увлечениями никто особенно не интересовался. Не потому, что родителям это было безразлично, а потому, что все их время, вся их энергия уходили на то, чтобы прокормить нас и хоть как-то одеть.

Мой брат Борис старше меня на четыре года. Учился он так себе, вечно где-то пропадал. Я, наоборот, хорошо учился, много читал. Мать меня чуть ли не силком выгоняла на улицу, погулять. С братом мы хоть и были друзьями, но часто ссорились, дрались, правда, быстро мирились. Он был веселым и контактным. А я не такой. Наша мальчишеская компания в свободное время где-нибудь бродила: то пешком, то ездили на велосипедах по окрестностям или на нашу речку Воронеж — купаться. По дороге он, а иногда и я (учился у него), рассказывали сочиненные тут же на ходу истории о приключениях и путешествиях. Когда ему пошел шестнадцатый год, начала ощущаться разница в возрасте, у Бориса появились другие интересы: знакомства с девочками, танцы, он начал от меня отдаляться, отношения наши стали сходить на нет.

В 1939 году, когда он уже заканчивал девятый класс, в школу приехал агитатор из артиллерийского училища. Сильное он, видно, произвел впечатление: в гражданском, хорошо одет, ладное пальто, в шляпе: хорошо в армии живут командиры! И имел успех: после окончания девятого класса чуть ли не все мальчишки их класса (сумасшедшее дело!), и Борька тоже, ушли из школы и поступили в Сумское артиллерийское училище. Выпустили их, девятнадцатилетних, лейтенантами 11 июня 1941 года, за десять дней до начала войны. Назначение он получил в Западный военный округ. Написал нам об этом с дороги, и больше о нем мы ничего не знали до конца войны. Только после войны в ответ на бесчисленные запросы получили извещение: Борис Петрович Феоктистов пропал без вести на Западном фронте в сентябре 1941 года. Но боюсь, что это была просто отписка.