Экзамен для гуманоидов - Вячеслав Шалыгин

— Оплатите немедленно, — приказал я, до треска сжимая телефонную трубку. — Если бухгалтер не подписывает, увольняйте его, принимайте на работу нового и оплачивайте!

Нервы уже не выдерживают. Я же ученый, а не снабженец! Но тот, кто не может организовать рабочий процесс — работает сам. Все верно, только я организовать могу, а работать приходится не меньше. Парадокс…

— Кто такой Завьялов? Я вас спрашиваю! Что в нем такого особенного по сравнению со мной, например? Вот пусть и не выпендривается, а собирает чемоданчик и немедленно вылетает в Израиль. Если сорвет поставку, назад может не возвращаться!

Я раздраженно бросил телефон на соседнее кресло и залпом выпил остывший кофе. В шикарном зале для особо важных персон не было слышно рева взлетающих и садящихся самолетов, мягко журчали декоративные фонтанчики, едва слышно шелестела листва миниатюрной оранжереи, а солидные люди в сопровождении охраны и секретарей спокойно потягивали прохладительные напитки и неторопливо беседовали. Казалось, их не волнуют выкрики, доносящиеся из нашего раскрасневшегося стана, хотя многие наверняка беседуют обо мне. Я, почти устыдившись своей несдержанности, откинулся на спинку шикарного кресла и принялся разглядывать расписанный библейскими картинками потолок. Черте что, библейская тематика — в аэропорту! Готовят к вечности, на всякий случай? Четыре мощные театральные люстры вдруг одновременно замигали и стали медленно, как перед началом спектакля, гаснуть. Я, борясь с неприятным предчувствием, опустил глаза и обнаружил, что, кроме лысого начальника отдела снабжения, рядом никого нет. На опустевших креслах лежали забытые газеты, на столиках поблескивали запотевшие стаканы с облитым виски льдом и остывали крошечные чашки с кофе. Где-то надрывался телефон. Спрятанная в листве оранжереи птаха поперхнулась и прервала заливистую песню. Фонтанчики иссякли. Смолк даже незаметный ранее гул кондиционеров; от него остался лишь последний бесшумный выдох, пронесшийся, пожалуй, чуть сильнее, чем следовало, по залу и бесследно растворившийся в приличной кубатуре. Мой снабженец ошалело завертел головой, но, когда люстры почти погасли, испуганно вжался в кресло и замер. Я почему-то не боялся. Происходящее напоминало прелюдию кошмарного сна или начальные кадры триллера, не хватало душераздирающей музыки, но в моем состоянии все это воспринималось спокойно.

Он вошел молча. Грустный, усталый, неизлечимо больной, как в те весенние дни перед смертью, когда я видел его в последний раз. Человек, умерший пять лет назад. Сев напротив, он долго смотрел на меня, так же молча и без всякого выражения на осунувшемся лице.

— Ты материален или я могу пройти сквозь тебя? — спросил я храбрясь.

Он не ответил, продолжая сидеть неподвижно. Спустя минуту, в остаточном свете едва тлеющих спиралей люстр его силуэт немного раздвоился и поплыл по залу. Начальник снабжения сполз по креслу на пол. Я начал как всегда сердиться, но на этот раз не слишком искренне. Почему-то мне было даже весело.

— Свет! — крикнул я, сжимая кулаки.

Темный силуэт продолжал плавно кружить по залу.

— Свет, много света! — заорал я в полную силу.

Силуэт заметался, словно понимая, что происходящее контролируется вовсе не им. Под потолком между погасшими люстрами начали расцветать яркие красные и желтые созвездия. Они росли, меняя цвет на синий, розовый, фиолетовый. Их свет становился все ярче. Зал залил поток смешанных бликов, а затем вспыхнул ослепительный белый свет, окончательно прибивший летающую фигуру к полу.

— Ну, посмотрим, что ты за фрукт! — крикнул я и азартно схватил незнакомца за вполне осязаемое, теплое плечо.

Высокий и стройный, азиатской наружности оппонент, сверкнув черными глазами, впился длинными цепкими пальцами в мое предплечье и бедро, пытаясь опрокинуть меня или удержать. Ничего знакомого в чертах его лица уже не было. Хотя он похож на того азиата, что стрелял в Музу… Или мне кажется?.. Нет, не похож… А что вообще происходит? Что это за сцена в аэропорту? Воспоминание? Нет, не мотался я по странам перед отлетом на «Ермаке», для этого у нас был целый отряд агентов, молодых и энергичных. Сон? Сон! Тогда следует проснуться, да побыстрее. У меня только двенадцать часов на доработку «искривителя», не хватает еще проспать собственную жизнь! Как бы отцепить от себя этого Али-бабу?

— Эй, снабженец! — заорал я, косясь на испуганного торговца. — Тресни его чем-нибудь по затылку! Скорее, иначе мы будем так бороться вечно!

Снабженец, как ни странно, поднялся и на негнущихся ногах подошел к моему врагу сзади. Ухватив с ближайшего столика за удобное горлышко бутылку «Белой лошади», он размахнулся и резко опустил сосуд на голову азиата. Звон разбитого стекла вырвал меня из объятий кошмара и вернул в капитанскую каюту «Ермака».

— Первый раунд за тобой, — сообщила мне Лена, осматривая голову лежащего ничком на полу Алика. — Придется наложить пару швов, но жить будет.

— Всем сортам виски всегда предпочитал «лошадь», — сказал я и усмехнулся. — А кто был третьим? Кто махал бутылкой?

— А кто у нас на корабле лысый, но смелый?

— Только Сомов, но он же в анабиозе?

— Порядку это, видимо, не важно, вы сражаетесь не здесь и не друг с другом, ты же не станешь арестовывать Алика за то, что боролся с ним во сне. Это, кстати, был не сон, а наваждение. Заметь, ты победил. Это говорит о твоем глубоком знании предмета своих исследований.

— Не понял.

— Ты почувствовал, когда поле сгустится, и вызвал «свет», это хорошо.

— Ты, что же, за всем наблюдала?

— Да.

— Как?

— Трудно объяснить, может быть, попозже я и попытаюсь, но сейчас у тебя нет времени на беллетристику.

— Да, пожалуй, — я все искал глазами осколки, но, не найдя, спросил Лену, — а где бутылка?

— А где Сомов?

— Но рана…

— Совершенно верно, потому я и говорила, что этот враг не менее реален и опасен, чем ваши громилы.

— Мы же переколотим друг друга, пока я буду возиться с «искривителем»…

— Именно об этом я тебе и твержу. Вернуться, пока не поздно.

— Еще раз нет! Основной блок «искривителя» рассчитан только на десять-двенадцать переходов из нормального пространства в безвременье и обратно, отбросить возможность исследовать лишнюю область Вселенной я не могу! Я уже сообразил, как усовершенствовать аппарат без остановки, дополнительный блок остается только собрать и подключить к основному. Мне нужен помощник — ты сгодишься — и три часа времени. Все, за работу!

19

Из текущего рапорта в разведку

Каравана Кочующих Детей Воды

…Уникальность принципа передвижения корабля землян не подлежит сомнению. Теперь уже совершенно ясно, что это тот самый способ, что так тщательно охраняют злобные клайры… Не совсем понятно, как клайры смогли избежать встречи с обитателями этого пространства. У землян, например, возникли серьезные проблемы…

…Особенно беспокоит неспособность даже Великого Дара Внушения противостоять насылаемым извне наваждениям…

20

Мишин, Соболева, Скорохватова, Герман Трофимов, инженер

— Удивительное хладнокровие, — Галина говорила негромко, но так, чтобы слышала вся смена. — Паша исчез, Алевтина куда-то сбежала, парней, избитых диверсантами в машинном отделении, пришлось погрузить в анабиоз до лучших времен, а он экспериментирует себе, сидя в каюте…

— Вы плохо знаете своего шефа, — возразила Скорохватова. — Если в такой обстановке он решил сосредоточиться на работе, значит, на то есть веские причины. Мне он вкратце объяснил, что четвертый агрегат работает не совсем так, как надо, и от того, успеет он его доработать в ближайшие восемь часов или нет, зависит успех экспедиции.

— А что он сказал вам о наваждениях, которые нас якобы будут одолевать все это время?

— То же, что и вам. Личные тайные страхи, пороки и амбиции могут переплестись с аналогичными переживаниями других и вылиться в безобразные сцены. Поскольку в момент затмения в роли врага может выступать любой из членов экипажа, калечить друг друга не рекомендуется. Суть всех наваждений будет сводиться к одному: удержанию испытуемого в состоянии ступора. По-моему, все ясно, как божий день.

— Повтори-ка, Ириша, эту инструкцию еще разок, — негромко вмешался Игорь. — Чувствую, что это будет кстати.

Девушки повернулись к пилоту и увидели, как вместо главного экрана по стене растекается незатейливый летний пейзаж средней полосы. Картина плавно обступила Мишина, проглотила Ирину и, дернувшись, застыла, так и не дойдя до Соболевой. При виде наступающего миража Галя невольно вскрикнула, и на звук мгновенно отреагировал дежуривший по другую сторону двери в рубку Герман, рослый инженер третьей смены.