Там, где папа ловил черепах - Марина Гельви

А время шло. Через несколько дней поняла — поздно. Теперь надо только молчать.

Дарья Петровна обошла тем временем все общежития района. Она заходила в каждое и, остановившись в вестибюле, кричала:

— Маня! Ма-аня, выходи! Хочу еще раз посмотреть на тебя-а-а!

Все Мани — их было удивительно много — выходили из своих комнат, и она их разглядывала. Той не было. А может, она и не Маня?

Предположения, догадки… И все это вперемежку со смехом и шутками. Дарья Петровна своим весельем отвлекала меня от горестных раздумий. И угрызенья совести мучили все меньше и меньше. Ведь кольца сами по себе ее совсем не интересовали. И не верила она в то, что Они символ нерушимого союза. Ни она, ни Бочия никогда их не носили и не собирались носить. Дарью Петровну мучила ревность. Она поминутно вспоминала соперницу и в самый короткий срок вконец извела Бочию. Когда ему становилось уже совершенно невмочь, он обрушивал на нее каскад ругательств и затыкал уши. Тогда она прибегала к нам, именно прибегала — после знакомства с «прачкой» она словно помолодела, — стала укладывать свои жидкие волосы в локоны, залоснилась в креме, над местом, где отсутствовали брови, появились черные несимметрично начерченные дуги, губы заалели в помаде. Она с упоением пересказывала всем, какая была «прачка»: «О, а знаете, она была ничего себе!.. Такая… блян-динка. А как Бочия поглядывал на нее, вах, вах, вах, вах! Как он досадовал, когда Дарья Петровна заявилась домой раньше времени, пах, пах, пах, пах!»

Прошло еще какое-то время, и Дарья Петровна объявила:

— Бочия сам подарил кольца этой мерзавке. Да, сам.

Всю ночь она не спала. Думала об этом. Не утерпела — разбудила Бочию. Но он не пожелал объясняться ночью. Тогда догадка осенила ее: он обручился с той «прачкой».

И как же возненавидела его за это Дарья Петровна! Каких только бед и несчастий не пожелала она ему! И чтоб он под трамвай попал около базара, как раз против тех прилавков, где произошла памятная встреча, и чтоб окосел он, а потом бы и совсем ослеп — пусть тогда попробует высматривать то, что запрещено загсовской печатью.

Однажды прибежала к нам, трепеща от восторга. Бочия, которого она оставила на минутку, сидел во дворе с понурой головой.

— Когда он умрет, — торжественно проговорила она, — я его не забальзамирую, вот.

Только это и примирило ее с вероломным предательством мужа, потому что чудовищней мести она не могла себе представить.

Что делает любовь с человеком

Мы поехали на море только в начале июля, потому что дожидались Колю из Москвы.

Наконец он явился. Худой, бледный, не поймешь, что коричневее: глаза или веснушки на носу. И широкими, сросшимися на переносице бровями научился как-то сурово двигать. Скажет фразу и пошевелит бровями, скажет другую и шевельнет… Светлые густые волосы не кудрявятся в беспорядке. Они лежат крупными волнами и сверху смазаны бриолином.

Приехали в Уреки. Сразу пошли с большой компанией девочек и мальчиков на пляж. Коля сел на песок, обхватил колени руками, сжал крепко губы и с жалостью уставился на линию далекого морского горизонта.

— Ты не будешь купаться?

— Там, — он выбросил вперед худую руку, которую еще больше удлинял длинный указательный палец, — моя любовь.

— Где там?

— В Смоленске. Поехала на каникулы к родителям. Если бы ты знала, какая она хорошая! А как поет! «От-во-ри потихо-ооньку калитку…»

— Страдаешь?

— «И вой-ди в темный сад ты, как тень…»

— Но почему, почему? И Орлова пост в кино: «Если любишь — пострадаешь…» И Хозе зарезал Кармен из-за любви… Нет! Я, когда вырасту, страдать не буду. Не буду, и все. Зачем страдать?

Он посмотрел на меня так, как посмотрел бы на дерево или на куст, и продолжал, раскачиваясь из стороны в сторону:

— «При-не-си потемне-е-е накидку-у-у…»

В Уреки мы привезли три велосипеда: два старинных — папин и мамин, и еще подкупили один, подержанный. Но Коля не стал на нем кататься — ходил к морю и обратно пешком, а это целых три километра. Он вообще всячески измождал себя.

Вечером он натягивал на свои вьющиеся волосы мамин чулок, но не спал — читал до самой ночи. Утром, чуть брезжил рассвет, вскакивал и бегал по площадке перед домом все в том же чулке на голове, а потом подтягивался на турнике и крутил «солнце». Приходили парни, смотрели, начинали играть в волейбол. Коля относился к игре очень серьезно, старался во что бы то ни стало выиграть и орал на плохих игроков, ужасно при этом злясь. А после, взяв под мышку большую стопку книг, шел в беседку. Мне он запретил ходить туда.

Как-то мы играли с девчонками, и я решила там спрятаться. Забежала и ахнула:

— Так вот почему ты все время сидишь здесь! Любуешься!

Беседка, увитая диким виноградом, походила на сказочный домик, сквозь сочную изумрудную листву голубело вдали море.

— Я не смотрю на красоту, — сказал Коля. — Чего прискакала?

— А почему ты не смотришь на красоту?

Уголки его губ опустились:

— Все красивое напоминает мне Лиду.

— А почему нельзя прибегать сюда?

— Я учусь здесь. Я решил стать образованным человеком.

На столе перед ним лежала книга.

— Что это? — Я прочла на обложке — «Криминалистика».

— Это наука, обучающая, как раскрывать преступления.

В прошлом году Коля недобрал баллы на экзаменах в радиоинститут и поступит на юридический.

— Лида тоже учится с тобой?

— Да. Мы решили работать вместе и бороться за общество будущего. Мы хотим, чтобы на земле не стало преступников, чтобы все плохие люди исправились и не было бы войн. Потому я и закаляюсь. Человек будущего должен быть необыкновенно выносливым. Знаешь сколько еще предстоит бороться? Эх, Ирка! Наверно, война будет.

— Неужели?

— Первый очаг новой мировой войны уже вспыхнул.

— Где?

— В 1931 году под Мукденом. Потом япошки вторглись в Маньчжурию.

— Ну, если и у нас начнется… Я сдала нормы БГТО, записалась в стрелковый кружок…

— Этих знаний будет недостаточно.

— А что еще надо?

— Прежде всего нужно стать настоящим человеком. Это самое главное.

— А разве это трудно?

— Очень. Потому что настоящий человек имеет высокую цель в жизни. Общество в первую очередь нуждается именно в таких людях.

— А какая у тебя цель в жизни?

— Я же сказал: искоренить преступления, не допустить новых войн… Мы строим социализм, а капиталисты вооружаются. Ну хватит. Беги к подружкам. Я должен грызть гранит науки.

Потом еще не раз мы с ним беседовали — и по дороге к морю, и по вечерам. Мы беседовали на самые различные темы, и я жадно ловила каждое его слово.

В середине августа Коля вдруг сказал маме, что должен немедленно ехать в Москву, потому что может остаться без общежития. В этом году, оказывается, надо занимать койку не позже семнадцатого августа.

— Сын — отрезанный ломоть, — обиделась мама.

Я его защищала. Я думала: разве плохо, когда человек влюблен? Благодаря любви он захотел стать настоящим человеком. И он уже настоящий. Подумайте — хочет сделать так, чтобы все люди жили дружно и не делали друг другу зла.

Брат уехал, и стало как-то пусто. Хотелось продолжать беседы, начатые с ним. Заговорила о том же с папой. Он с радостью стал объяснять мне многое. Я буквально впитывала в себя его веру в людей, в торжество добра.

Перед самым отъездом из Уреки пошли на море. Искупались, сели на берегу. Был очень красивый закат.

— Папа, почему люди не живут так красиво, как это море, эти горы, облака?

— Но это же все неживое.

— Нет, папа, это живое! Я думаю, что все красивое — живое. Мне так кажется.

— Фантазерка.

— Ну хорошо. Пусть это все неживое. Значит, все живое должно быть умнее, правда?

— Конечно.

— А почему люди не живут так красиво, как природа? Почему они не берут с нее пример?.. Я сама… смотрю на эту красоту, и мне стыдно за свои плохие поступки… за некрасивое поведение… Вспомнила одного мальчика. Отаром его зовут. Эта природа почему-то его напоминает. А я его дразнила.

— Наверно, он тебе правился?

— Нет, что ты, папа?!

Солнце погружалось в море. Среди огненных туч проступала нежная голубизна неба.

— Лет триста с лишним назад, — начал папа, и я уселась поудобнее, чтобы видеть его лицо, — жил в Италии мечтатель Кампанелла. Тогда Италия боролась против испанского владычества. Кампанелла очень любил свою родину, он участвовал в освободительной борьбе. В Италии царили произвол и гнет. Кампанелла не мог смириться с этим, и его посадили в тюрьму. Обвинение было страшное: оскорбление личности короля. За это полагалась смертная казнь. Но казнь в последний момент заменили тюремным заключением, и он просидел в тюрьме двадцать семь лет.

— Двадцать семь?

— Да. Но Кампанелла не сломился. Он написал в тюрьме много книг, одна из них — «Город Солнца».