Флорентийские маски - Роза Планас

И все же, что могли рассказать ему призраки солдат, когда-то давно утонувших там, в холодных водах пролива Ла-Манш? А ведь, между прочим, череп, что купили они на Гаити, также когда-то принадлежал человеку, чье тело после смерти было предано не земле, а воде. Море отторгло его и выбросило на берег, как мертвые водоросли, как гладкие, обточенные водой камни, под которыми прячутся от полуденного солнца крабы, обитающие на южном побережье Англии.

Федерико готов был спрашивать совета у кого угодно, даже обратиться к астрологу, если бы верил, что звезды могут дать ему ответ на вопрос, как выбраться из того безнадежного положения, в которое он сам себя поставил. В секте, куда он вступил, рассчитывая обрести ключ к тайне, он оказался на положении изгоя, преданный неизвестно кем и непонятно по какой причине. Сразу же после кошмарного допроса в палаццо он направился в дом Винченцо де Лукки и его дочери Коломбины с твердым намерением потребовать объяснений: с какой стати ему пришлось выслушивать угрозы в свой адрес, основанием для которых могли стать лишь сведения, которыми он доверительно поделился со старым актером и его юной дочерью?

Войдя в гостиную, он увидел актера, лежащего на диване – на том самом месте, где он ждал его во время их первой встречи. Федерико тотчас же вспомнил страх, испытанный в тот день, а также подозрительность и суровые слова, которыми его встретил Винченцо. На этот раз все было иначе: старик даже не привстал с дивана и молча, одним лишь неопределенным жестом предложил Федерико сесть в кресло, стоявшее у камина. Его дочери в гостиной не было, она не появилась и в течение всего разговора.

Федерико потребовал объяснений: он хотел знать, откуда добрым братьям стало известно про череп и в особенности – почему они связывали смерть отца Антонио с теми поисками, которые Федерико вел здесь, в Италии. Винченцо не смог или же не захотел дать внятного ответа. Он поклялся своей маской влюбленного Арлекина, что никогда и никому не рассказывал о черепе и более того, несмотря на всю симпатию, которую он испытывал к Федерико, эти поиски казались ему откровенным ребячеством и совершенно неразумной тратой времени. В общем, эту, с позволения сказать, тайну он не то что не собирался никому выдавать, но вообще не считал достойной внимания.

Федерико почувствовал, что актер просто хочет избавиться от его нежелательного и раздражающего присутствия, но в тот день инстинкт самосохранения взял верх над хорошими манерами, которыми был известен университетский преподаватель. Федерико встал с кресла и решительно подошел к книжному шкафу, где на полке, как он прекрасно знал, старый актер хранил ту самую маску, которой поклялся несколько минут назад. Вынув маску из ящика, Федерико помахал ею перед лицом лежавшего на диване Винченцо. Тот напрягся, но не сказал ни слова.

Вне себя от злости, Федерико сквозь зубы заверил актера, что сожжет маску прямо у него на глазах, если не получит ясного ответа. Может быть, пламя, в котором сгорит эта маска, сможет объяснить, почему останки скончавшихся актеров являются такой огромной ценностью для некоторых тайных обществ. Этой угрозы хватило на то, чтобы вывести Винченцо из состояния внешнего безразличия ко всему происходящему. Он не поленился встать с дивана и постарался занять позицию между Федерико и камином, чтобы по мере возможности помешать сжиганию легендарной маски, в которой он блистал на сцене в молодые годы.

– Не вздумай! Только не это! Умоляю! Что же ты за человек такой? Неужели ты способен уничтожить то, что так дорого твоему ближнему?

Федерико в ярости оттолкнул Винченцо и, взяв черную маску за кончик ленточки, поднес ее вплотную к огню.

– Я долго терпел, вы играли со мной как хотели, и я этому не препятствовал. Хватит, теперь ситуация изменилась. Я вступил в орден и, как один из карбонариев, имею кое-какие права, например право играть в вашу же игру и даже, может быть, иногда что-то выигрывать. Единственное, чего я хочу, – вступить в игру на тех же условиях, на которых играете вы. Я хочу знать, что вам известно обо мне, и то, чего я о вас не знаю.

Маска тем временем начала дымиться, а край ее левого глаза даже обуглился. Еще немного – и она вспыхнула бы как спичка. Винченцо театральным жестом поднял руку к голове и прижал ее к левому виску, давая понять, как сильно он страдает от головной боли. В следующую секунду он закачался и, словно потеряв сознание, рухнул на пол, где для пущего драматизма немного, но эффектно постонал, а затем затих. Федерико отвел маску от огня и лениво поаплодировал представлению:

– Неплохо, Полишинель, совсем неплохо, капитан, в актерском мастерстве тебе не откажешь. Ты, видно, готов на все, лишь бы не говорить о том, о чем тебя спрашивают. Но меня этим не проймешь. Пусть ты будешь умирать от горя, но моя рука не дрогнет, и твоя маска сгорит.

Полный решимости исполнить свою угрозу, он вновь подошел к камину, чтобы бросить маску в огонь. В ту же секунду он услышал за спиной шорох, а затем ощутил сильный удар чем-то тяжелым по затылку. Он успел оглянуться и увидеть бледное напудренное лицо Коломбины, державшей в руках увесистый стеклянный шар.

Очнувшись, Федерико понял, что лежит на мягкой и удобной постели. Рядом, на стуле, стоявшем у изголовья украшенной мраморными пластинами кровати, сидела Коломбина. В руках у нее была книга. Постепенно Федерико восстановил в памяти последние события и понял, что так и не покинул дом де Лукки по той простой причине, что потерял сознание после удара по голове. У него болели спина и голова, а кроме того, стоило ему сфокусировать взгляд на каком-нибудь предмете, как остальное пространство куда-то сдвигалось и начинало описывать широкие круги. Больше всего ему сейчас хотелось встать и уйти из этого «гостеприимного» дома, но, подумав несколько секунд, Федерико признался себе в том, что в его состоянии лучше даже не пытаться встать.

– Зачем ты это сделала? – первым делом спросил он Коломбину. – Зачем вы с отцом так со мной поступили? Я же был с вами откровенен и ничего плохого не хотел. Почему вы не помогаете мне?

Коломбина захлопнула книгу и с улыбкой посмотрела на него:

– Это ты не разрешаешь нам помочь тебе. Ты ничего не понимаешь и к тому же вбил себе в голову, что мы хотим тебе зла. Ну посмотри, что ты натворил! Отец чуть не умер с горя. Бедный старик, а ведь он искренне поручился за тебя перед братьями!

Головная боль не давала Федерико сосредоточиться и спланировать новую стратегию поведения, которая бы позволила ему противостоять козням Коломбины.

– Не понимаю я такой помощи. Рассказали о моих секретах добрым братьям, у которых от жадности аж слюнки потекли.

– А ты что думал? Как ты себе все это представлял? – с сарказмом в голосе возразила синьорина де Лукка. – Неужели ты считал, что вступление в тайное братство, существующее уже много веков, не будет тебе ничего стоить? Или ты считаешь, что можно поехать, куда тебе хочется, и при этом не платить за проезд?

Федерико приподнялся на подушках и сделал глубокий вдох.

– А почему вы не предупредили меня о последствиях? Я вовсе не мечтал стать слепым орудием в руках тех, чьи цели мне неизвестны. Я же объяснил вам, что хочу просто помочь своим друзьям создать нашу собственную сказку. Череп – это наша тайна, и мы сами будем его изучать, а не горстка самозванцев, считающих себя посвященными или просвещенными и для пущей театральности рядящимися в маски.

Коломбина встала со стула и, скрестив на груди руки – те самые руки, которые так нежно ласкали Федерико, – с презрительным выражением на лице спокойно произнесла:

– Ты не уйдешь из этого дома, пока не вобьешь себе в голову одну вещь: в тот день, когда ты произнес клятву верности братству, ты взял на себя обязательство верно служить ордену и ставить это служение превыше всего. С того дня свободы для тебя больше не существует. И вспомни еще вот что: не мы к тебе пришли, а 1 ты к нам, чтобы просить о помощи. Никто не собирается отнимать у тебя то, что принадлежит только тебе, но есть важные вещи, которые ты обязан разделить с братьями во исполнение своей клятвы. У тебя нет больше друзей, а этот череп – существует ли он на самом деле? Не дав Федерико ответить, Коломбина развернулась и стремительным шагом скрылась за дверью. Ему оставалось лишь лежать и размышлять над ее словами. Он совсем запутался и заблудился в той игре, которую сам затеял. Похоже что Антонио и Марк испытывали те же самые проблемы и, наверное, уже сами были не рады, что купили в доме старухи Лурдель костяную штуковину с острым носом. «Бедные мои друзья, – сокрушенно подумал он, – а я, я – строгий, поклоняющийся разуму преподаватель филологического факультета… я, который всегда верил в силу слова, облеченного в звук или в букву… Зачем мне все это нужно? Зачем я затеял это путешествие в неведомое, в не познаваемое наукой пространство?» Таким одиноким он еще никогда себя не чувствовал. Бежать было некуда, и оставалось лишь… да, оставался лишь один выход – продолжать идти вперед, при этом изображая верного ордену доброго брата. Ему вдруг стал понятен подлинный смысл маски Арлекина – слуги двух господ. Двуличие должно было теперь стать его маской, которой, быть может, еще суждено прирасти к его лицу. Ему предстояло лгать и изворачиваться, шутить и веселиться, чтобы скрыть сжимающую душу печаль. Как знать, возможно, на этих подмостках в образе шута и фигляра ему суждено вновь повстречать Марка, исполняющего роль солдата, готовящегося к высадке в Нормандии. Что ж, главное – встретиться, а там они сбросят с себя маски и карнавальные костюмы и вместе уедут в Мексику, к Антонио, – если, конечно, сам Антонио сумеет продержаться до прибытия подкрепления из Старого Света.