Междуречье - Гарри Тертлдав
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Коротко оглянувшись, Шарур заметил, что не только он пробирается меж колосьев. Другие люди тоже шли по полю. Огромная рука схватила одного из них и утащила куда-то ввысь, к свету. Шарур услышал вопль ужаса, тут же оборвавшийся. Торговец вжался в какую-то впадину в земле. Однако там было занято. Таракан, только немного уступавший Шаруру в росте, не расположен был делиться убежищем. Однако, поразмыслив, решил все-таки уступить и умчался, смешно задирая мохнатые ноги.
Сверху снова опустилась огромная рука. Только теперь пальцы и ладонь оказались перепачканы в крови. Одна капля упала на Шарура, когда рука пронеслась над ним. Он бросился за тараканом; тот движением отвлекал на себя внимание страшной руки. Глянув вверх сквозь колеблющиеся стебли ячменя, он увидел сосредоточенное гигантское лицо. Шарур изо всех сил зажмурился. Он сделал так не для того, чтобы великан не обратил на него внимание, а потому, что не мог смотреть на страшный лик в вышине.
Его расчет оказался верен. Рука настигла таракана, но схватить не успела, хитрое насекомое увернулось. Громовой яростный рев наполнил небо, как будто сама гроза закричала человеческим голосом.
* * *
Шарур проснулся. Рядом ревел осел. Ему вторили остальные. Именно этот яростный рев он и слышал во сне. Грудь Шарура была мокрой. И солома под ним тоже влажная. Он даже подумал, что осел спросонья опрокинул или разбил корытцо с водой, оставленное конюхами.
Однако в свете гаснущего факела Шарур увидел поилку. Она стояла на своем месте. И в ней была вода, а совсем не та жидкость, более темная и с резким металлическим запахом, которая намочила его.
Кровь! — вскрикнул Шарур с ужасом. Он подобрал чистую солому с пола, окунул ее в ослиную поилку и обтер себя, насколько мог.
За этим занятием он вспомнил ячменное поле. Кто охотился за ним? Кого поймала гигантская рука? Шарур был убежден, что ловили его, но промахнулись.
Постепенно ослы успокоились. Когда они перестали топотать копытами, до слуха Шарура дошел другой похожий звук. Что-то грохотало снаружи стойла. Он выскочил в ночь, посмотреть, что происходит.
— Энимхурсаг! — кричали люди. — Бог! Бог явил свою силу! Кого он хотел наказать?
Не только Шарур вышел на улицу. Из постоялого двора выбегали люди. Некоторые спрашивали, что случилось, другие как будто знали что-то, или делали вид, что знают.
— Он его раздавил! — крикнул кто-то. — Как таракана раздавил!
Шарур вздрогнул.
— Да ну! Он сам все придумал, — недовольно сказал кто-то еще.
— А ну, тихо! — крикнул трактирщик. Он вынес факел, увидел Шарура, вытаращился на него, помотал головой и сказал:
— Ты удачлив, зуабиец, ты уж мне поверь.
— С чего ты взял? — спросил Шарур. — Что стряслось?
— Ну как же! Ты отказался от комнаты — и будь я проклят, если знаю, чем она тебе не понравилась, — тогда я отдал ее другому путешественнику из твоего города, — ответил трактирщик. — Только бог знает, какие такие преступления он совершил. Вот бог и расправился с ним за его грехи.
— Протянул руку прямо через крышу и раздавил его! — вмешался какой-то парень. По голосу можно было сказать, что вчера он залил в себя немало пива.
— Энимхурсаг знает сердце человека. Энимхурсаг видит душу человека, — сказал трактирщик. — Бог нашего города — справедливый бог. Бог нашего города — праведный бог. Бог нашего города — могущественный бог.
Бог твоего города — глупый бог, подумал Шарур. Бог твоего города — косорукий бог. Обнаружил, что один человек в городе, называющий себя жителем Зуаба, не тот, за кого выдает себя. (Здесь пока глупостью и не пахнет.) Бог выяснил, где остановился фальшивый зуабиец. (Ну, ладно, это тоже было сделано довольно ловко.) А потом на постоялом дворе прикончил не того зуабийца. (А может, и того? Неизвестно же, что там замышлял этот другой зуабиец. Но об этом Шарур старался не думать.)
— Он, случайно, тебе не родственник, этот парень из вашего города? — спросил трактирщик.
Шарур ответил не сразу. Если он скажет «да», трактирщик может позволить ему порыться в вещах убитого, а кто знает, что там обнаружится? Но, с другой стороны, сказав «да», он может привлечь к себе внимание Энимхурсага, а так бог будет считать, что проблема поддельного зуабийца решена. Это последнее соображение перевесило.
— Нет, — сказал он.
— Честный зуабиец, — недоверчиво покачал головой трактирщик. — Ну не смешно ли? Этак в следующий раз мы увидим благочестивого гибильца. — Он громко рассмеялся над собственной шуткой. Шаруру показалось, что за смехом трактирщика он расслышал отзвук другого, куда более значительного смеха. Он решил, что у него разыгралось воображение, и никакого другого на самом деле нет.
— Ладно, если все уже кончилось, пойду досыпать, — Шарур зевнул на публику. Спать он больше не хотел. Зевота была такой же притворной, как и выражение лица, с которым он слушал горцев. Так надо.
Прежде чем снова улечься, он сдвинул солому, испачканную кровью, в сторону. Лег, вознес молитву Энзуабу, извиняясь за то, что позаимствовал чужого бога. А после этого, к своему удивлению, заснул.
Проснувшись на следующее утро, он обнаружил, что ночью вытерся не так хорошо, как думал. Хорошо, что трактирщик не заметил. Не заметили и постояльцы, выскочившие вслед за ним после визита разгневанного Энимхурсага. Он тщательно умылся, пока никто не обратил внимания на кровавые пятна у него на коже.
Ячменная каша, поданная на завтрак, оказалась безвкусной и водянистой. Он все равно все съел, а затем погрузил товар на осла и поспешил на базарную площадь.
Придя вскоре после восхода солнца, он нашел местечко получше того, где расположился вчера. Разложил ножи, мечи и маринованные сердцевины пальмы и стал зазывать покупателей. Вскоре, вроде бы случайно, подошли вчерашние горцы. Конечно, они не просто так проходили мимо, да и Шарур позаботился о том,
