В ответе за всех - Андрей Анатольевич Посняков

– Она и на торг в Туров на челне с отцом плавает, помогает, и свистульки из глины лепит, продает… И всегда знает, чего хочет. Еще на беседе как-то песни греческие – «по-э-мы» – читать пыталась… Так ее дурищи-то наши, Плашка с Радогостой, на смех подняли. Из зависти все – сами-то никаких поэм вовсе не ведают. Одно слово – дуры!

– Ты говоришь – на торг. Не бедствуют, значит?

– Какое там, господин сотник! Отец-то у нее – из закупов. Едва только выкупился, заплатил боярину туровскому купу.

– Ясно. Ага.

– Зенька не скандалит никогда, с виду – дева серьезная… но посмеяться любит. Когда никто не видит. Я раз заметила… Ну, а так-то – вся в работе, все по хозяйству, куча-мала сестер да братьев малых. Староста наш им помогает, уж не бросят. Ну и братья скоро подрастут…

Любица (Варвара). Эту Горислава Путятична плохо знала. Девица скромная, на гулянках ее почти и не видали, по праздникам разве что. Родители девку строжат. Умная она или нет? Черт ее знает.

– Странная она какая-то, – подумав, промолвила Горька. – Коли, как дела, спросят, так она всегда ответит, что плохо. Хоть и хорошо все. Чтоб не сглазили, чтоб пожалели. И ко всем всегда за советами лезет – даже когда щи варит, всю деревню оббежит. А как щи кислые выйдут – так не она виновата, а советчики все. Наверное, умная, да.

Глянув на лиловое, усыпанное сверкающими звездами небо, сотник тихонько хмыкнул:

– Нет, Горя, это не ум, а хитрость. Наивная деревенская хитрость или, лучше сказать – простота. Та самая, которая намного хуже воровства. Я таких женщин и раньше знал.

– Раньше?

– Ладно, проехали… Кто у нас там по списку?

Рада… Шепелявит. Но девка – красивая, очень. Многие на нее заглядываются. Не очень умна, но решительная, смелая…

– А почему ты сказала – не очень умна?

– Да кто же сначала бьет, а потом думает?

Что ж, если верить Гориславе, девы, способные подать о себе знак, среди пленниц очень даже имелись. Было, было кому.

– Что ж, благодарствую. Добрых снов.

– Подождите, господин сотник! – девчонка порывисто ухватила Мишу за руку. – Я вот все думаю. Почему они нас украли? Что, к Царьграду ближе подходящих дев не нашли?

– Полагаю, и не искали, – усмехнулся Михайла. – Я сам об этом думал, понять пытался… Знаешь, дело не в том, далеко или близко. Дело в удобстве. Путь этот – «из варяг в греки» – используют уже лет триста, а то и поболе. Целые купеческие семьи, династии, и отцы их тут торговали, и деды, и прадеды… Зачем от привычного отказываться? От того, где всех и все знаешь. Вот ты бы, коли что сделать, новые бы пути искала? Коли старые есть… Вот именно – нет. И людокрады не дураки тоже. Выгоду свою знают.

Выслушав, Горислава вдруг встрепенулась, передернула плечами:

– А ведь она… или они… могут и еще знак оставить! Ведь так?

– Верно мыслишь!

– Надо внимательно на стоянках смотреть! И хорошо бы на ночлег останавливаться именно там, где всегда все ватаги торговые.

Умна дева, ничего не скажешь! Именно так сотник и сам рассуждал.

Утром собрались быстро, отчалили, как обычно, едва рассвело. Михайла вновь уселся на корме, рядом с кормщиком и Рогволдом. Девчонки ушли на нос – учили греческий. Ермил как раз был свободен от вахты, а вот рыжий Велька расположился на палубе – помогал вислоусому «боцману» ремонтировать пилу.

– Эй, Велимудр! – глянув, сотник тут же привстал. – Ты новгородцам-то пилу отдал?

– Отдал, господине! – вскочил на ноги мальчишка. – Вчера же и вернул. А вот здешняя-то пила сломалась.

– Полотно проржавело, видно, – пояснил Олаф, кормщик. – Проржавело да сломалось. Так бывает.

– Главное, новое ведь совсем полотно! – Рогволд возмущенно махнул рукой. – В Турове на торгу куплено. Эх, набить бы кузнецу морду!

– Или торговцу, – со смехом поддакнул Олаф.

– Или торговцу. Эх-х…

– Смотрите-ка, лодка!

Рогволд показал рукой на небольшой юркий челнок о двух веслах, замедлявший ход около каждой ладьи.

– Верно, старшо́й послал.

Так оно и оказалось, подплывший на челноке помощник старшего ватаги киевского купца Хотинца передал, что завтра – дневка.

– Дневка, – довольно потянулся кормщик. – Там остров – туда и держи. Да ты знаешь… Быстро нынче идем. Хоть и не торопимся.

– С погодой повезло, слава богу. – Ладожанин посмотрел в небо – высокое, бледно-синее, с тонкой полосочкой перистых облаков, таявших на горизонте. – Дождей нет, и не такая уж сушь – река не обмелела. А остров этот я знаю – там всегда на дневку встают.

– На дневке что – готовят к перекатам ладьи? – тут же уточнил сотник.

Купец усмехнулся:

– Не столько ладьи, друг мой, сколько – людей. Перед волоком хороший отдых нужен. Ну и да ладью осмотреть, что-то подправить, оружие все проверить… хоть и проверено уже не раз.

– На волоке может быть набег? – уточняя, сотник невольно положил руку на рукоять прицепленного к поясу меча, коим уже неплохо научился владеть. Неудобно носить – ножны по ногам бьют, да и садиться неудобно, однако никуда не денешься – надо! Меч – признак положения, власти.

– Набег? – щурясь от солнца, Рогволд посмотрел на дальний берег. – Вряд ли. Слишком уж большая ватага. Да еще охрана. Куманы не дураки, просчитают всё. Одно дело, когда пять-шесть ладей, и совсем другое, как у нас – тридцать с лишним. Чтобы напасть – целое войско нужно. А где ему в ожидании купцов кормиться? Раньше, лет еще тридцать назад, здесь пацинаки шалили. Те в большие ватаги сбивались, нападали, даже и на князей. Так раньше и солнце ярче светило, и купцы куда как чаще хаживали, что мы, что греки. Сейчас не так. Хоть и поднимается Царьград после безвременья…

Пацинаки – так варяги называли печенегов, яростный кочевой народ, в свое время попортивший немало крови купцам… и не только купцам. Самого князя Святослава убили! Там же, на волоке, подстерегли. Правда, с тех пор около двухсот лет минуло. Тогда и Царьград-Константинополь куда богаче был, и почти все от заморской торговле зависели. И торговля больше была в разы! Караван за караваном. Большие, маленькие – всякие. Грабь – не хочу. Нынче не так. В месяц три-четыре торговых ватаги. Большие, с охраной. Поди их, возьми! Да и так, в ожидании-то – сиди, тоскуй. Печенеги уже, правда, не тосковали – их Ярослав Скупой когда-то хорошо погромил. Тот самый, кого в девятнадцатом веке историки Мудрым прозвали. Тогда среди историков да писателей мода пошла такая – номера князьям-королям давать и разные прозвища. Чтоб не запутаться, не гадать – о ком в умных книжках речь идет.

После того погрома печенеги уже толком и не оправились, и ушлые соседки-куманы-половцы прогнали их аж в Венгрию, к уграм.

– Ну да, ну