Суд праведный - Александр Григорьевич Ярушкин

— Всегда рад вам услужить, — радушно прижав руки к груди, улыбнулся присяжный поверенный.

— Сомнения меня гложут, — Федулов понизил голос, встал из-за стола и присел рядом с Озиридовым на диванчик. — Не верю я, что разбойники… Не верю…

Озиридов вопросительно приподнял брови:

— А что же тогда?

— Возчики в этот раз такие были, что сами кому хошь головы поотрывают, — пояснил Федулов. — Понимаете? Проехать бы по тракту, разведать. Не мог же товар бесследно исчезнуть…

Присяжный поверенный слегка отстранился, проговорил:

— Вы говорите о расследовании в частном порядке… Я бы рад помочь, Парфён Лаврович, но… Ехать в этакую даль, да и дела у меня в суде… Я и без клиентуры могу остаться…

— Я в долгу не останусь, — улыбнулся купец, хотя в душе подосадовал, что Озиридов так крепко берет быка за рога, набивает цену. — Можете не сомневаться.

— Понимаю, понимаю, — с виноватым видом принялся убеждать его Ромуальд Иннокентьевич, — но, поверьте, не имею ни малейшей возможности…

— И дорогу оплачу, и другие расходы, — продолжал гнуть свое Федулов. — На гонорар не поскуплюсь. Слово твердо!

Озиридов поморщился, словно оскорбленный в лучших чувствах:

— Да я не из меркантильных соображений отказываюсь. Ей-богу, не могу… Да и какой из меня следователь?

— Вы же умнейший человек, — польстил Федулов, зная по опыту, как люди часто падки до похвал. — Вам ли, этакое не под силу?

— Какая же сумма? — ровным голосом поинтересовался Ромуальд Иннокентьевич.

— Я же сказал, двадцать тысяч! — радуясь, что дело сдвинулось с места, быстро ответил Федулов.

Озиридов смущенно погладил бородку:

— Да нет… На расходы…

— А-а-а… — расплываясь в довольной улыбке, протянул Федулов, окончательно убеждаясь в правильности своего выбора. — Триста рублей.

Озиридов поднял глаза к потолку, пошевелил губами, потом покачал головой:

— Не уложусь.

— Так это ж! — задохнулся Федулов.

— Шестьсот, — перебил его Озиридов. — И то при строжайшей экономии. И лишь из огромного к вам уважения…

— Ежели товар отыщете, я, соответственно, добавлю, — пообещал купец.

— Товар… — с сомнением проговорил Озиридов. — Ищи ветра в поле… Непосильная задача…

Федулов заерзал.

— Бог с ним, с товаром. Хотя бы преступников найти, уж я с них вытрясу свое!

— Они давно уже всё пропили, — напряженно рассмеялся Озиридов.

— Не скажите, Ромуальд Иннокентьевич, — рассудительно проговорил Федулов. — За каждым разбойником купец стоит… Подозрительно мне, что Зыков сам напросился в извоз. И как все вышло: работник сгинул, товара нет, а сыны живехоньки-здоровехоньки.

— Да уж… — согласился Озиридов и кашлянул. — Мы еще, Парфён Лаврович, не до конца обсудили финансовую сторону…

Федулов крякнул:

— Хорошо. На расходы пять сотен. Гонорар — еще пять.

— Хорошо… И десять процентов от возмещенных убытков! — сказал Озиридов и улыбнулся застенчиво, чтобы смягчить жесткость фразы.

— Это же две тысячи! — даже поперхнулся купец.

— Восемнадцать-то остается, — снова улыбнулся Озиридов. — Поймите, какому риску вынужден буду подвергаться. Чуйский тракт, лиходеи… Честно говоря, боюсь.

— Ох-хо-хо! — зачесал бороду Федулов. — Ладно, будь по-вашему!

— А Зыков, коего вы упомянули, — полюбопытствовал Озиридов, — не торгующий ли крестьянин из Сотниково?

— Он самый, — слегка удивился Федулов. — Шибко он суетился, когда в извоз напрашивался, сыновей из села спровадить хотел…

— Забавно… забавно, — подергал нижнюю губу Озиридов. — Вроде в Сотниково ничего, кроме убийства Кунгурова, не случалось. Я как раз виновного защищал…

Федулов выпрямился и вдруг шлепнул себя по лбу:

— Ба! Так меня же Зыков и спрашивал про защитника. Я ему вас и рекомендовал… А какая ему-то нужда была, чтобы вы переселенца защищали? Зыков за просто так ничего не делает.

Озиридов задумался. Братья Зыковы! Крутились они на месте убийства, крутились. А он Анисиму Белову не поверил. Да и Ёлкин их там видел… А Пётр говорил, что Ёлкин ему Озиридова порекомендовал. Ах, как все занятно складывается! Ах, как занятно!

— Что с вами? — удивленно прикоснулся к его плечу Федулов.

— Простите, — мгновенно улыбнулся Ромуальд Иннокентьевич. — Так, прикидываю себе. В жизни ведь как? Сегодня чего-то не понял, а назавтра — просветление.

— Не без того, — согласился купец. — Значит, беретесь за мое дело?

— С завтрашнего дня уже и начинаю, — кивнул Озиридов и поднялся с дивана. — А сейчас, извините, пойду.

— А деньги на расходы? — удивленно спросил Федулов, поднимаясь следом за гостем.

— Завтра, все завтра, — торопливо отозвался присяжный.

2

В театре «Яр» шла глуповатая мелодрама. Озиридов тоскливо ждал, когда наконец главный герой догадается, что его женушка, рыхлая сорокалетняя дама с визгливым голоском, изменяет ему с прыщавым студентом, когда наконец этот несчастный герой схватится за деревянный дуэльный пистолет, вызывающе поблескивающий краской на фанерной стене безыскусных декораций. Но главный герой, пузатенький господин в сатиновом цилиндре, все бегал, кричал. Суетился, таращил глаза, изображая душившую его ревность, а до пистолета никак не мог добраться. В заде было холодно, Озиридов продрог. Со скуки он просто начал разглядывать публику, отпуская улыбки знакомым дамам и вежливые полупоклоны их мужьям.

Вдруг брови присяжного поверенного удивленно приподнялись.

В пятом ряду рядом с пышнотелой малосимпатичной особой с заплывшими восторженными глазками, расправив широкие плечи, возвышался громоздкий рыжеватый усач в парадном полицейском мундире.

Губы Ромуальда Иннокентьевича сложились в улыбку. А что, подумал он, у судьбы свои повороты… Может быть, именно эта встреча ему и поможет. Разумеется, в Сотниково они со становым приставом несколько повздорили, но чего в жизни не случается…

Пристав, повернув голову, перехватил взгляд Озиридова. Скорее всего, он с трудом узнал его, но Озиридов улыбнулся так доброжелательно и открыто, что приставу невозможно было не ответить. Тем более, что на сцене обманутый муж сорвал, наконец, со стены пистолет и раздался резкий, неожиданно громкий выстрел. Вскрикнув, схватившись драматично за кудрявую голову, несчастная неверная жена рухнула на грубые доски сцены, а главный герой в ужасе остолбенел, и его скорбную фигуру скрыл сдвинутый занавес.

Нестройно шумя, отпустив актерам положенные аплодисменты, публика повалила из зала.

Озиридов торопливо поднялся, с извинениями добрался до гардероба и, одевшись, вышел из театра. Моросил мелкий дождь, керосиновые фонари тускло освещали темную площадь перед театром, в лунном свете жирно поблескивала черная грязь, истоптанная копытами лошадей. Заметив поднятую руку Озиридова, стоящий неподалеку извозчик моментально встрепенулся и подогнал пролетку к самым ступеням.

— Куда доставить, господин хороший?

— Недалеко. На Михайловскую.

— С нашим вам удовольствием!

Ромуальд Иннокентьевич проворно нырнул под черный влажный тент пролетки, остановил, натянувшего было вожжи, извозчика:

— Не торопись, братец. Я человека жду, — и, высмотрев у входа крупную фигуру станового пристава, осторожно сводившего по ступенькам супругу, окликнул: — Платон Архипович!

Становой удивленно остановился.

— Платон Архипович! — повторил Озиридов, призывно махая рукой. — Давайте в пролетку, с удовольствием вас подвезу!

Без особого интереса, даже с некоторым подозрением,