Эта девушка - Колин Гувер

Всего на одну ночь! Я еще не готов отпустить ее!

На цыпочках выхожу из ванной, прикрываю за собой дверь, иду в кухню и умываюсь холодной водой.

Схватившись за край стойки, я делаю глубокий вдох и готовлюсь принести ей глубочайшие извинения. Сейчас она наверняка злится на меня за то, что я наорал на нее и поставил под душ… Но я ее не виню. Наверняка был какой-то более простой способ успокоить ее.

– Мне нужно полотенце! – кричит она из ванной.

– Полотенце на полке, – отвечаю я, подходя к двери. – Там же твоя одежда.

Вернувшись в гостиную, я сажусь на диван и пытаюсь сделать вид, как будто ничего особенного не произошло. Может быть, если притворюсь, что все в порядке, она тоже будет вести себя спокойнее.

Господи, меня приводит в ужас одна мысль о том, что она может злиться на меня еще один день. Когда она прочитала свое стихотворение перед всем классом, это, наверное, был самый тяжелый удар от девушки за всю мою жизнь… Да еще и перед семнадцатью учениками. Конечно, никто из них не подозревает, что стихотворение предназначалось мне, разве что Гевин, но все-таки… У меня было такое ощущение, как будто каждое из тридцати оскорблений словно пуля пронзало мне сердце.

Дверь ванной приоткрывается, и все мои попытки сделать вид, как будто ничего не случилось, летят ко всем чертям. Перепрыгнув через спинку дивана, я подбегаю к ней, чтобы обнять и извиниться за все, что произошло. Лейк пораженно пятится назад, пока не упирается спиной в стену. Я обнимаю ее и крепко прижимаю к себе:

– Прости, Лейк… Прости, что я так с тобой обращался… Но ты была совсем не в себе… – шепчу я, пытаясь хоть как-то оправдать свои действия. Она не пытается ударить меня, а обнимает за шею, и от этого у меня сжимается сердце. Я пытаюсь собрать в кулак остатки силы воли…

– Все в порядке, – тихо произносит она. – Просто у меня был плохой день.

Больше всего на свете мне сейчас хочется закрыть ей рот поцелуем. Сказать ей, как сильно она мне нужна. Как сильно я ее люблю. Сказать, что я буду с ней рядом каждую секунду, какие бы страшные события ни происходили в ее жизни.

Но ничего этого я не делаю. Не делаю ради Джулии. Неохотно отстранившись от Лейк, я беру ее за плечи:

– Значит, мир? Ты не будешь больше драться со мной? Мы друзья?

– Мир, – кивает она, натянуто улыбаясь.

По ее лицу сразу видно, что она хочет быть моим другом не больше, чем я ее. Мне приходится отвернуться и выйти в коридор, прежде чем слова «Я люблю тебя» сорвутся с моих губ.

– Как кино? – спрашивает она, идя за мной следом.

Я не могу просто болтать с ней как ни в чем не бывало. Надо разобраться, почему она здесь, а то я забуду, что она здесь совсем не из-за меня.

– Ты с мамой поговорила?

– А ты мастер менять тему!

– Поговорила или нет? Неужели ты весь день тут прибиралась?

Я иду в кухню и достаю из шкафчика два стакана.

– Нет, не весь. Мы поговорили, – отвечает она, садясь за стойку.

– И?

– И у нее рак.

Черт бы побрал эту упрямую девчонку с ее несгибаемой силой воли!

Театрально закатив глаза, я подхожу к холодильнику, достаю молоко и наливаю ей в стакан. Она отворачивается и, тряхнув головой, снимает с волос полотенце. Спутанные пряди падают ей на плечи, она перебирает их пальцами, аккуратно разглаживая. Я бы отдал все на свете за то, чтобы… Черт! Она поднимает на меня взгляд, и я вижу, что молоко уже перелилось через край стакана и стекает по моей руке на стойку. Я быстро вытираю пролитое тряпкой.

Только бы она не заметила!

Достаю из шкафчика какао и ложку и делаю ей шоколадное молоко.

– Она поправится?

– Нет. Скорее всего, нет.

– Но она лечится?

Зря я ей задаю вопросы, которые предполагают односложный ответ. Но у Джулии я не спрашивал, и мне хочется узнать подробности.

– Она умирает, Уилл. У-ми-ра-ет! – раздраженно бросает Лейк. – Возможно, это случится уже к концу года, а может быть, и раньше. Ей делают химию, чтобы облегчить страдания. Пока она умирает! И совсем скоро она умрет! Потому что она умирает! Ты это хотел услышать?! Доволен?!

Я ощущаю острый укол вины. Я делаю с ней то, что делали со мной самим, и я ненавидел это. Заставляю ее говорить о том, с чем она еще не смирилась. Поняв это, я решаю закрыть эту тему. Пусть сама расскажет, когда захочет. Достав из морозилки несколько кубиков льда, я бросаю их в ее стакан:

– Ваш коктейль со льдом.

– Спасибо, – улыбается Лейк, глядя на шоколадное молоко, и молча пьет свой коктейль.

Поставив на стойку пустой стакан, она встает, идет в гостиную и опускается на пол, подложив руки под голову.

– Выключи свет, – просит она. – Хочу еще немного послушать.

Я выключаю свет, подхожу к ней и ложусь рядом. Она молчит, но я почти физически ощущаю ее напряжение.

– Она не хочет, чтобы Кел остался со мной… Собирается отдать его Бренде, – шепчет она.

Сделав глубокий вдох, я думаю о том, как хорошо понимаю ее боль. Молча нащупываю ее руку и сжимаю в своей, давая понять, что она не одинока.

Я резко открываю глаза, проснувшись от звука голоса Эдди. Сев на полу, пытаюсь понять, что происходит и как я умудрился заснуть, и тут вижу, что Лейк провожает взглядом выходящую за дверь Эдди.

«Черт! Черт, черт, черт! Какого хрена Эдди делает в моем доме? Почему Лейк вообще ей дверь открыла? Все, меня уволят! Все кончено!»

Дверь за Эдди закрывается, Лейк оборачивается, видит, что я сижу на полу, и пытается улыбнуться, хотя прекрасно понимает, что я зол.

– Какого черта она тут делала?

– В гости зашла, – бормочет она. – Проверить, все ли у меня в порядке.

Да она даже не представляет, какому риску только что подвергла всю мою карьеру!

– Твою мать, Лейкен! – Я резко встаю с пола и всплескиваю руками. – Ты что, хочешь, чтобы меня уволили? Неужели ты такая эгоистка, что тебя не волнуют ничьи проблемы, кроме своих собственных?! Знаешь, что будет, если она кому-нибудь расскажет, что ты у меня ночевала?! – восклицаю я, и Лейк опускает глаза в пол.

«О боже! Она знает! Эдди все знает!»

Я подхожу к Лейк, и она нерешительно поднимает на меня глаза.

– Она знает, что ты у меня ночевала? – спрашиваю я, но она снова молча отводит взгляд. – Лейкен, что ты ей рассказала?

Она смотрит в сторону. Другого ответа мне и не требуется.

– Господи Иисусе, Лейкен!.. Марш домой.

Она кивает и идет к двери. Обувается, а потом смотрит на меня, словно умоляя простить ее. Не говоря ни слова, я стою посреди гостиной, схватившись за голову, и наблюдаю за ней. Как бы я ни был на нее зол, мне не хочется отпускать ее. Знаю, я ей нужен, но сейчас нам обоим следует о многом подумать. К тому же ей пора домой. То, что Лейк сидит у меня, избегая встречи с матерью, не поможет ей посмотреть в глаза правде.