Квадрат тамплиеров - Питер Аспе

Журналисты обнаружили его сообщение в подходящий момент, как раз вовремя для поздних вечерних новостей. Он припарковал скутер перед францисканским мужским монастырем и направился к темно-синему «форду-транзиту», припаркованному неподалеку. Он выгрузил электрическую инвалидную коляску, прикрываясь фанерным щитом, спрятанным в глубине автомобиля.

Лаурент предупредил администрацию, что гость в номере 306 будет на коляске и что прибудет поздно. Сиденье кресла-коляски было снижено на три дюйма, чтобы Даниел, с его семью футами десятью дюймами, был не таким приметным. Он также снял с него очки, когда ввез его в отель, а затем в номер.

Полицейский патруль позвонил в отель в воскресенье утром, когда Даниел только оказался в холле у ресепшна и слушал затаив дыхание регистратора, сообщившего двум офицерам, что никто в отеле не соответствует их описанию. Даниел вспомнил этот момент с непередаваемым чувством эйфории. Он налил себе стакан муската и сменил пустую тарелку лосося тарелкой устриц. Все прошло как в охваченном огнем доме. Лаурент сдержал обещание. Даниел имел возможность прочувствовать каждый пункт плана на самом себе.

«Полиции никогда не найти нас, – заверял Лаурент. – Если они не читали Эдгара Аллана По „Украденное письмо“». И даже тогда им бы ни за что не найти связь между вымыслом и реальностью.

Лаурент де Бок был кандидатом наук в области прикладной математики. Он защитил диссертацию по теме «Методологическая сложность, как источник неэффективности». Он математически структурировал и научно проанализировал то, что Эдгар Аллан По использовал для литературной интриги, и ему удалось продемонстрировать, что стандартный подход редко помогает в решении необычных или просто уникальных проблем.

Показное безрассудство, с которым Лаурент и Даниел шли к единственной цели, было лишь путаницей. Полиция была в полном неведении, ничто не говорило о мотиве, заставившем их действовать против семьи Дегроф. А то немногое, что есть у полиции, – это расплывчатые описания преступников. Поиск ориентирован исключительно на высокого молодого персонажа в очках. Так спланировал Лаурент, чтобы это было интересно для Даниела.

Когда Даниел закончил свою изысканную еду, он закурил сигарету и набрал номер шале в Намюре.

Бертран услышал телефонный звонок. Было 17.30. Его глаза закатывались, сердце стучало, толкаясь в ребра. Он вдруг вскрикнул и дернул в истерике руку. Подкладка из ленты под наручником протерлась, отчего пострадала кожа, от вида крови его чуть не стошнило.

Он не мог вспомнить, как долго он спал. Его разбудил телефонный звонок. Губы мальчика потрескались, язык покрылся волдырями. «Если меня отсюда не вытащат, я скоро умру от жажды», – думал он в панике.

В комнате было слишком жарко, ему было душно, и он сильно вспотел. Где-то он прочитал, что люди редко выживали больше суток в пустыне без воды. Его положение было почти таким же. Не было питья, а влага стремительно выходила из тела.

Даниел слушал в течение долгих пяти минут длинные гудки. Возможно, Лаурент в ванной или отважился выйти на улицу? Он выкурил две сигареты и попробовал набрать еще раз. К восьми часам он начал беспокоиться. У Лаурента было слабое сердце. Может быть, все эти усилия его подкосили. Ехать в шале было слишком рискованно, и сам Лаурент запретил бы ему.

«Я позаботился обо всем, мой мальчик, вплоть до последней детали. Ничто не может пойти не так. В шале есть много еды и питья, – настаивал Лаурент. – Что бы ни случилось, оставайся в отеле, пока я не приду и не заберу тебя».

Вероятно, что-то не так с телефоном, наивно решил Даниел. Если так, вероятно, связь восстановится в понедельник утром.

– Я позвоню еще раз в первой половине дня, – сказал он вслух.

Ханнелоре выехала за полчаса до того, как шофер Дегрофа отвез Ван-Ина к бунгало. На Бишоп-авеню было спокойнее. Большая часть иностранных телеэкипажей переехала в отели города со своей техникой, чтобы приготовиться к зрелищу на Занд-сквер, которое должно состояться следующим утром.

Ван-Ин выглядел усталым, и Шарлотта сразу же предложила ему кофе. Снаружи дежурили еще двое полицейских, и, когда кофе был готов, она предложила и им тоже.

Ван-Ин решил выйти в сад. Шарлотта присоединилась к нему.

– Патрик спит, – прошептала она. – Я дала ему снотворного, иначе он не сделает это послезавтра.

– А как насчет вас?

На этот раз тон Ван-Ина был почти интимным, но она, казалось, не обращала на это внимания.

– Я считаю минуты, – сказала она, выражение ее лица стало решительным. – Единственная вещь, которая меня беспокоит, – это то, что похитители люди сумасшедшие, вдруг они просто играют в игру и не собираются освободить Бертрана.

Она подняла глаза к небу. Ей не нужно было слез, чтобы показать свою печаль. Пару часов назад Ван-Ин заверил ее, что нет причин беспокоиться об освобождении Бертрана, но теперь он уже не был так уверен в этом. Допив кофе, он посмотрел на нее, и их глаза встретились. Ей не нужно было спрашивать. Ван-Ин знал, что он должен ей объяснить.

– К сожалению, мы не добились большого прогресса. Я думал об альтернативном варианте, – сказал он ровным тоном.

Она не спрашивала, что он пытался сделать сразу, но Ван-Ин видел вопрос в ее глазах. Слеза скатилась по ее щеке. Она всхлипнула.

Тогда Ван-Ин сделал то, чего никогда не посмел бы сделать прежде: он взял ее руку и рассказал, что он обсуждал с ее отцом, и Шарлотта слушала, не прерывая его.

– Я надеялся, что смогу убедить его раскрыть личность виновного, но ваш отец уже организовал собственное расследование. Человек, которого он подозревал, мертв уже два года. Он дал мне фотографии надгробия.

Ван-Ин показал ей фотографии.

– Ваш отец никогда не домогался вас? – спросил он вдруг прямо.

Но Шарлотта не была обескуражена вопросом. Она подняла голову и вытерла слезы.

– Нет, – сказала она спокойно.

– А ваших сестер?

На этот раз ее ответ затянулся.

– Я так не думаю. Всем известно, мой отец ловелас, комиссар. Он даже состоит в связи с моей невесткой. Мой отец сам устроил брак Гислая. Таким образом, она всегда рядом. Но, честно говоря, я ничего не знаю об Орели. Она никогда не говорила со мной об этом. Я всегда была далеко от дома, в школе-интернате.

– Вы знали, что Бенедикта пыталась покончить с собой?

На этот раз она вспыхнула:

– Это он вам сказал?

Ван-Ин кивнул:

– Одному из похитителей, молодому, удалось подойти к ней в монастыре. Может, она знала что-то?

Шарлотта молчала. Ван-Ин еще раз испытал гнетущее беспокойство.

– По-видимому, вся трагедия связана с Орели. Ваш отец утверждает, что она сошла с ума, когда он заставил ее сделать аборт.

– Аборт? Орели никогда не делала аборт! Мой отец отправил ее в наш загородный дом в Лоппэме после инцидента. Там она родила ребенка. Местный священник устроил ребенка в приемную семью. Она так и не простила его за это. Мой отец вынужден был так поступить, потому что ее агрессивность выходила из-под контроля.

– Это правда? – спросил Ван-Ин, едва в состоянии контролировать свое волнение.

– Конечно, это правда.

Ее голос звучал как у врача, отказавшегося отступать от поставленного диагноза.

– Но что же делать с похищением Бертрана?

Есть моменты, когда решение проблемы лежит на поверхности, предстает перед глазами на мгновение, а затем погружается вдруг во мрак, когда, казалось, появился шанс ухватить суть. Ван-Ин был достаточно хорошо знаком с таким положением. Он должен был действовать быстро.

– Прошу прощения, мэм, но я думаю, мы можем наконец получить важный ключ.

– Правда, комиссар? – все, что могла сказать Шарлотта.

Она сидела на месте как замороженная, когда Ван-Ин бросился из комнаты.

Он вызвал Ханнелоре, прокурора Лотенса и Де-Ки – в таком порядке. Менее чем через полчаса следственная бригада имела в своем распоряжении телевизор с поворотным экраном.

Глава 17

К удивлению Версавела, его допустили в епископский особняк. Епископ его уже ждал и лично проводил к архивам, которые в течение нескольких последних лет хранились в отреставрированных конюшнях, расположенных позади главного здания.

– Архивариус поневоле, – нервно посетовал епископ. – Моего помощника нет, а архивы не моя стихия.

– Нет проблем, ваша светлость, я подожду.

Архивариус, тощий, кожа да кости каноник, прибежал спустя несколько минут, пыхтя, как дырявый мех. Он бежал всю дорогу от своего дома на Хай-стрит до самого особняка на Холли-Гоус-стрит.

– 1964 год, – просипел каноник. – Лоппэм. Мне не нужно проверять. Фернан Дебрабандер был приходским священником в Лоппэме с 1963 по 1972 год.

– Он еще жив? – спросил Версавел, надеясь на положительный ответ.

– Дайте подумать…

Каноник нахмурил брови и поднес руку к глазам. Его память, по-видимому, все же не была совершенна. Однако через мгновение он бросился к металлическому шкафу, открыл нижний ящик и забормотал, перебирая папки: