Русские анархисты. 1905-1917 - Пол Эврич

Что же до тех анархистов, что считали себя «трезвыми реалистами» по контрасту с «мечтателями-утопистами», упорно отказывавшимися сотрудничать с государством, – они были не более чем «анархо-бюрократами», иудами, предателями дела Бакунина и Кропоткина. «Анархизм, – провозглашали эти непримиримые, – должен быть очищен от этой водянистой смеси с большевизмом, в которой растворены и анархо-большевики и анархо-синдикалисты».

На самого Ленина рвение и отвага «анархистов Советов» произвели такое сильное впечатление, что в августе 1919 года, на пике Гражданской войны, он был вынужден заметить, что многие анархисты «стали самыми преданными сторонниками советской власти». Особенно показательна в этом смысле история Билла Шатова. Во время Гражданской войны Шатов служил правительству Ленина с той же энергией, которую он проявил как член Военно-революционного комитета во время Октябрьского восстания. Как офицер 10-й Красной армии осенью 1919 года он играл важную роль в обороне Петрограда от наступающих сил генерала Юденича, в 1920 году Александр Краснощекое, радикал, близкий анархистам, вызвал его в Читу, где Шатов стал министром транспорта Дальневосточной республики. Несколько лет спустя он опять был послан на Восток, где контролировал строительство Туркестано-Сибирской железной дороги.

Нередко слыша в свой адрес такие злобные оценки, как «анархо-большевик» и «советский анархист», Шатов попытался объяснить свою позицию Александру Беркману и Эмме Голдман вскоре после их приезда в Россию в январе 1920 года: «А теперь я хотел бы рассказать вам, что коммунистическое государство в действии – именно то, каким мы, анархисты, всегда его видели, – жестко централизованная власть, усиленная опасностями революции. В таких условиях никто не может позволить себе делать лишь то, что хочет. Человек не может сесть на поезд и ехать себе или устроиться на подножке, как мне доводилось в Соединенных Штатах. Нужно разрешение. Я предназначен для России, для революции, и это блистательное будущее». Анархисты, сказал Шатов, были «романтиками революции». Но сейчас нельзя воевать, вооружившись только идеалами, поспешил добавить он. В настоящий момент главная задача – нанести поражение реакции. «Мы, анархисты, должны оставаться верны нашим идеалам, – сказал он Беркману, – но в данный момент мы не можем заниматься критикой. Мы должны работать и помогать строить».

Шатов был лишь одним из многих известных анархистов, которые воевали в рядах Красной армии. Немало их полегло в боях, включая Иустина Жука и Анатолия Железнякова – в жизни и того и другого было место и насилию и мятежам. (Железняков командовал бронепоездом и в июле 1919 года был убит под Екатеринославом разрывом деникинского снаряда.) Александр Ге из Центрального исполнительного комитета Советов был зарублен белыми на Кавказе, где занимал высокую должность в Чека.

Во время Гражданской войны и другие известные фигуры анархистского движения были на высоких правительственных постах. Александр Шапиро из «Голоса труда» и Герман Сандомирский, ведущий анархо-коммунист из Киева, после революции 1905 года отправленный в сибирскую ссылку, служили в чичеринском Наркомате иностранных дел. Александр Боровой стал комиссаром в управлении здравоохранения, а Николай Рогдаев отвечал за советскую пропаганду в Туркестане.

В 1918 году после закрытия «Голоса труда» Волин покинул Москву и отправился на юг, где воевал против белых; какое-то время он служил в советском отделе образования в Воронеже, но отказался от поста руководителя всей системы образования на Украине. Владимир Забрежнев (в свое время член кропоткинской группы «Хлеб и воля» в Лондоне) теперь вступил в коммунистическую партию и стал секретарем московской редакции «Известий». Даниил Новомирский тоже вступил в коммунистическую партию и стал сотрудником Коминтерна после его создания в 1919 году. Максим Раевский, бывший редактор «Голоса труда» в Нью-Йорке и Петрограде, с помощью Троцкого получил работу в правительстве, не связанную с политикой. (Он познакомился с Троцким на борту судна, когда в мае 1917 года они плыли в Россию.)

Вацлав Мачайский (который вернулся в Россию в 1917 году) тоже получил неполитическую должность, но меньшей значимости: он стал техническим редактором «Народного хозяйства» (потом оно стало называться «Социалистическое хозяйство»), органа ВСНХ. Тем не менее Мачайский продолжал оставаться резким критиком марксизма и его приверженцев. Летом 1918 года он выпустил единственный номер журнала «Рабочая революция», в котором осуждал большевиков за то, что они не провели тотальную экспроприацию буржуазии и не улучшили экономическое положение рабочего класса. После Февральской революции, писал Мачайский, рабочие получили повышение жалованья и восьмичасовой рабочий день, а после Октября их материальное положение не улучшилось «ни на йоту!». Мятеж большевиков, продолжал он, был всего лишь «контрреволюцией интеллектуалов». Политическая власть была захвачена учениками Маркса, «мелкой буржуазией и интеллигенцией… обладателями знания, необходимого для организации и управления всей жизнью страны».

И марксисты в полном соответствии с религиозной проповедью своего пророка об экономическом детерминизме предпочли сохранить буржуазный порядок, возложив на себя лишь «подготовку» рабочих к их будущему раю.

Мачайский побуждал рабочий класс давить на правительство, чтобы оно экспроприировало предприятия, уравняло доходы и возможности получения образования и обеспечило рабочие места для безработных. Тем не менее, при всем своем разочаровании новым режимом, Мачайский с трудом, но все же принимал его, по крайней мере пока. Любая попытка свергнуть это правительство, говорил он, пойдет на пользу только белым, которые представляют собой еще большее зло, чем большевики.

Нет необходимости говорить, что ни Раевского, ни Мачайского Ленин не имел в виду, когда говорил о «преданных сторонниках советской власти». Скорее это были Шатов и Железняков, Ге и Новомирский – анархистские лидеры, которые от всего сердца оказали поддержку большевикам, когда над их режимом нависла угроза победы белых. В эту категорию входил и Иуда Рошин, возглавлявший «Черное знамя» в 1905 году, который ныне решительно перешел в коммунистический лагерь. Рошин благожелательно встретил создание III Интернационала в 1919 году и приветствовал Ленина, как одну из крупнейших фигур современности. По словам Виктора Сержа, Рошии даже пытался разработать «анархистскую теорию диктатуры пролетариата». А тем временем, пока не сформулирована такая теория, он призывал к восстановлению дружеских отношений с большевиками на почве острой необходимости.

В 1920 году, выступая перед группой московских анархистов, он требовал от своих товарищей сотрудничать с партией Ленина: «Это обязанность каждого анархиста – чистосердечно работать с коммунистами, которые представляют собой передовой отряд революции. Оставьте ваши теории в покое и занимайтесь практической работой для восстановления России. Необходимость в вас велика, и большевики приветствуют вас».

Большинство слушателей встретили его речь криками и кошачьим концертом и списали Рошина, «советского анархиста», как еще одну потерю. Но Александр Беркман, который присутствовал на этой встрече, откровенно признавал, что слова Рощина вызвали у него сочувствие.

Вне всяких сомнений, Рощин был не одинок в своих попытках примирить столь несопоставимые доктрины анархизма и большевизма. И действительно, в одной лишь Москве две довольно большие группы анархо-коммунистов, попутчиков, были организованы с целью крепить узы дружбы и сотрудничества с «диктатурой пролетариата». Воодушевлял первую группу Аполлон Карелин, а братья Гордины – вторую, увековечивая собой тот раскол, который впервые возник в Петроградской федерации анархистов в 1917 году. (Соглашаясь по многим жизненно важным темам, Карелин и Гордины слишком отличались друг от друга по темпераменту и по тактике, чтобы дружно работать в рамках одной организации.)

В 1918 году Карелин стал «советским анархистом» в буквальном смысле слова, завоевав место в ЦИК Советов. Его просоветская организация анархистов, созданная весной этого же года, претенциозно провозглашала себя Всероссийской федерацией анархо-коммунистов. Новая федерация взялась уламывать воинственных антибольшевиков пойти на сотрудничество с правительством. Карелин доказывал, что диктатура Советов – практическая необходимость, чтобы нанести поражение силам реакции; более того, с точки зрения теории она приемлема, как переходная фаза на пути к свободному анархическому обществу. Защищая советское правительство, заявлял журнал федерации «Вольная жизнь» (1919-1921), новая группа защищает не принципы авторитарной власти, а саму революцию. «Вольная жизнь» претендовала на представительство всего разнообразия мнений в среде анархистов – анархо-коммунистов, анархо-синдикалистов, анархистов-индивидуалистов и даже толстовцев. В действительности же журнал придерживался линии анархо-коммунистов (просоветской), критиковал синдикализм за узость доктрины и откровенно игнорировал индивидуалистов и религиозные школы анархистской мысли.