Я — вор в законе: Общак - Олег Алякринский

Кортиков сумрачно выглянул из окна и проехался взглядом по неоновым вывескам, точно не решаясь покинуть уютный салон «крайслера».

— Куда это ты нас привез, приятель?

— Я ж сказал — гостиница «Россия». Место хорошее. А то, что вокруг, — так я предупреждал: стремно. Но тут тихо — все законопослушные: и клиенты, и обслуживающий персонал. Каждый занят своим интимным делом и окружающих не трогает. Вам понравится!

Кортиков дал отмашку двум своим безмолвным спутникам и вылез из машины. Он протянул таксисту-земляку три десятидолларовых бумажки и неуверенно попросил:

— Может, ты это… нас представишь?

Леша выскочил из-за баранки, решительно двинулся ко входу в гостиницу и нажал кнопку звонка. Через несколько минут из врезанного в дверь переговорника раздалось шипение и женский голос с характерным южноукраинским акцентом произнес:

— Вам кого здесь?

— Циля, это Леша. Я гостей привез из России, — бодро отрапортовал таксист.

Электрический замок щелкнул, и Леша по-хозяйски толкнул дверь. За ним, подхватив свои одинаковые синие сумки, потянулась московская троица.

Разместившись в трех одноместных номерах — комнаты и впрямь оказались чистые и уютные, — «спецбригада» собралась в баре внизу на военный совет. Подполковник, правда, уже все решил для себя: задело они примутся завтра, а сегодня можно устроить разгрузочный день, точнее, вечер. Потому что удача, как он уже успел отметить, перла как по заказу. Теперь, зная отель, где поселился Игнатов, можно будет установить за ним наблюдение прямо с утра. А до утра никуда он не денется со своими бабами.

— Ну что, коллеги, пройдемся по местным достопримечательностям? — заговорщицки подмигнув, предложил Алексей Васильевич.

«Коллеги» всем своим видом выказали единодушное одобрение сказанному и сдержанно усмехнулись. Они вышли из гостиницы на улицу и двинулись по тротуару, украдкой бросая жадные взгляды на неоновые обещания эротических услаждений. Не успели гости Бруклина пройти и десяти шагов, как дорогу им преградила высокая негритянка в длинном кимоно. Она раскрыла широкий рот, выставив два ряда идеально подогнанных белых зубов, точно из рекламы пасты «Колгейт», и на хорошем русском языке заявила:

— Пятдесьят доляров за час — и всье дела!

Кортиков смерил негритянку с головы до пят и, ничуть не удивившись ее русскому, надменно бросил:

— И что ты умеешь, крошка?

«Крошка» скроила умильную рожу и распахнула кимоно. Под кимоно оказалось шоколадного цвета крепкое тело: высокая грудь, тонкая талия, широкие бедра с аккуратно подстриженным треугольником курчавых волос в паху и мясистые ляжки, плавно переходящие в гладкие, стройные икры. Кроме красных туфелек-«шпилек», на негритянке не было никакой другой одежды. Ее шоколадное лоснящееся тело было ослепительно прекрасно! Физическая усталость и яркие впечатления последних двух дней, в которых особое место занимали горячечные воспоминания о возбуждающе-аппетитных формах прекрасной испанки — капитана полиции, смешались в телах трех бравых бойцов «спецбригады» во взрывоопасный коктейль. На мгновение утратив острое ощущение скрытой опасности, все трое сразу почувствовали, как кровь закипела в их жилах и пришила в нижний отдел живота, дав мощный толчок потаенным токам живительной энергии… От опытного взгляда негритянки не ускользнуло охватившее ее потенциальных клиентов волнение. Бруклинская проститутка подалась вперед и бесстыдно вжала темно-коричневые орешки сосков в накачанную грудь Никиты Левкина.

— Пошли, пошли, друг, — жарко прошептала она, хлопая длиннющими ресницами. — Пошли, не пожалеешь. Пятдесьят за час.

Никита беспомощно глянул на командира и как бы задал немой вопрос: ну, и че делать? Кортиков принял решение безотлагательно.

— Туда не стоит заходить, — просипел он сквозь зубы, мотнув на раскрытую дверь стрип-бара. — Лучше к нам в гостиницу этих красоток заволочь. На своей территории будет поспокойнее. — И он, вылизывая взглядом дерзко демонстрируемые шоколадные прелести, громко обратился к негритянке: — Эй ты, шалава, у тебя есть две подруги? — Он показал бесстыднице два пальца. — Две девочки. Two girls, — добавил он по-английски для пущей важности.

Та снова одарила русских богатырей белозубой улыбкой.

— Две девочка. Ест. Сечас буду. — Она юркнула в приоткрытую дверь. Кортиков прочитал мигающую синими бликами неоновую надпись над дверью: Brooklyn Eros Meeting Point Club. Когда он дошел до последнего слова, из клуба выпорхнула та же негритянка в кимоно, а за ней две точно такие же, как две капли воды на нее похожие, чернокожие девки в точно таких же кимоно, только затянутые поясками.

— Прям в униформе работают! — чуть не пуская слюни, брякнул Артем.

— Ну что, — кашлянул Кортиков, — обратно по номерам?

— А тетка на вахте пропустит? — неуверенно вякнул Никита.

— Ты че, друг, — насмешливо обрезал его Алексей Васильевич. — Тут же Бруклин, а не профсоюзная гостиница в Краснодаре. Не боись! Да, и сбегай по-быстрому к нам в бар, прихвати там чего-нибудь выпить для нас… — И он, решительно подхватив под руку инициативную негритянку, двинулся обратно в «Россию».

Очутившись в номере, Кортиков поставил на стол купленную Никитой пластиковую бутылку джина «Гордонз», запер дверь на ключ и, осклабившись, жестом пригласил негритянку присесть. Та, улыбаясь во весь свой непомерно большой губастый рот, скинула кимоно и осталась в одних только красных туфельках, которые почему-то не стала снимать. Кортиков начал расстегивать рубашку, но негритянка укоризненно покачала головой и указала коричневым пальчиком с длинным алым ногтем на одинокую бутылку джина на столе. Русский гость хохотнул и отвинтил пластиковую крышку. Потом достал из крошечного минибара под телевизором лоханку со льдом, скинул по паре, кубиков в два стакана и щедро плеснул туда джина.

Негритянка схватила свой стакан и поднесла к накрашенным губам.

— Как тебя зовут-то, красавица? — спросил хрипло Кортиков, впившись взглядом в колыхающиеся коричневые груши грудей.

— Дайэн, — игриво ответила та, взяла второй стакан и вложила ему в пальцы. — Пей, малчик, пей, хороший!

— Русский-то небось в этих номерах выучила? — усмехнулся Кортиков, отпив гнусную на вкус жидкость. Сукин кот, Никита, не мог, что ль, простой водяры купить?

Он облапил Дайэн за груди и потянулся к ней ртом с намерением поцеловать. Но та отстранилась и, захихикав, опять настойчиво втиснула ему в руку холодный стакан с джином.

— Пей!

Кортиков глотнул и поморщился. Он ткнулся губой в щербинку на краешке стакана и чуть не оцарапался. Поставив щербатый стакан на стол, он обнял негритянку за упругую талию, поволок к широкой кровати и завалил на покрывало. Дайэн не сопротивлялась, позволила помять свои упругие груди и покрыть темные шарики сосков торопливыми поцелуями, а когда возбудившийся Кортиков скинул с себя брюки и трусы, ойкнула и уставилась на его фиолетовоголового часового с нескрываемым восторгом.

— Хорош! Ай хорош! — Она цокнула языком. — Силный малчик. — Дайэн вскочила с кровати и, подхватив свой стакан с джином, направилась в ванную. — Я сечас!

Пока она отсутствовала, Алексей Васильевич разобрал кровать, задернул шторы и прилег в нетерпеливом ожидании чернокожей шлюхи. Через пару минут она вернулась, отпивая на ходу из стакана. Поставив стакан на тумбочку у кровати, Дайэн рухнула на него сверху и стала не спеша елозить плоским животом по его голому паху, старательно касаясь раскаленной от похоти каски его часового. От этих нежных прикосновений спецпредставитель генерала Урусова чуть не кончил прямо ей в пупок, но сдержался, вдруг вспомнив об очевидном средстве предосторожности. Весь кайф был сломан. Он вывернулся из-под Дайэн и досадливо выкрикнул:

— А кондом?

— О, кондом! Умны русский малчик! — довольно заметила негритянка. Она опустила руку к красной туфельке, пошарила там, и вдруг в ее пальцах появился розовый целлофановый квадратик. Дайэн ловко разорвала его и выудила тонкое латексное колечко. — Ре-зинька! — победно объявила она и, тренированным жестом насадив колечко на должное место, быстро размотала презерватив по всей длине члена, точно надела кукольные колготки на пластиковую ножку Барби.

Кортиков удовлетворенно откинулся на подушку и прикрыл глаза. По всему его телу побежали приятные струйки вожделения. Дайэн что-то там проделывала с ним, что-то невероятно приятное, что-то мучительно-болезненно приятное. Она тискала его пальцами, зубами, губами, языком, и даже сквозь резиновую перепонку он ощущал всю полноту сладостного удовольствия. Ему вдруг вспомнилось, как он в восемьдесят седьмом году отдыхал на Пицунде, в пансионате, и как он там закружил голову одной замужней телке из Кременчуга, которая отдыхала там с подругой, и как он повел ее вечерком в сосновую рощу и завалил ее под куст, а она отбивалась от него, но он держал ее крепко и все-таки стянул с нее дурацкое кримпленовое платье в цветочек, а потом и розовые ажурные трусы, а она принялась отбиваться еще сильнее, чем только распалила его еще больше, и он мощно врубился в нее, а она застонала, заплакала, вцепилась ему в шею ногтями, а он пахал и пахал ее, пока не кончил, а потом встал, но она так и осталась лежать на усыпанной сосновыми иглами земле и плакала, вздрагивая всем телом…