Сага о шпионской любви - Игорь Атаманенко

В течение пяти лет легионер не имеет права обзаводиться семьей, хозяйством, даже иметь собственный автомобиль. Однако нисколько не возбраняется завести амурную интрижку на стороне, если это не отвлекает от основных занятий. Категорически запрещены гомосексуальные связи, педофилия и скотоложство.

Если через пять лет хорошо зарекомендовавший себя легионер решает вернуться к гражданской жизни, легион оплачивает ему год учебы по выбранной специальности. После восьми лет службы особо отличившиеся легионеры получают премию в размере 24 месячных окладов. На пенсию легионер может выйти после 15 лет безупречной службы. Ежегодная пенсия — до 15 тысяч долларов — зависит от личных заслуг и звания. Причем она регулярно индексируется в соответствии с инфляцией.

В укромном уголке побережья Средиземного моря расположен дом отдыха для престарелых легионеров и тех, кто стал инвалидом в ходе боевых действий. Там, вдали от мирской суеты, бывшие пираты рассказывают друг другу были и небылицы из своего бытия и делают знаменитое на весь мир легкое легионерское вино.

Обо всех вышеперечисленных тонкостях конкурсного отбора в легионеры я узнал от бывшего легионера-парижанина, когда искал работу. А ее, Аристотель, ох как непросто найти «цветному» в Париже, хотя и с французским паспортом. Тем более, не имея ни связей, ни рекомендаций с прежнего места. Ну не посылать же мне запрос в Москву генералу Карпову?!

Помыкался я с полгодика, истратил почти все деньги, доставшиеся мне с Божьей помощью, и решил последовать совету того легионера-пенсионера. Кстати, он мне посоветовал лететь в Джибути. Почему? Да потому, что там платили несравненно больше, чем на Корсике, в Таити или в Гвиане, — около трех тысяч долларов в месяц.

Однако перед тем как явиться на вербовочный пункт и исчезнуть как личность для любых правоохранительных органов всех стран мира сразу, я предусмотрительно проделал одну простую операцию.

В муниципальном банке Джибути я арендовал ячейку в сейфе, куда поместил советский паспорт, комитетское удостоверение и «фальшак» на имя Мустафы Фатх ибн Ибрагима, а также оставшуюся наличность, всего около пятисот долларов. Береженого Бог бережет!

На призывной пункт Иностранного легиона я прибыл в камуфляже, без документов, но с пачкой аспирина. Зачем? Объясняю: чтобы слегка изменить врученный природой, и по заблуждению непосвященных, неизменяемый дакторисунок на ладонях и пальцах.

Для этого за пятнадцать минут до прохождения дактилоскопического теста надо проглотить три-четыре таблетки аспирина, после чего начинается активное потоотделение. Ладони и пальцы также постоянно покрываются испариной.

Даже если офицер-легионер, снимающий у новобранца отпечатки пальцев, предложит ему ветошь, чтобы вытереть верхние конечности, то все равно отпечатки получатся несколько искаженными, смазанными — ведь пока офицер донесет палец до карты, он опять станет влажным.

Невелика хитрость, однако действует, да еще как!

Глава пятая. Прощай, оружие!

Где-то через год с начала моей легионерской карьеры вновь вспыхнул военный конфликт в Эритрее, области, расположенной на территории Эфиопии, но населенной в основном выходцами из Сомали. В гарнизон зачастили вербовщики противоборствующих сторон, предлагая огромные деньги за участие легионеров в боевых действиях на своей стороне.

Начальство корпуса выжидало, когда конфликт дойдет до критической точки и перерастет в полномасштабную войну, — вот тогда, и ни днем раньше, можно будет, назначив самую высокую цену, бросить своих головорезов в бой…

Я не собирался воевать на стороне ни тех ни других, какие бы деньги они ни платили. Хватит, навоевался в России! К тому же на память пришли слова какого-то польского юмориста, сказавшего, что «в жизни всегда найдется место подвигу. Надо только подальше держаться от этого места».

Этот афоризм и накопленные деньги, что-то около десяти тысяч «зеленых», окончательно убедили меня немедленно дать деру из Джибути, распрощавшись с жизнью легионера. Принятию такого решения способствовало и чувство невостребованности, которое меня, человека действия, вгоняло в глубочайшую депрессию.

В общем, пришло время, и я приказал себе: «Баста, штык — в землю!»

Согласно разработанному плану, мне надо было вернуться в Париж окружным путем.

Решено — сделано.

Рано утром следующего дня я отпросился в увольнительную, на такси добрался до муниципального банка, где из ячейки сейфа извлек деньги и документы. Заехал в универсальный магазин и приобрел цивильную одежду. Переоделся в примерочной.

Чтобы не столкнуться в городе с патрулем легионеров, который смог бы узнать меня и в цивильной одежде, я отправился на такси не в международное аэроагентство, а прямо в аэропорт, где первым делом сдал в камеру хранения свою амуницию. Брать билет на прямой рейс Джибути — Париж я не стал — вдруг да по моему следу пустят ищеек из отдела собственной безопасности? Используя выданный мне легионом паспорт на имя Мохаммеда Саида Барре, я вылетел сначала в Каир. Оттуда до Парижа я летел чартерным рейсом Каир — Рим — Париж, но уже под именем Мустафы Фатх ибн Ибрагима. И хотя по прилете в Париж я стал двуедин в одном лице, но все равно остался «цветным», а значит, опять не мог устроиться на работу. Но однажды я оказался перед дверью охранного бюро. Над входом неоном отсвечивала вывеска «Легионер». В первую секунду меня прямо-таки бросило в дрожь. Надо же, черт подери, с чем боролся, на то и напоролся! Да и вообще, подумал я, не сон ли привиделся мне? Нет, это была явь. Понял я это, когда вышедший на крыльцо мужчина средних лет, одетый, как и я, в камуфляжную форму, пригласил меня зайти. Ну и началось. Задушевная беседа с психиатром, затем тесты, полиграф, анкета, тир, спортзал. И все в течение каких-то трех-четырех часов. В итоге оказалось, что я даже со своим паспортом «цветного» по всем статьям годен для работы в «Легионере». Радости моей не было предела. Тут же был подписан контракт на три года с последующей автоматической пролонгацией еще на пять лет. С условием, что я не попаду под суд и в тюрьму. Ну и, разумеется, если останусь жив. В заключение я прошел инструктаж, получил аванс, крепкое рукопожатие и был направлен в «Акрополь». С момента той непредвиденной встречи с менеджером «Легионера» прошло три года. Все! Вопросы есть, Аристотель?

— Вопросы?.. Да, конечно, будут!

Глава шестая. Агенты влияния

— Кстати, Ганнибал, ты в начале нашей беседы обмолвился, что знаком с сыном бывшего самодержца Центрально-Африканской империи, Антуаном Бокассой. Что с ним? Где он? О нем что-то давно ничего не слышно… Ну, с его папашей все ясно — ему инкриминировали геноцид в отношении малолетних подданных его империи, и он едва не угодил в качестве обвиняемого на скамью Гаагского международного трибунала. Говорят, что сейчас он мирно доживает свой век где-то в укромном уголке юга Франции. А вот его старший сын Антуан, чем он занимается сегодня?

— Аристотель, можно задать вопрос? — перебил грека Аношин.

— Да хоть десять!

— А почему вдруг российскую разведку заинтересовал Антуан Бокасса?

— Ну-у, Ганнибал, уж от кого — от кого, а от тебя я такого наивного вопроса не ожидал… Тебе наверняка известна расхожая шутка советских контрразведчиков: «Агента — в каждую семью!» Но это — шутка. Хотя в каждой шутке — лишь доля шутки… А если серьезно, то ответ на твой вопрос я могу предварить лекцией о становлении разведки, как таковой, и государственных деятелях, ее организовавших. Ну как?

— Сгораю от нетерпения, Аристотель Константинович!

Грек посмотрел на часы, затем на сидящую к нему спиной Ширин, безмятежно поглощавшую новорожденного барашка, вываренного в парном молоке, и, поудобнее усевшись в кресле, назидательным тоном лектора из Высшей школы КГБ начал просвещать своего друга о зарождении и становлении агентурной разведки.

— Ты, конечно, Ганнибал, знаком с общеизвестной легендой о Троянском коне — как Одиссей научил греков, безуспешно осаждавших Трою, хитроумной уловке.

Греки притворились, будто сняли осаду, и, погрузившись на корабли, якобы убрались восвояси. В покинутом неприятельском лагере троянцы обнаружили огромного деревянного коня.

Это знают все, не знают другого — что без агента Одиссея по имени Синон этот деревянный конь так и остался бы невостребованным…

По указанию Одиссея, один сдавшийся в плен троянцам греческий юноша Синон, сообщил неприятелю, что, по предсказаниям жрецов, конь наделен волшебными качествами, и пока он будет находиться в Трое, крепость останется неприступной. Обрадовавшись, троянцы увезли коня в город и, празднуя победу, перепились до положения риз.