Три изысканных детектива (сборник) - Клод Изнер

— Нет. Только когда смеюсь.

— В таком случае желаю вам отлично повеселиться.

— Благодарю, инспектор. А вы все еще разыскиваете оригинальное издание «Манон Леско»?

Инспектор подобрел.

— А у вас оно есть?

— Насколько мне известно, нет. Но я постараюсь о нем разузнать.

Дверь захлопнулась. Виктор прикрыл глаза: этот визит его порядком утомил. Он обдумал услышанное от инспектора. Итак, Лекашеру неизвестно еще о двух убийствах: леди Пеббл и Леонара Дьелетта. Бертиль Пио не рассказала об интересе Жозефа к кварталу Доре. Картинка пока не складывалась, в ней не хватало отдельных фрагментов: в частности, причины такого пристального интереса убийцы к чаше. Быть может, удастся выяснить что-нибудь у Габриэль дю Уссуа… Надо нанести ей визит.

Несмотря на резкую боль, Виктор откинул одеяло и встал, но тут дверь тихо отворилась.

— Я так и знала! Как только полицейский ушел, ты решил удрать. Доктор Рейно запретил тебе подниматься! — воскликнула Таша.

Виктор с обреченным видом улегся обратно в постель.

— Я всего лишь хотел размяться, у меня все тело затекло.

Таша поправила одеяло и погладила Виктора по щеке, разрываясь между гневом и нежностью.

— Тебя могли убить. Почему ты так неосторожен? Ты меня больше не любишь? Представь, каково бы мне было, если бы с тобой что-то случилось?

Ее голос дрогнул, и Виктора это тронуло. Справившись с волнением, он произнес:

— Не надо, Таша. Ты не настолько привязана ко мне. Если бы я умер, ты бы утешилась довольно быстро. Расстроилась бы, конечно, но… Я прочитал вот это. — И он протянул ей сложенный вчетверо листок бумаги.

Она испугалась. Что он себе напридумывал?

— Виктор, ты с ума сошел!

— Нет, дорогая, я в здравом уме. Ты часто встречаешься с художниками… многих давно знаешь, они сыграли определенную роль в твоей жизни. Ничего удивительного, что ты не смогла окончательно порвать… например, с Гансом.

— Ганс?! При чем тут он?

— Я повторяю: ты свободна. И вольна распоряжаться собой. И, хотя мне трудно это принять, я сознаю, что не имею никакого права на… Что с тобой?

По мере того, как он говорил, на ее лице расплывалась улыбка. Она расхохоталась, потом расплакалась.

— Виктор, ты что, опять меня приревновал?! Я говорила себе: ревнует — значит любит. Но сейчас, после почти двух лет совместной жизни…

— Не совместной, а параллельной, — уточнил он.

— Какая разница! Ты до сих пор мне не доверяешь?! Это так больно!

— А знаешь, какую боль причинило мне это письмо?!

Таша вынула из потрепанного кожаного портмоне фотографию темноволосого мужчины лет пятидесяти в шляпе и показала ее Виктору. Потом перевернула снимок, и Виктор прочитал на обратной стороне несколько строк, нацарапанных карандашом:

Tsu dir, mayn zis-lebn, tsit dokh mayn harts. [126]

Посылаю тебе из Берлина мой портрет. Скоро напишу подробное письмо.

Твой любящий отец

Виктор сглотнул. Он узнал почерк.

— Я солгала тебе, это правда, — сказала Таша, пряча фотографию, — не было никакой выставки в Барбизоне. Просто отец просил никому не рассказывать о его приезде — даже тебе. Его ищет царская полиция, и он никому не доверяет.

— Таша, прости меня! Я идиот. Я должен был доверять тебе…

Она пожала плечами и продолжила:

— Если ты будешь постоянно бояться потерять меня, в конечном итоге потеряешь себя.

— Дорогая, торжественно клянусь, с подозрениями покончено! Отныне я…

Она приложила палец к его губам.

— Не торопись. Тебе предстоит серьезное испытание. Я уезжаю.

— Нет!

— Моя мама, Джина, сейчас в Берлине. Она больна. До сих пор о ней заботилась ее сестра Ханна, но сейчас та при смерти. Моя сестра Рахиль замужем, она живет в Кракове, отец уезжает в Америку. Кто позаботится о Джине? Мне придется поехать к ней — и, возможно, надолго. Потом я привезу ее сюда. Ты… ты мне очень нужен.

Он поймал ее за руку и горячо обнял.

— Я идиот. Как это по-русски — дурак? Я куплю тебе билет в Берлин и дам денег, чтобы устроить твою матушку в Париже и помочь твоему отцу с отъездом. Только обещай, что вернешься ко мне.

Они снова обнялись, не замечая, что дверь приоткрылась. Кто-то деликатно кашлянул.

— Прошу прощения, но мне пора возвращаться в отель, — произнес хриплый голос.

Таша отстранилась от Виктора, ее щеки вспыхнули. Мужчины обменялись изучающим взглядом. Пинхас был в точности таким, как на фотографии, только одет по-другому: в бархатные штаны, блузу и кепку.

— Итак, это вы вскружили голову моей дочери! Должен сказать, вы склонны к авантюрам и притягиваете внимание полиции, как собака — блох. А я бы предпочел держаться от нее подальше.

— Таша сказала, что вы собираетесь в Соединенные Штаты. Я бы с радостью помог вам.

Пинхас подмигнул дочери, и та снова покраснела.

— Понимаю… Хотите от меня избавиться, верно?

— Папа! — укоризненно воскликнула Таша. — Прошу тебя, перестань!

— Я ничего ни у кого не прошу, — с достоинством произнес Пинхас. — И привык справляться сам. А твой приятель просто пытается завоевать мою симпатию.

Виктор сел на кровати. Грудь снова заболела.

— Ничего подобного. Я люблю Таша, а вы — ее отец.

— Вы в точности такой, каким она вас описывала. Ладно уж, я приму вашу помощь. Несмотря на сомнительное происхождение этих денег.

— Хотите, чтобы я перед вами оправдывался? Извольте. Я действительно распоряжаюсь акциями, унаследованными от отца. Но не спекулирую на бирже. Моя профессия — книготорговец, и нет ничего предосудительного в том, как я зарабатываю на жизнь.

Таша молча улыбнулась ему. Пинхас насмешливо произнес:

— Месье Легри, я верну вам долг, как только смогу. По правде говоря, я надеялся выпутаться из этой неприятной ситуации, не прибегая к помощи дочери, ибо, как гласит еврейская пословица, «когда отец помогает сыну, оба улыбаются, а когда сын помогает отцу — оба плачут».

— Папа, не будь таким циником, прошу тебя! — воскликнула Таша.

Пинхас потрепал ее по щеке, и Виктор вдруг увидел, как они похожи, хотя у отца волосы были темно-каштановые, а у дочери — рыжие.

— Месье Легри, я уехал из России в 1882 году, после волны погромов, и долгие годы не получал от родных никаких известий. Мои политические взгляды сделали невозможными их поиски, я не имел права подвергать их опасности, потому что слишком дорожил ими: они могли погибнуть по моей вине. Какое-то время я жил в Вильно, где вступил в организацию, которая готовила забастовки рабочих-евреев.

— Подумать только, такого безбожника, как ты, почитали в Иерусалиме и Литве за пророка! — рассмеялась Таша, явно годясь отцом.

— Вы поддерживаете бомбистов? — насторожился Виктор.

— Вовсе нет, я осуждаю терроризм. И категорически против насилия. Мой идеал — справедливость… Но в царской России в отношении евреев применяют жестокие репрессии… Не щадят ни женщин, ни детей. У властей четкий план: треть иудеев обратить в православие, треть убить, остальных заставить покинуть страну. За последние десять лет Одесса, Киев и десятки других городов стали ареной кровавых расправ. Цивилизованный мир возмутился. Был создан комитет помощи иудеям, бегущим из России, его возглавил Виктор Гюго. Я, в свою очередь, организовывал сбор средств. Тайная полиция выследила меня, и мне снова пришлось бежать — на этот раз в Берлин. Там мне удалось увидеться с Джиной, моей женой. Я хотел остаться там и заботиться о ней, но она настаивает, чтобы я нашел для себя более надежное укрытие.

Он тихо вздохнул, отвернулся, взял из стоящей на столе вазы розу и вдохнул ее нежный аромат, словно надеясь рассеять печаль.

— Бывают обстоятельства, которые сильнее чувств, — прошептал он, вытащил из кармана газету и протянул ее Виктору.

— «Либр Пароль»? [127]Что это?

— Новая газета, рупор антисемитизма. Учтите, месье Легри, женившись на моей дочери, вы рискуете нажить себе серьезных врагов.

— За кого вы меня принимаете?!

— За влюбленного. Во Франции пока еще не практикуется физическая расправа над евреями и нет декретов, ограничивающих их права… но всякое может случиться. Люди с древнейших времен нуждались в козлах отпущения, чтобы изгонять собственных демонов.

— Но, папа, мы в демократической стране, Франция — республика, здесь соблюдают права человека. То, о чем ты говоришь, здесь невозможно!

— Ты в это веришь?

— Да, — бросила Таша, выходя из комнаты.

Повисло неловкое молчание.

— Вы знаете легенду о Мелюзине? — спросил Пинхас.

— О фее в обличье получеловека-полузмеи?

— Да, на ней лежало заклятье: она превращалась в змею от талии и ниже каждую субботу. Она согласилась выйти замуж за Раймондина, основателя дома Лузиньянов, при условии, что он никогда не будет входить по субботам в ее спальню. Но Раймондин был слишком любопытен и, подглядев однажды за женой, принимавшей ванну, увидел ее змеиный хвост.