Время Полицая - Айдар Павлов

– На Маакри? В моем доме?

– В твоем, твоем. Дом два, квартира одиннадцать, третий этаж.

– Но как ты в нее попал? – Отцовский бюст вытянулся от изумления, очки сползли вниз.

– Через балкон. Форточка на левом окне.

– Я же сказал прохиндею Ромке по¬чинить форточку.

– Значит, не починил.

– Не может быть! Я говорил ему летом.

– Сочувствую.

– Еще что? Где ты еще был?

– Везде. В Сочи, Крыму. Москве, в доме под Мюнхеном.

– И это всё за две недели?!

– Нет, конечно, это до того как… С прошлого месяца у тебя на Гороховой висит портрет деда в гостиной. Видишь, я везде был.

Губы Палыча открылись, но он не ответил.

– Короче, реальный такой портрет, – продолжал Вадик, полтора метра в длину: мой дед на охоте стреляет фазанов – крутой дедушка. Я хотел его у тебя реквизировать, но ты зажал, не отдал.

– … Не отдал?

– Неа.

Очки отца потихоньку доползли до кончика носа и упали на стол. Это вывело Илью Палыча из сомнамбулического состояния, в которое его вогнали откровения незнакомца.

"Тысяча и одна ночь, – понял он. – Что со мной? Что с ним? Кто он? Откуда столько понахватался? И, мать его, как он похож на свою мать!"

– С дедом у меня было больше общего, чем с тобой, – в резонанс с отцовскими размышлениями подвел черту Вадик.

"Действительно, – мысленно согласился папа, вспомнив старика Романова. – И на деда чертовски похож. Но на Ольгу – вообще – вылитая копия".

– Я человек земной, – виновато пробормотал Романов старший. – Ничего в таких штуках не понимаю…

– В каких штуках?

– Откуда ты все это знаешь? Может, ты гипнотизер? Экстра¬сенс? Кашпировский?

– Нормальный я! Нор-маль-ный!

– Не знаю даже… Ты что, ее… сын? Ольги?

– Я это тебе с самого утра пытаюсь втолковать. Рассказать, как вы познакомились?

– Ну, – кивнул Палыч.

– В метро. Ты только что вернулся со стажировки в Германии, тебе не с кем было переспать, ты спустился в подземку искать девочку. Ты обожал выходить из машины, спускаться в метро с десяткой в кармане и охмурять девчонок чисто собственным обаянием, – считал это круто, брать их не деньгами, не тем, что ты папенькин сынок, а, чисто, самим собой. Я знаю, это классно, потому что сам так делал. Но ты, короче, нарвался на мою маму, влюбился по уши и, чтобы удержать, рассказал ей о папе-прокуроре, своей партийной карьере, ну и… Вы поженились, сделали меня. Через семь месяцев мама умерла в больнице. Ты мне ни разу не говорил, из-за чего.

– Я никому не говорил, из-за чего умерла Ольга, – прошептал потрясенный Илья Палыч. – Никому…

Тяжелую паузу нарушил голос секретарши, раздавшийся из динамика телефона:

– Илья Павлович, срочно…

– Срочно будет, когда я скажу срочно, – глухим голосом ответил батя. – Не мешайте мне.

– Извините…

"Зацепило", – с облегчением заметил Вадик. Папа на глазах превращался в другого человека.

Романов старший вздохнул, словно забрался по лестнице на десятый этаж, и попросил Вадима назвать адрес Крымской квартиры.

– Чехова, восемь – пять, – доложил тот.

– А в Мюнхене?

– Мануэль штрасс, двести сорок два, двухэтажный дом. Рядом с нами живут какие-то опустившиеся эмигранты, писатели, предатели, изображают из себя интеллектуалов.

– Чехова, восемь – пять, – отстранено повторил Палыч, пропустив мюнхенскую информацию без внимания.

– В Крым мы вывозим Олесю, – добавил Вадим. – Каждое лето ее туда…

– Олесю?

– Моя сестра. Родилась тридцатого августа семьдесят четвертого года. У нее, короче, не все дома, она родилась больной. Наташа, твоя жена, думает, что это из-за потусторонних сил, ну, что Олесей управляют разные, там, летающие тарелки, духи, приведения, поэтому человеческого управления она не признает. Они на пару гадают, шаманят… Дурью занимаются.

– Кто?

– Блин, Наташа с Олесей!

Батя смотрел на сына огромными глазами,

– Но Олесю никто не видел, кроме…

– Папы, мамы, брата и бабушки, да?

– Да.

– Так вот, я ее брат. И не смотри на меня как на приведение! Я был единственным человеком, с кем она дружила. Ее никто не понимал, кроме меня, ясно? Кому это надо? Полицаю? Этому ублюдку?!

– … Дружила?

– Представь себе! Что, трудно поверить, Люша? Да? Если ты родилась с заскоком, тебя надо в клетке замуровать? С глаз долой? Чтобы все думали, что ты крутой, реальный, да?

– Вот что, рот заткни, да? – попросил папа и вылез, наконец, из-за стола. – Стаканчик «Бейлис»? – Он подошел к бару.

– Терпеть не могу «Бэйлис».

– А Ольга любила “Бэйлис”.

– Девчонки любят сгущенку.

– Хочешь сигару?

– Хочу.

– Возьми на столе.

Вадик вытащил из коробки отца гаванскую сигару и спрятал ее в кармане.

– Значит, Вадим, я еще могу допустить, что человек способен взять и всех забыть… – Батя хлебнул своей ирландской сгущенки и постучал по виску толстым пальцем. – Но чтобы все вдруг забыли! Сначала я подумал, что тебя подослали. Но таких идиотов, признаться, нормальные люди подсылать не станут.

– Ты мне не поверил?

– А чему прикажешь верить?! Ну, допустим, допустим, все, что ты говоришь, – … – Нужного слова не нашлось.

– Правда, – выручил Вадик.

– Ну, – кивнул отец. – Что произошло-то? Как оно могло…? – Он вновь не подобрал слов и только соединил руки на стакане с «Бейлисом».

– А все просто: лег – заснул – проснулся…

– Гипс?

– Если бы! Пустота. Пустота, папа, ни души. Вспомнить страшно. Настя, моя невеста, с которой мы должны были лететь на Апеннины, сбегает, прихватив с собой тридцать твоих кусков. Вместо тебя по телефону отвечает какой-то кастрат с молокозавода. Раздается телефонный звонок – самое жуткое чудовище на свете по кличке Полицай, которого я не видел с тех пор, как демобилизовался, говорит, что сейчас приедет за деньгами. Я убегаю. Я бегу и не могу остановиться. Понимаешь?… Но больше, папа, больше я бегать не могу, я на исходе. Я задыхаюсь, и мне уже пофиг. Ясно?

– Да, да.

Вадим расстегнул молнию на куртке, чтобы Романов старший увидел торчавший за ремнем револьвер:

– Короче, больше я не бегаю. Если что, я буду просто стрелять, мне пофиг. Сейчас я, вот, пойду, да? Мне надо сейчас идти, – сказал он, отступая к двери. – Не заставляй меня стрелять, папа. Я умоляю, выпусти меня отсюда живым, да?

– Да, да, – зашевелился отец. Он нажал на телефоне соответствующую кнопку и скомандовал: – Надя, скажи Шакирову, чтобы пропустил.

– Kого?

– Вадима, молодого человека, который у меня.

– Хорошо.

Отец убрал палец с кнопки и показал “сыну”, как умеет улыбаться:

– Вот и все дела! Может, все-таки, глоточек «Бейлиса»?

– Нет, нет, я пойду.

– Сигару?

– Я уже взял.

– Сынок… – двусмысленно сорвалось с губ Романова старшего. – Задал ты мне кроссворд. А с пушечкой будь осторожнее.

– Я еще приду. – Вадим вышел из кабинета. – До встречи, Люша.

– И не забудь паспорт, – напоследок напомнил Илья Палыч. – Может, я чем-нибудь и смогу помочь.

Схватив рукоятку Кобры, Вадим прошел длинный коридор офиса. Он ни разу не оглянулся. Парни в белых рубахах не сводили с него взгляда. Запах засады не улетучивался. Тем не менее, пронесло: с нежданным гостем вежливо попрощались и отпустили на волю.

Видимо, первая шашка в игре на выбывание достигла цели – Люша остался в явном замешательстве.

4

Загрузив отца сенсационной информацией, Вадик вышел на Невский, поймал машину и уже через десять минут был на филологическом факультете. Он нашел аудиторию, в которой проходил семинар по немецкому языку для второкурсников, дождался окончания занятий и отловил Настю в коридоре. Увидев Вадима, девушка обхватила пальцами лоб, словно ее мучила мигрень, и качнулась на каблуках.

– Привет, – тихо поздоровалась она.

– Здорово, – ответил Вадик.

– Как ты? Ничего?

– Отлично, – заверил он.

– Я… я рада за тебя.

– Да?

– Нет, я, правда, волновалась, как ты там… Хотела даже вернуться в Таллинн.

– А что помешало?

– Я понимаю, это дико звучит, но… на вокзале меня обобрали цыгане.

– Ну, почему дико? Очень даже правдоподобно. Меня до сих пор обирает одна цыганка. Ты наверняка ее знаешь.

Тем временем однокурсники Насти освободили аудиторию и быстро разошлись. В коридоре остались лишь Вадик с Настей. Как собака с кошкой.

– … Цыганку? – спросила Настя. – Случайно, не Кобру?

– Кобру, Кобру, – кивнул Вадим. – Ты еще не понял, какая у нас узенькая дорожка?

– Нет-нет, прости… – Настя отвернулась. – Я больше в эти игры не играю.

– А я играю.

– Пожалуйста, мне-то что? Ты будешь смеяться, но эта Кобра взяла все твои деньги.

– Правильно, она всегда забирает последние деньги, – не удивился Вадим. – И они не мои, любовь моя, – наши. Ничего, мы еще отыграем, скоро у нас будет столько денег, что….