Корабельные новости - Эн­ни Прул

19 Прощай, «Дружище»

Рус­ский по­бег. За­клю­чен­но­го… при­вя­зы­ва­ют к ох­ран­ни­ку… Для то­го что­бы ос­во­бо­дить­ся, он трет ла­до­ни од­на о дру­гую до тех пор, по­ка край ве­рев­ки не по­па­да­ет ему ме­ж­ду рук. По­том ему ос­та­ет­ся лишь стя­нуть эту ве­рев­ку ни­же, что­бы ух­ва­тить ее паль­ца­ми од­ной ру­ки и про­су­нуть под нее паль­цы дру­гой. По­том за­клю­чен­ный де­ла­ет ры­вок, и… ве­рев­ка со­скаль­зы­ва­ет с его рук.

Ино­гда Терт Карт до­во­дил всех до то­го, что лю­ди пред­по­чи­та­ли спа­сать­ся бег­ст­вом. Был жар­кий без­вет­рен­ный пол­день, ос­то­рож­ное за­ти­шье ме­ж­ду дву­мя воюю­щи­ми по­год­ны­ми фрон­та­ми. Они все втис­ну­лись в гру­зо­ви­чок Бил­ли и по­еха­ли в «Уда­чу Ры­ба­ка», что­бы по­есть ры­бы и чип­сов. Они бе­жа­ли от Тер­та Кар­да, ко­то­рый без­ос­та­но­воч­но че­сал­ся обеи­ми ру­ка­ми. У не­го бы­ла че­сот­ка под мыш­ка­ми.

Они си­де­ли на при­ста­ни, ели из пла­ст­мас­со­вых ко­ро­бо­чек и мле­ли от жа­ры. Ку­ойл ды­шал ртом и жму­рил­ся, гля­дя на свет. Прав­да, Бил­ли Прит­ти пре­дос­те­ре­гаю­ще по­ка­зы­вал им на се­ве­ро-вос­точ­ную часть го­ри­зон­та, где фио­ле­то­вые об­ла­ка на­по­ми­на­ли шел­ко­вый шарф, про­де­тый че­рез об­ру­чаль­ное коль­цо. На юго-за­па­де вид­не­лось со­пер­ни­чаю­щее не­бес­ное во­ин­ст­во: об­ла­ка та­ких фан­та­сти­че­ских форм и раз­ме­ров, буд­то с ни­ми по­ра­бо­тал ка­кой-то не­ис­то­вый ху­дож­ник, за­кру­чи­вая при­чуд­ли­вые вих­ри и не­ве­ро­ят­ные фон­та­ны.

— На этой не­де­ле у ме­ня боль­ше ис­то­рий о сек­су­аль­ном на­си­лии, чем ко­гда бы то ни бы­ло, — ска­зал На­тбим. — Джек дол­жен быть сча­ст­лив. Це­лых семь. Обыч­ные ис­то­рии о мер­зав­цах па­па­шах, раз­вра­щаю­щих соб­ст­вен­ных де­тей; од­на про про­по­вед­ни­ка, рас­тлив­ше­го маль­чи­ка из хо­ра, про слав­но­го доб­ро­го со­сед­ско­го дя­дюш­ку, ко­то­рый под­во­зил де­во­чек в вос­крес­ную шко­лу и уго­щал сла­до­стя­ми тех. Кто сни­мал для не­го тру­си­ки. Есть од­на не со­всем обыч­ная, так ска­зать, рас­кры­ваю­щая тем­ные сто­ро­ны нью­фа­унд­ленд­ско­го ха­рак­те­ра. Про вы­ши­ба­лу из од­но­го ба­ра в бух­те Мис­ки, ко­то­рый пы­тал­ся вы­швыр­нуть ка­ко­го-то пьян­чу­гу. Пьян­чу­га оби­дел­ся, по­шел к сво­ему гру­зо­ви­ку, дос­тал за­мо­ро­жен­но­го мор­ско­го оку­ня из ба­гаж­ни­ка и вер­нул­ся в бар. А даль­ше бы­ло так: он за­ва­лил это­го вы­ши­ба­лу, со­драл с не­го шта­ны и со­вер­шил над ним акт сек­су­аль­но­го на­си­лия по­сред­ст­вом пре­сло­ву­то­го оку­ня. — На­тбим не сме­ял­ся.

— А что та­кое «мор­ской окунь»? — спро­сил Ку­ойл.

Бил­ли от­ки­нул­ся на­зад и зев­нул.

— Да та­кая не­боль­шая ры­беш­ка. Ее мож­но со­лить, жа­рить… В об­щем, что бы ты с ней ни де­лал — это ры­ба.

Они мол­ча смот­ре­ли на над­ви­гаю­щие­ся об­ла­ка. От­кры­тое го­лу­бое про­стран­ст­во по­сте­пен­но по­кры­ва­лось бе­лы­ми за­вит­ка­ми.

— Стран­ное сей­час вре­мя. Стран­ная по­го­да. Пом­ни­те, в по­не­дель­ник был жел­тый день? Не­бо бы­ло мерз­ко­го жел­то­го цве­та, как ста­рая мо­ча. А вче­ра — го­лу­бая дым­ка и гус­той ту­ман. Те­перь млад­ший сын се­ст­ры по­зво­нил из Сент-Джон­са и ска­зал, что у них на ули­цах с не­ба па­да­ли за­мерз­шие ут­ки. Це­лых во­семь штук. С перь­я­ми и за­кры­ты­ми гла­за­ми, буд­то они спят. Но все твер­дые, как лед. Ко­гда про­ис­хо­дят та­кие ве­щи — жди бе­ды. Как та ис­то­рия, ко­то­рую я вче­ра ус­лы­шал по те­ле­фо­ну. Де­ло бы­ло там же, где слу­чи­лось про­ис­ше­ст­вие с оку­нем, в бух­те Мис­ки. Нет, над этой бух­той сей­час точ­но бро­дит что-то ас­т­раль­ное. Не удив­люсь, ес­ли у них то­же нач­нут с не­ба па­дать ут­ки.

— Рас­ска­зы­вай, что за ис­то­рия, — ска­зал На­тбим, каш­ляя в труб­ку.

— Да, в об­щем, ни­че­го осо­бен­но­го. Про­сто она еще раз до­ка­зы­ва­ет, что с бух­той Мис­ки про­ис­хо­дит что-то не­лад­ное. Мне рас­ска­за­ли это в бе­ре­го­вой ох­ра­не. Жен­щи­на, мать тро­их де­тей, взя­ла ме­тал­ли­че­ский дер­жа­тель для по­ло­тен­ца и по­шла к сво­ей баб­ке. Из­би­ла ее, по­том по­дожг­ла дом. По­том-то ее вы­та­щи­ли, но бед­ная ста­ру­ха вы­гля­де­ла, как тю­лень, с ко­то­ро­го со­дра­ли ко­жу, да и об­го­ре­ла она силь­но. А на кух­не по­жар­ные на­шли на­стоя­щий клад: в вед­ре под ра­ко­ви­ной бы­ло спря­та­но на три­ста дол­ла­ров цер­ков­ных цен­но­стей, ук­ра­ден­ных из Уол­вор­та в те­че­ние про­шло­го го­да. Обе ва­лят ви­ну друг на дру­га.

— А у ме­ня на этой не­де­ле нет ав­то­мо­биль­ных ава­рий, — ска­зал Ку­ойл, по-преж­не­му не в си­лах за­быть ту, един­ст­вен­ную. Лег­кий бриз про­нес­ся над во­дой и за­тих.

— Ну да, — ска­зал На­тбим. — Где гус­то, а где пус­то. У ме­ня вот со­бра­лась це­лая ку­ча этих мерз­ких ис­то­рий про из­на­си­ло­ва­ние, за­то поя­ви­лась од­на из луч­ших тем по за­ру­беж­ным но­во­стям: за­кон­чил­ся суд над лес­би­ян­кой-вам­пир­шей. Толь­ко се­го­дня ут­ром пе­ре­да­ли.

— Вот и хо­ро­шо, — ска­зал Ку­ойл. — Мо­жет быть, ра­ди этой но­во­сти Джек от­ка­жет­ся от ава­рий. А фо­то­гра­фии есть?

— Зна­ешь, по ра­дио их по­лу­чить до­воль­но труд­но, — ска­зал На­тбим. — И я очень со­мне­ва­юсь, что Джек от­даст ме­сто ав­то­ка­та­ст­роф ра­ди ка­кой-то ав­ст­ра­лий­ской ис­то­рии. Это та­кой по­ря­док: в га­зе­те долж­на быть ис­то­рия про ава­рию и фо­то­гра­фия на пер­вой стра­ни­це. Ес­ли ни­кто ни­ку­да не вре­жет­ся до пя­ти ча­сов ве­че­ра, те­бе при­дет­ся по­ис­кать что-ни­будь в кла­до­вой Тер­та Кар­да. А у те­бя го­то­вы ко­ра­бель­ные ис­то­рии? — В этом был весь На­тбим.

— Да. — Ку­ойл слиз­нул кет­чуп с крыш­ки ко­ро­боч­ки и свер­нул уз­лом сал­фет­ку. — Ис­то­рия о лод­ке, взо­рвав­шей­ся в бух­те По­ги­бе­ли во втор­ник.

Бил­ли по­тя­нул­ся и зев­нул. Его смор­щен­ная шея ка­кое-то вре­мя ос­та­ва­лась вы­тя­ну­той.

— Я чув­ст­вую, как ме­ня­ет­ся вре­мя го­да, — ска­зал он. — Как над­ви­га­ет­ся дру­гая по­го­да. Это зна­чит, что при­шел ко­нец жа­ре. По­ра мне со­би­рать­ся на При­сталь­ный ост­ров и при­вес­ти в по­ря­док мо­ги­лу мое­го бед­но­го от­ца. Три го­да я уже это­го не де­лал. — В его сло­вах скво­зи­ла грусть. Бил­ли был чем-то по­хож на кон­верт: ино­гда кар­ма­шек при­от­кры­вал­ся и его сущ­ность чуть вы­гля­ды­ва­ла на­ру­жу.

— Ка­кой жа­ре? — пе­ре­спро­сил Ку­ойл. — Се­го­дня пер­вый день, ко­гда ста­ло те­п­лее че­ты­рех гра­ду­сов по Цель­сию! Дождь все вре­мя на гра­ни пре­вра­ще­ния в снег. А где на­хо­дит­ся При­сталь­ный ост­ров?

— А ты не зна­ешь? — Бил­ли ус­мех­нул­ся и взгля­нул свои­ми прон­зи­тель­ны­ми го­лу­бы­ми гла­за­ми. — Миль пят­на­дцать к се­ве­ро-вос­то­ку от уз­кой час­ти про­ли­ва. Ко­гда-то во­круг не­го хо­ди­ли ки­ты, так что кто-то зо­вет его Ки­то­вым. Но для ме­ня он все­гда был При­сталь­ным ост­ро­вом. Хо­тя в са­мом на­ча­ле ка­ких толь­ко имен ему не да­ва­ли. Кра­си­вое ме­сто. Да­же дос­то­при­ме­ча­тель­ность, Ку­ойл. — По­след­ние сло­ва бы­ли поч­ти драз­ня­щи­ми.

— Я бы хо­тел его уви­деть, — ска­зал Ку­ойл, ко­то­рый толь­ко что на­шел ко­роб­ку с са­ла­том. — Я ни­ко­гда не был на ост­ро­ве.

— Не го­во­ри глу­по­стей. Ты сей­час на ост­ро­ве, по­смот­ри на кар­ту. Ес­ли хо­чешь, мо­жешь по­ехать со мной. Те­бе на­до знать При­сталь­ный ост­ров. Это важ­но. В суб­бо­ту, ут­ром. Ес­ли по­го­да бу­дет нор­маль­ной, я по­еду ту­да в суб­бо­ту.

— Я по­еду, ес­ли смо­гу, — ска­зал Ку­ойл. — Ес­ли те­туш­ка не за­пла­ни­ро­ва­ла для ме­ня ни­ка­ких под­ви­гов. — Он про­дол­жал вгля­ды­вать­ся в за­лив, буд­то бы ждал ка­кой-то ко­рабль. — Тут вче­ра дол­жен был дрей­фо­вать гру­зо­вой ко­рабль, пе­ре­во­зя­щий га­зе­ты. Я со­би­рал­ся о нем на­пи­сать. — С по­яв­ле­ни­ем об­ла­ков ста­но­ви­лось все тем­нее.

— Я его ви­дел. Го­во­рят, там что-то слу­чи­лось.

— По­жар в ма­шин­ном от­де­ле­нии. При­чи­ны не­из­вест­ны. Ди­ди Ша­вел го­во­рит, что пять лет на­зад он ни за что не стал бы сю­да за­хо­дить. То­гда боя­лись мя­те­жей и го­ло­да. А те­перь здесь есть до­ки для ре­монт­ных ра­бот, скла­ды, гру­зо­вые тер­ми­на­лы, по­это­му они ста­ли сю­да за­хо­дить. Вер­фи пла­ни­ру­ет­ся рас­ши­рить еще боль­ше.

— Да, толь­ко так бы­ло не все­гда, — ска­зал Бил­ли Прит­ти. — Якор­ная Ла­па со­стоя­ла из па­ры на­сти­лов для ры­бы да два­дца­ти до­мов. Са­мым боль­шим пор­том, до са­мо­го окон­ча­ния Вто­рой ми­ро­вой, бы­ло это са­мое гад­кое ме­сто — бух­та Мис­ки. И там бы­ло жар­ко: боль­шие бое­вые ко­раб­ли, тан­ке­ры, гру­зо­вые су­да, во­ен­ный транс­порт и все та­кое. По­сле той вой­ны там тишь да мут­ная во­да. И тут по­яв­ля­ет­ся Якор­ная Ла­па, и все сра­зу ме­ня­ет­ся. Да­вай­те спро­си­те ме­ня, по­че­му.