Поймать лаптем удачу (СИ) - Смирновская Маргарита

— Знаешь, а я ещё пункт в наш договор включу. Моя жена не должна пить спиртное, вообще ни грамма! Вика, тебе пить совсем нельзя! Ты понимаешь, совсем!

— Извини, я не помню, как я оказалась у тебя…

— Я могу предположить. Ты на автомате приехала на старый адрес, покуролесила. Зато мне приятно. А ты влюблена в меня оказывается!

— Как?

Я покраснела. Нет. Он прав, есть я не хочу.

— Так! Ты замуж за меня выходишь! А вот! — Гущин достал с полки два листа с моими росписями во всех местах, где можно было мою подпись уместить. — Ты подписала договор. Я попросил поставить подпись на каждой бумажке, а ты их наставила везде, где можно.

Я вздохнула. Ладно, хотя бы только это.

— А потом… — Гущин замолчал. — Ладно, пропустим.

Он меня жалеет, или это не смешно?

— Что?

Я пылала от стыда, как монашка на приёме у гинеколога.

— Ничего. Пей.

Он издевается?!

— Что я наделала?!

— Ну, скажем, ничего. Всё? Успокоилась?

— Гущин! Что я наделала?

— Я же сказал, ничего!

— А что у тебя вид такой довольный? Я переспала с тобой, да?!

Я встала из-за стола, готовая уйти под ледяной душ и там умереть навсегда. Но Гущин заржал.

— Ты себя помнишь утром? Как я с такой буду спать? А ты что, правда решила, что переспала?

Меня вот уже второй раз так окатили, не знаю чем… водой или помоями. Я стояла как зомби, а Гущин ржал. Действительно, с чего я взяла, что каждый парень со мной жаждет переспать? Первый за эту неделю мне дал это понять Павел Высоковский, за ним не отстал его брат, а теперь и Гущин. Зачем ему деревенщина, когда к нему толпой домой модели ходят?

— Вы все такие уроды! — Я в Гущина запустила чашку с остатками от кофе. — Терпеть вас не могу! — Я запустила в него маслёнку.

— Вика! — Гущин вскочил. — Ты ещё пьяная, что ли?!

— В вас стрелять надо! — Гущин успел увернуться от тарелки из под ломтиков хлеба.

— Опять!

Я не поняла его «опять», но он меня поднял и насильно отнёс в свою комнату. Он бросил меня на кровать и гневно спросил:

— Вика, что происходит? То ты сходишь с ума от мысли, что переспала со мной, то ты устраиваешь истерику, что нет! Хочешь — переспим. Я не против!

— Иди к чёрту! Гущин, ты идиот!

Я не знаю, плакала я или смеялась. А Серёжа взлохматил кудрявую чёлку и прошёлся по комнате, словно собираясь с мыслями.

— Так. Переспать ты не хочешь, но была уверена, что мы переспали, так?

— Нет!

— Так! — перебил он меня. — Ты стояла как девочка, которая впервые увидела голого мальчика.

— Дебил!

— Похоже. Я понял! Эврика! Ты вчера жаловалась, что Высоковский — гей, что он не переспал с тобой!

Нет! Не может быть! Неужели я ему это рассказала!

— Это получается, ты думала, что любой парень, оказавшийся от тебя в пяти метрах, желает переспать с тобой, а на самом деле вышло всё не так, как ты ожидала. Один оказался геем, а другой — дебилом, что не воспользовался моментом!

— Гущин, еще слово…

Я держала в руках его электронный будильник. А Серёжа спокойно сказал:

— Присядь. — И сам сел на край кровати. — Жаль, что я не пью… Ладно, начнём.

Я села, злая сама на себя. Какая же я дура, безмозглая дура! С Гущиным надо было быть осторожнее, а я выдала даже то, о чем с парнями не говорят.

— Вика, если тебя интересует, хочу я тебя или нет, то ответ положительный. Но это совсем не значит, что я буду спать с тобой, когда ты в пень пьяная. А потом я привык, когда девушка сама предлагает. Уламывать — не мой конек, сама знаешь. А про Высоковского я ничего не знаю! Хватит меня про него допрашивать, спроси его сама? Но есть догадка, логическая…

— Ка… какая?

Неужели я ночью его замучила вопросами про Высоковского? Я Гущина спрашивала, почему со мной не переспал Высоковский?! Вот блин, я и напилась!

— Логическая. Надо быть самоубийцей, чтобы под дулом пистолета решить предложить тебе заняться сексом. Ты об этом не думала?

Я засмеялась. Правда, почему я об этом не подумала?

— Да и сразу тебе говорю, я — не гей! А теперь, мы едем в офис, или ты уже раздумала?

— Куда?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— К тебе на работу.

— Зачем?

— Сейф вскрывать.

— Но шифр в сумке…

Что?! Я ему всё рассказала?!

— Да. Ты мне все рассказала. Шифр ты написала. Вот.

Он мне протянул лист из блокнотика. Там был написаны цифры, и я могу поклясться, что они верные. Но как?! Я его помню, но смутно. Я не уверена, что по трезвому смогу его верно написать. За шифром были два сердца с буквами «С» и «М».

— Это что? — спросила я Серёжу.

— А я знаю?! Себя спроси. Так едем или нет?

— А план у нас какой?

Мне даже стало любопытно, что мы с ним придумали.

— Ты, всё-таки ничего не помнишь. Через запасной ход проникнуть в офисы, у дежурного выкрасть ключ от кабинета Высоковского, туда пробраться, пока я заговариваю охрану, ты открываешь сейф, ну а дальше — вторая часть плана.

— Какая?!

— Вторая. И не очень хорошая.

— Что за часть?

— Мы едем к Высоковскому-младшему, ты отдаёшь ему документы, забираешь травматик и им же его убиваешь. Правда, я смысл не понял, зачем надо столько стараться и рисковать, если ты просто хотела убить его? Лучше я распечатаю ему «Анну Каренину», последнюю главу, а мы скажем Михаилу, что эти документы меняем на наши вещи. Сто пудов даю, он поверит и отдаст травматик!

— Едем в офис. Но без второй части. Убивать я его не буду.

Неужели я его уже простила? Нет-нет! Я что-нибудь с ним сделаю другое!

— Ну, ты хотя бы его кофе облей! Меня же облила…

Я Серёжку крепко обняла.

— Спасибо! Ты настоящий друг.

— Ну, с этим заявлением ещё поспорить можно.

Гущин поднялся, снял с обезьянки бейсболку и кинул мне.

— Держи! А кроссовки мои наденешь. А то будет странно, что парень на шпильках идёт.

Глава 8.2

Мы сели в такси и молча проехали полдороги. Потом я вспомнила, что Сергей прав: я совсем его не знаю, и решила наверстать упущенное.

— Серёж, а зачем ты со мной нянчишься?

Неудачное вышло начало разговора. Серёжа сделал хитрое лицо, приподняв одну бровь, ответил:

— Есть выгода. Во-первых, моральное удовлетворение, благодетель, рай на земле…

— После смерти.

— Не будем о смерти.

— Я серьёзно!

— Это было, во-первых. А во-вторых, ты прикольная. Это тоже удовлетворение. Ну а третье — я журналист…

— Гущин, я серьезно!

Надоели его приколы!

— Я тоже! И я — Серёжа. Ты меня только что назвала Серёжей. И я журналист. Мне интересно вести дело Высоковских, поэтому я с тобой еду.

Я терпеть не могу, когда мне в глаза врут.

— Да какой ты журналист, Гущин! Ты клоун с неразвившейся болезнью дауна!

— Вот спасибо! И кто мне говорит? Девушка с психическими отклонениями из-за гормонального нарушения.

— Что ты бормочешь?! — Я его толкнула в бок локтём. — Гущин, я серьёзно. Я хочу знать про тебя…

— А зачем?

Опять играет!

— Затем! Почему ты по скайпу с девчонками общаешься, и кто те… — хотела сказать, выдры — девушки, что уходили от тебя?

— Это допрос или ревность?

— Нет, Гущин! У нас с тобой ничего не получится!

Я отвернулась к окну, чтобы дать ему понять, что не хочу продолжать тему.

— А-а! — протянул Серёжа и уже серьёзно продолжил. — Я действительно журналист РКН. Я на заводе работал по поручению нашего начальства. Через месяц мой срок заканчивается, и я на волю пойду. А девчонки — это мои подсобники по сбору информации. Те, что были вчера, модели, даже странно, что ты их помнишь. Они приходили фотографироваться.

— Ночью.

— Но ты же пришла ночью!

— Я домой шла.

— А пришла к парню.

— Кто ночью фотографируется?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Они. Для эротического журнала.

— А ты фотограф!

Что я так злюсь, ну подумаешь, он девок привёл!

— Да, я фотограф!

— Хватит врать! Гущин, да неинтересно мне с кем ты… фотографируешься!