Мечта цвета фламинго - Светлана Демидова

Складывая ненужные прибамбасы в сразу разбухший полиэтиленовый пакет, она усмехнулась. Кто бы видел, что она сейчас делает! Ей почему-то вспомнилась классика, «Пиковая дама», и именно то, как Герман оказался невольным свидетелем «отвратительных таинств» туалета старухи-графини. Оказалось, что у нее, Фаины, тоже есть таинства, но ее цель велика, она оправдывает средства, и потому ее таинства, конечно же, не столь отвратительны, как классические.

Она оглядела себя в зеркало. Пожалуй, лифчик лучше вообще снять. Все равно от него никакого толку, зато сквозь тонкую ткань салатного цвета шелковой блузочки сразу кое-что проступит. Она запихнула снятые трусы в пакет, поправила новые, расстегнула пуговки на блузке, практически на две трети, провела щеткой по волосам, выкрашенным в светло-русый, под Муромцеву, цвет и походкой «от бедра» вышла из ванной.

Виктор стоял у дверей с ее сумочкой в руках.

– Я провожу, – сказал он. – Уже поздно.

Фаину будто неожиданно стукнули по голове. В глазах потемнело от унижения, но она заставила себя среагировать адекватно. Может, он еще не успел увидеть ее призывно расстегнутую блузку? Она повесила пакет на ручку двери ванной у себя за спиной, изогнувшись так, что блузочка еще более распахнулась, и маленькая, но неплохой формы грудь оказалась прямо перед его глазами. Виктор с места не двинулся, хотя «нечаянно» обнажившиеся Фаинины прелести, конечно, заметил, поскольку весьма густо покраснел.

– Витя, уже и метро закрыто, – напомнила она ему.

– Поэтому я и собираюсь тебя провожать, – буркнул Виктор, старательно отводя глаза от распахнутой блузочки салатного цвета.

– Зачем ты так? – проскулила Фаина. На глаза ее навернулись горькие слезы стыда, но она решила сегодня пойти до конца. Когда еще представится такой случай? – Ты же знаешь, что я… – Она вскинула на него слепые от заполнившей их влаги глаза.

– Не надо ничего говорить, – безжалостно перебил ее Виктор. – Ничего не может быть. И ты об этом знаешь.

– Ты любишь ее?

– Люблю, – впервые произнес это слово по отношению к Нине ведущий инженер Лактионов. – И ты тоже это знаешь. И все знают…

– А ей все равно! – вскричала Фаина. – Неужели ты такой дурак, что не видишь на ней новые дорогие украшения, красивую одежду? Она же в содержанках у этого Иннокен…

Фаина поперхнулась отчеством Тарасова, потому что Виктор залепил ей звонкую пощечину. Она сразу как-то по-старушечьи взвыла и, закрыв руками лицо, опустилась на ящик для обуви. Лактионов тут же присел рядом, пытаясь отнять ее руки от лица.

– Ну… прости меня, Фаина… Я не хотел… Я негодяй… Прости…

Фаина, тут же перестав плакать, поняла, что это ее шанс, который упускать нельзя. Она обвила шею Виктора обеими руками и прижалась к его груди. На какое-то время ведущий инженер Лактионов замер, Фаина тут же схватила его руку и положила себе на грудь. Наверно, она поторопила события, потому что Виктор вскочил с ящика, помотал головой, очевидно, стряхивая наваждение, и проревел:

– Быстро застегивайся, и я отведу тебя домой!

– Ни за что! – отчеканила Фаина. – Ни за что я не пойду с тобой домой! Я сама!

– Уже первый час ночи, – пытался сопротивляться Виктор.

– Мне плевать, какой сейчас час ночи, понял! – сквозь зубы проговорила уязвленная и раздавленная Фаина, путаясь в петельках блузки. Наконец справившись с ними и застегнувшись так, что одна ее пола оказалась короче другой, она схватила пакет с уликами в одну руку, сумочку – в другую и бросилась к двери.

– Нинка еще посмеется над тобой! – бросила она Виктору с порога. – Сама того не понимая, она еще за меня отомстит!

Фаина шла по пустынным улицам и думала о своей горькой судьбе. Неужели она до такой степени неинтересна как женщина, что мужчина может вот так, запросто, от нее отказаться? Что ему стоило обнять ее? Она доказала бы, что хотя бы в постели ничуть не хуже Нины. Она так любила бы его, что он забыл бы и думать о Муромцевой. Фаина вспомнила, как после институтского распределения в первый раз пришла в лабораторию и увидела Виктора. Тогда он ей не очень понравился: взлохмаченный, мрачный и очень ядовитый. Ему поручили научить ее работать на микроанализаторе, но они оба не справились с отведенными им ролями учителя и ученицы. Она, увидев три шкафа с кнопками, ручками, тумблерами, дрожащими стрелками, мигающими индикаторными лампами и с бешено скачущими в окошечках цифрами, испугалась сразу и навсегда. Вмиг возненавидя эти шкафы, она никак не могла запомнить ни порядок смены образца в вакуумной колонне, ни что за чем включать, ни бессмысленного, как ей казалось, набора букв компьютерной программы. Она сразу возвела перед собой стену, которая называлась «нежелание понять». Пробить ее Виктор так и не смог. Он волновался, раздражался, злился на себя за это раздражение, на Фаину за ее бестолковость, но научить ее работать так и не смог. Все по очереди: и начальник лаборатории Сергей Игоревич, и Нина, и Валентина, и даже Голощекина – тоже пытались помочь Фаине освоить анализатор, но они не знали, что она осваивать его не собирается. Она очень скоро поняла, что в лаборатории полно другой работы, на которую она вполне годна, и незаметно подвела всех к мысли, что рентгеновский микроанализ вполне без нее обойдется, а вот по части составления самого разного рода документации ей равных нет. Когда Фаину, к ее удовлетворению, наконец отлучили от анализатора, она в спокойной, без нервозности, обстановке и разглядела Виктора. И чем дольше она на него смотрела, тем больше он ей нравился: хорошего роста, широкоплечий, с неброским, но приятным мужским лицом без знойности, как у Морозова, и без налета той самой гнилой интеллигентности, которая, с точки зрения Фаины, очень портила начальника. Настоящий мужик. С одной стороны, настораживало, что у него никогда не было постоянной подруги, с другой стороны – это как раз и открывало перед Фаиной самые широкие перспективы.

Надо сказать, что широта перспектив на протяжении довольно длительного времени никак не желала сужаться. Виктор на Фаину обращал ровно столько же внимания, сколько на начальника, Валентину или Юру Морозова. Это радовать не могло, но тогда они были еще молоды, Фаина утешалась в объятиях временных кавалеров и ждала своего часа. Когда выяснилось, что ни один временный кавалер и не собирается становиться постоянным, Фаина встревожилась: время уходит, и без того не слишком выразительное лицо блекнет. Так можно и к Виктору опоздать. Кому нужна перезрелая девица? Она начала оказывать Лактионову материальные знаки внимания, как то: в обеденный перерыв угощала собственноручно приготовленными сложными бутербродами и своими фирменными ватрушками, связала на двадцать третье февраля пушистый мохеровый шарф и постоянно брала в долг деньги, хотя ей и не было это нужно. Ей казалось, что чем чаще она вертится у него перед носом, тем быстрее подведет к осознанию необходимости ее постоянного присутствия рядом. Нематериальные знаки она ему тоже оказывала: бросала пылкие взгляды, изо всех сил прижималась в танцах на вечеринках и праздниках лаборатории, и каждый раз, беря у него в долг ненужные ей деньги, слегка пожимала, как бы в благодарность, его пальцы своими. Инженер Виктор, ставший уже к тому времени ведущим, ни на какие ее знаки внимания не реагировал. Именно тогда Фаина и заметила, что он очень остро реагирует на Нину Муромцеву, которая ему не оказывала абсолютно никаких знаков, и в ее сердце поселилась постоянная, изматывающая душу ревность.