Сошедший с рельсов - Джеймс Сигел
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поздно вечером я приехал в Меррик.
Так поздно, чтобы меня никто не заметил. Прошмыгнул по подъездной дорожке и скользнул в заднюю дверь дома 1823 по Пейл-роуд. Диана бросилась ко мне, и мы держали друг друга в объятиях, пока у меня не затекли руки.
* * *– Ты знаешь, что числишься пропавшим без вести? – спросила жена.
– Да. Ты, случайно, не…
– Нет. Я сказала следователям, что мы расстались и я не представляю, где ты. Я подумала, лучше придерживаться этой версии, пока ты не объяснишь, что к чему.
Я вздохнул с облегчением:
– Хорошо. Мне надо с тобой поговорить.
– Подожди минуту, – ответила Диана. – Полицейские нашли кое-что из твоих вещей.
– Часы?
– Нет.
Она сходила на мансарду и принесла кейс.
– Я забрала его сегодня в участке. Он хранился в гостиничном сейфе.
Мой кожаный кейс.
Тот, что я отдал Васкесу в испанском Гарлеме.
«Да, – подумал я, – если некое лицо накопило много денег и желает их куда-то пристроить, кроме банка, потому что не совсем годится в банковские клиенты, да и банкам не слишком доверяет, тогда это лицо скорее всего предпочтет гостиничный сейф, тем более, что он находится под приглядом приятеля и партнера».
– На нем стоит твое имя.
Золотое тиснение. Ясное, как день, невзирая на то что покрыто тонким слоем белой пыли. «Чарлз Барнет Шайн».
– Очень тяжелый. Что ты в нем хранишь?
Я хотел открыть и продемонстрировать, но кейс оказался запертым.
Я помнил, что для приведения в действие замок следовало запрограммировать трехзначным числом. Чего я никогда не удосуживался делать.
Я направился к кухонному столу за ножом и замер на полдороге.
Полез в карман, достал визитку Васкеса и посмотрел на обратную сторону.
Двадцать два справа.
Тридцать семь слева.
Двенадцать справа.
Я вернулся к кейсу и покрутил крохотные цилиндрики. Замок приветливо щелкнул.
В кейсе покоились сотни тысяч долларов.
Да, на все имеются причины, Диана права.
* * *Мы говорили.
И говорили.
Мы проговорили до утра.
Я поведал Диане о своем плане. Сначала она даже не поверила, решила, что неправильно поняла:
– Ты серьезно, Чарлз?
– Диана, понимаешь, все считают, что я умер. Пусть так и останется.
Я рассказал ей про музыкальную студию «Ти энд ди». Про то, что в моей компании ведется расследование и можно не сомневаться: в скором времени мне предъявят обвинение.
Диана заварила кофе.
Мы обсуждали наше будущее. Гадали и так и так.
Первый вариант. Утром я иду в полицейский участок и сдаюсь. Мы нанимаем адвоката, судимся, и не исключено, что проигрываем. Ибо вывернуться после того, как присяжные заслушают магнитофонную пленку, на которой я более или менее внятно прошу Уинстона совершить убийство, будет трудновато. Так что пятнадцать лет мне обеспечено. Ну, может быть, десять, если скостят за хорошее поведение.
Но мне грозит обвинение и за растрату.
В общем – от десяти до пятнадцати. Не самый долгий на свете срок. Скажем прямо, переносимый. Согласен. Но не стоит забывать еще об одном приговоре.
О том, который вынесен Анне. Бессрочном, хотя всегда есть надежда, что в небесной канцелярии отменят исполнение казни. Что, впрочем, случается редко. А это значит, дочь может не дождаться меня из тюрьмы. Потому что не будет денег на лечение.
Я живо представил. Вот в тюрьму приходит письмо, и я читаю: «С прискорбием извещаем, что вчера скончалась ваша дочь Анна…» Вот я прошу отпустить меня на похороны, но мне отказывают. И я сквозь пластиковую перегородку смотрю в опустошенное лицо Дианы, когда она в очередной раз приходит на свидание.
Второй вариант. Будущее в другом месте. С другими именами.
Возможно такое? А почему бы и нет? Случается, целые семьи попадают под действие программы защиты свидетелей и получают новые фамилии и новые жизни.
Конечно, нас не собиралось прятать правительство. Наоборот, это я предлагал от него спрятаться. От полицейского управления Нью-Йорка. Ото всех и навсегда.
В конце концов все свелось к одному. К вопросу об Анне.
И мы остановились на втором варианте.
Сошедший с рельсов. 46
На рассвете я ушел из дома.
Но прежде, чем переступил порог, минут двадцать держал в объятиях Диану. А еще до этого – на цыпочках поднялся наверх и взглянул на дочь.
Она крепко спала, закрыв лицо рукой, словно пыталась отогнать дурной сон. Я мысленно с ней попрощался.
* * *Моей целью было убраться подальше от того места, где я жил.
Я сел в шестичасовой междугородний автобус, который направлялся в Чикаго, – я решил: город не хуже любого другого.
Рядом со мной оказался худющий нервный студент-юрист, он ехал в Северо-Западный университет.
– Майк, – представился он.
– Лоренс, – ответил я. – Можешь звать меня Ларри.
Так я впервые воспользовался новым именем, произнес его вслух. Оно прозвучало дико, словно я в зеркале увидел себя с бородой. К новому имени предстояло привыкнуть.
Майк был любителем спорта и после получения диплома собирался стать спортивным агентом. Я уже открыл рот, намереваясь сказать, что могу ему помочь, ибо годами снимал спортсменов в рекламе и знаю пару-тройку агентов, но вовремя сдержался. Отныне я не имел ни малейшего отношения к рекламе. Отныне я никого не рекламировал. И это заставило задуматься, чем я в таком случае занимаюсь: вдруг спросят. И чем займусь в Чикаго.
В свое время я получил учительский диплом Куинс-колледжа, но не потому, что хотел преподавать, а потому что не представлял, кем вообще могу работать. А потом пошел в рекламу. Теперь мне предстояло решить, чем я буду зарабатывать на жизнь.
В автобусе я несколько раз засыпал. Мне приснился Уинстон. Он сидел в моем прежнем кабинете, и мы обсуждали шансы «Янки» в предстоящем сезоне. Затем Уинстон услышал, как залаяла собака, и ушел. Я проснулся. Майк как-то странно смотрел на меня, и я испугался: уж не разговаривал ли во сне? Но студент только улыбнулся и предложил мне половину сандвича с тунцом.
В Чикаго я пожал ему руку и пожелал удачи.
– Обоюдно, – ответил Майк.
И я подумал, что удача – это именно то, что мне теперь нужно.
* * *Я нашел квартиру в доме на берегу озера.
Я взял с собой достаточно денег. Более чем достаточно для прокорма и арендной платы: в кейсе оказалось 450 тысяч долларов.
По соседству жили в основном украинцы.
Когда погода была хорошей, соседи сидели на маленьких верандах, а их дети катались на велосипедах или играли в стикбол[55]. Через месяц после того, как я переехал, соседи всем кварталом устроили вечеринку. Ко мне постучал лысый дородный украинец и спросил, буду ли я участвовать.
Я дал ему двадцать долларов, и он остался вполне доволен. И сказал, чтобы я подходил попозже.
Но я не собирался веселиться. Хотел отсидеться дома с «Чикаго сан таймс». Поток статей о взрыве в отеле «Фэрфакс» поиссяк. Теперь об этой трагедии писали один или два раза в неделю. В свежем номере печатали обновленный список жертв. И хотя я ожидал увидеть свою фамилию, не сомневался, что увижу, все равно, глядя на траурные буквы, чуть не выронил чашку с кофе. Моя фамилия переместилась из списка без вести пропавших в список погибших. Теперь я официально стал мертвым.
И еще одно имя появилось в скорбном списке. Рауль Васкес. Наконец опознали и его.
Я подошел к окну. С улицы в комнату доносились музыка и смех. И я вдруг почувствовал, насколько одинок.
Я спустился на улицу.
Местный оркестрик наигрывал украинские мелодии. Я решил так, поскольку все вокруг напевали, а человек двадцать даже отплясывали. На тротуарах стояли переносные жаровни. Женщина предложила мне что-то вроде колбасок в тесте. Я поблагодарил и откусил кусок.
И тут ко мне направился полицейский:
– Эй, послушай.
У меня все похолодело внутри. Я почувствовал сильнейшее желание бежать – бросить сандвич и припуститься наутек.
– Эй! – повторил полицейский и что-то мне протянул.
Пиво.
Он был не на дежурстве, он жил по соседству и всего лишь проявлял дружелюбие.
Я вздохнул с облегчением. Впервые с тех пор, как приехал в Чикаго. Расслабился и до полуночи не уходил с улицы. Пил пиво, ел колбаски и хлопал в ладоши под музыку.
* * *Раз в неделю я звонил Диане на сотовый. Из телефона-автомата на всякий случай.
Раз в неделю спрашивал, как поживает Анна. Жена вздыхала и отвечала:
– Так трудно ничего ей не рассказывать. Вот вчера опять…
Продолжать не было необходимости.
Я отчетливо представлял, как Анна часами сидит в своей комнате перед компьютером. Она не выходила у меня из головы. Как и Уинстон.
Спустя несколько недель после моего удаления в Чикаго жена сказала:
– Они хотят, чтобы я заказала по тебе панихиду.
– Кто? – не понял я.
– Тетя Роза, Джо и Линда… Я им говорила, что ты пропал без вести. Что пока о твоей гибели официально не сообщат, я буду жить надеждой. Но Джо говорит: «Ты себя обманываешь». Мол, прошло слишком много времени и пора посмотреть правде в глаза. Я ответила, чтобы он занимался своими делами и не лез в чужие, и он, кажется, обиделся. Похоже, все родственники мной недовольны. Считают ненормальной и не хотят общаться.