Искусство наступать на швабру - Елизавета Абаринова-Кожухова

– Посмотрим только, нет ли где пустых бумажек, – добавила Надя.

Когда все пачки были просмотрены, Петр Петрович вместе с обеими дамами закидал их обратно в сумку, каковую вручил Василисе Николаевне, а сам, торопливо простившись, предпочел покинуть ресторан.

Между тем обеденное время подходило к концу, и зал стремительно пустел. Инспектор Столбовой удалился сразу же за Петром Петровичем, следом за ним расплатились и ушли бизнесмен Ерофеев и баронесса фон Ачкасофф, лишь доктор Серапионыч остался, чтобы в одиночестве насладиться чашкой крепкого чая с добавкой из заветной скляночки.

Увидев, что Надя еще не ушла, доктор прямо с чашкой направился к ее столику:

– Здравствуйте, Надюша! Добрый день, госпожа... э-э-э...

– Василиса Николаевна, – подсказала Чаликова.

– Василий Николаевич, – представилась Надина подруга и на манер шляпы чуть приподняла на голове темный парик.

– Ух ты! – восхищенно выдохнул Серапионыч.

– Что поделаешь, – картинно махнул красным рукавом Василий Николаевич, – иногда ради пользы дела приходится идти по скользкому пути нашего приятеля, прокурора Рейкина. А как вы думаете, доктор, что лежит в этой неприметной сумке?

– Судя по ее виду, наверное, картошка, – предположил Серапионыч.

– А вот и не угадали! – радостно захлопала в ладоши Чаликова.

– Девяносто тысяч долларов, – с притворной будничностью сообщил Дубов. – Те, которые мы вернем вашей пациентке.

– Кассировой? – переспросил доктор. – Но откуда вы их взяли?

– Пустяки, – пренебрежительно подернул плечами детектив. – Загнали письмецо Пушкина.

– Александра Сергеича? – еще больше удивился Серапионыч. – Но, черт возьми, откуда?..

– Да-да, Вася, я ведь тоже до сих пор не знаю, где вы его откопали, -поддержала Чаликова докторский запрос. – И насколько оно, извините, подлинное?

– Подлиннее и быть не может, – самодовольно рассмеялся Василий. – Уж об этом мы с Женей позаботились!

– С Женей? – настолько изумился доктор, что едва не откусил кусок чашки.

– Да. Но сначала я позаимствовал из обширной библиотеки своей домохозяйки Софьи Ивановны дореволюционное издание сочинений Пушкина, еще павленковское. Там есть автограф Пушкина – стихотворение, записанное его рукой. Вот с этим-то автографом Женя и работал. Я не очень разбираюсь в компьютерной графике, но знаю, что сперва он сосканировал текст, затем разделил его на буквы и создал новый шрифт – "пушкинский прописной". То есть можно было нажать на соответствующую клавишу, и на экране появлялась соответствующая буква, написанная почерком Пушкина. Конечно, поначалу при таком методе рукопись имела не совсем естественный вид – ведь никто из нас не пишет одну и ту же букву всегда одинаково, не говоря уже о соединении букв и о разных виньетках, коих не чурался и Александр Сергеевич. Так что потом Жене пришлось весьма кропотливо поработать над письмом в режиме рисования. Ну а в конце, когда все было готово, то окончательный вариант "выгнали" на лазерном принтере на ту пожелтевшую бумагу, что осталась в неоконченном дневнике кассировской прабабушки.

– То есть пушкинское письмо – плод компьютерной мистификации, -подытожила Надя. – А как же текст – может, вы и стиль Пушкина подделали при помощи компьютерных программ?

– Здесь тоже имелись свои трудности, – признался Василий. – Стиль Пушкина я имитировал, может, и не особо мастерски, но все же достаточно правдоподобно, а за образцы взял реальные письма Пушкина, в том числе и к другим дамам, каковые опубликованы в том же павленковском издании. Правда, здесь мне пришлось обратиться к нашей писательнице госпоже Заплатиной – она дала несколько дельных советов из области литературной стилистики. Сложнее было с правописанием – особенно с употреблением всяких i с точкой, ятя, фиты и прочих ижиц. Приходилось искать соответствующие слова в текстах. В общем, что получилось, то получилось. Конечно, если бы Петр Петрович показал нашу продукцию настоящему пушкиноведу, то тот сразу определил бы подделку, но у нас в Кислоярске таковые не водятся, а везти ксерокопию на экспертизу в Москву или Питер господа аферисты не рискнули – иначе, гм, оригинал мог бы уплыть мимо них. Петр Петрович и его сообщник-лжебизнесмен прекрасно понимали, что на пушкинских эпистоляриях они заработают много больше, чем на тургеневских, и чтобы их заполучить, готовы были даже расстаться с теми девяносто тысячами, что "зажилили" Кассировой.

– Да, Василий Николаич, – задумчиво отпил Серапионыч пару глотков остывшего чая, – но все же вы, как мне кажется, несколько рисковали. Сколь бы слабо эти жулики не разбирались в литературе, но не могли же они совсем ничего не заподозрить!

– Риск был, – согласился Дубов. – Я даже представляю себе их спор. Один говорил, что дело верное и наваримся еще больше, чем на Кассировой, даже если придется выложить баксы. А другой наверняка сомневался – мол, подозрительно, что в последние дни письма великих писателей просто косяками пошли. И заметьте, друзья мои – Петр Петрович назначил место для совершения сделки именно в "Трех яйцах всмятку". Понятно – он ведь человек Железякина и мог заранее ознакомиться со всеми ходами-переходами ресторана. Наверняка он еще и надеялся, что попутно удастся нас облапошить – взять письмо, а денег не отдать. Потому-то и приглашал нас с Надей в отдельный номер. Но я заранее попросил инспектора Столбового быть начеку, хотя до его вмешательства, слава богу, дело не дошло.

– Что ж, Василий Николаич, поздравляю вас с успешной операцией, -отхлебнул Серапионыч еще глоток чая со скляночной добавкой. – И что вы теперь собираетесь делать?

– Как что? – удивился Дубов. – Вернуть деньги Кассировой. Так что, доктор, если вам не трудно, пригласите ее ко мне в контору ну хотя бы сегодня часов в шесть. А заодно и сами заходите. Только не говорите госпоже Кассировой, зачем я хочу ее видеть, пусть это будет маленький сюрприз. -Василий Николаевич глянул на свои дамские часики. – О, что-то мы тут засиделись. Пора и за дела.

Доктор поспешно допил остатки чая, и все трое покинули зал ресторана.

Ровно в шесть вечера отворилась дверь, и, совсем как несколько дней назад, в сыскной конторе появились Софья Кассирова и Серапионыч. Как и в прошлый раз, доктор поддерживал поэтессу под руку, а лицо госпожи Кассировой выражало египетскую муку.

– Добрый вечер, Василий Николаевич, – голосом умирающего аллигатора произнесла Софья. – Добрый вечер, госпожа... – Эти слова относились к Чаликовой, которая, в отличие от прошлого раза, находилась не в "девичьей", а тут же в конторе, сидя на стульчике у окна.